35
психиатрию изучал, я могу вам все рассказать, что вы со мной можете здесь на экс-
пертизе сделать, и если я вам скажу, что это великое открытие, то вы мне сразу же
запишите бред великих открытий. А ежели я не скажу, что это великое открытие,
то тогда встает вопрос – а за что ж ты заплатил 120 тысяч рублей наличными? По-
этому ни туда, ни сюда я податься не могу”. – “Ну, а как Вы оцениваете значимость
своего открытия?” Я говорю: “Я не могу приписывать его себе, потому что есть масса
ученых, которые высказывают эту же точку зрения, но глубина этого открытия при-
мерно по статусу очень напоминает глубину открытия Лобачевского”. За это они мне
в институте Сербского записали: “сравнивал себя с Лобачевским”.
Меня привезли из Института Сербского назад в Бутырку. В церкви, где я уже бы-
вал, теперь больница. Отношение ко мне какое-то поверхностное, и главный признак:
если тебя признали здоровым, то выдают алюминиевую ложку, а ежели ты признан
ненормальным, то выдают деревянную ложку. Мне вручают деревянную ложку. От-
сюда я понял, что я вышел из Института Сербского дураком. Я ведь был в этом зна-
менитом отделении Даниила Романовича Лунца, где все диссиденты, я же был в этом
самом гнезде. Оно считалось, вроде как отделение Госбезопасности, но как я туда по-
пал, я не знаю. Там я редактировал книгу Г. Крона “Тензорный анализ сетей” – это
тоже анекдот. Я 23 дня голодал в Бутырках... В Сербском тоже голодал. Через пару
дней огляделся, понял, как там устроено, и перестал есть. Меня вызывают: “Ты что,
голодовку объявил?” Я отвечаю: “Слушайте, ребята, за кого вы меня принимаете, я же
10 лет отсидел, ну какая может быть здесь голодовка, тут же сразу на носилки, зонд
в нос, и все дела”. – “А почему вы не кушаете?” Я говорю: “Понимаете, у меня вся жизнь
сложилась так, что я без книжки и без работы не могу”. Я говорю: “Кусок не лезет в
горло”. Так я три дня спокойно не кушал, – ничего. А там, как полагается, был пахан,
ростом такой махонький. Я вышел в туалет и говорю: “Дайте кто-нибудь покурить”.
Конечно, у пахана есть. Он начинает выяснять – кто я, откуда, как попал и, вообще,
всякое разное. Выяснил, что я отсидел 10 лет в Норильске, был в Калларгоне. Каллар-
гон для понимающих очень фундаментальное название. Вот трое суток я не ел, захо-
дим в туалет, он какого-то здорового амбала с собой взял. В туалете окошко есть,
чтобы можно было смотреть, что там делается. Амбал встал к этому окошку, и все
это окошко закрыл. Он меня куда-то заволок, достает из кармана плитку шоколада,
штук пять мандаринов и говорит: “Ты же понимаешь, что я тебя не продам, что ж
ты себя так измордовал, что же ты не кушаешь? Ну-ка съешь сейчас всё – и порядок”.
Короче говоря, я съел плитку шоколада и несколько мандаринов. А этот пахан знал
психиатрию как не каждый психиатр знает. Лет ему было где-то близко около моих,
того же времени. Седой такой, с бородой. Вот он мне рассказывает, что он знает все
дурдома, что у него есть толстая книжка, сколько у него разных болезней, которые
подтверждены экспертизами. По этой причине он либо в дурдоме, либо гуляет. По ва-
гонам обычно шастает.
Возвращение в МГПИ
Январь 1971 – апрель 1972
Выйдя из психиатрической клиники им. Сербского, П. Г. Кузнецов восстанавливает-
ся в МГПИ. Его направляют в Сектор прикладной психолингвистики, а с мая 1971 года
он становится заведующим отделом. В апреле 1972 года Сектор прикладной психолин-
гвистики ликвидируют. В 1971–1972 гг. П. Г. Кузнецов не опубликовал ни одной работы.
Воспоминания
Я рассказывал о таблице LT на семинаре ЛаСУРс в 1970 г. А Виктор Михайлович Ка-
пустян сказал, что он такое читал у какого-то итальянца Я решил у Капустяна вы-
яснить: что это за итальянец и где он читал об этом. Капустян порылся в своей кар-
тотеке и нашел – Бартини “Теория элементарных частиц”, атомиздатовский сбор-
ник, редактор сборника Кирилл Петрович Станюкович. А Кирилл Петрович Станюко-
вич, как и Яков Петрович Терлецкий, не вставал на дыбы, если обсуждается граница
применимости второго начала термодинамики. Они из тех, кого никогда не изберут в
членкоры. Я позвонил Кириллу Петровичу. Он говорит – я не знаю, как там что, но я
его телефон тебе дам. Дал телефон и где-то в марте или феврале 1973 года я позво-
нил. Состоялся разговор, кто чем занимается, я сказал, что у меня есть такое пред-
ставление, что все системы являются системами транспортировки, поговорили с ним
о критериях для транспортных систем. В общем оказалось, что у нас много общих
интересов. А Бартини в это время был Главным конструктором завода в Таганроге.
“Бериевские” машины – это, на самом деле, машины Бартини. А у Бартини на фирме
Камова, московский филиал, своя машина должна была быть, где-то в 1973 году он ее
хотел показать на канале Москва–Волга. В общем, мы с ним начали обсуждать чисто
теоретические вопросы. Оказалось, что Бартини настроен на таблицу LT, которую
он опубликовал в 1965 году в Докладах Академии Наук. Вот так мы с ним повидались.
Во время наших встреч присутствовал Игорь Чутков, журналист, закончивший МАИ.
Он издал книгу “Красные самолеты” про Бартини. Мы, где-то в январе 1974 года, по-