ситуаций напоминает как месопотамо-библейские мифы, так и индийские мифы. Здесь
несомненно сказывается не только типологическая общность, но и генетическое единство
с индийцами, месопотамское влияние и т. д.
Большой интерес представляют примеры из китайской мифологии. Хотя в свое время
высказывались гипотезы об индийских и даже вавилонских (!) истоках китайских мифов,
совершенно очевидна оригинальность основного корпуса китайских мифов, часть
которых до сих пор бытует в устной форме у народностей Южного и Юго-Западного
Китая.
В Китае мы находим те же основные мотивы: первичность воды, хаос, разделение неба и
земли, создание промежуточной зоны с высокими горами или космическим деревом,
связывающим землю и небо, создание мира из тела демиурга, потоп, борьбу с
хтоническими чудовищами - и ту же небесно-солярную характеристику основного
пантеона богов. Специфическая черта китайской мифологии - ее историзация
(эвгемеризация), рассмотрение мифических персонажей (например, легендарного Яо) как
исторических правителей древнейшего периода, а также наличие в изложении мифов
более поздних исторических и бытовых реалий (советники, чиновники, придворные
интриги, дипломатия, система семейных отношений и т. п.). И все это при сохранении
причудливых демонических атрибутов, вплоть до зооморфных, необычайных
превращений (фантастика эта впоследствии поддерживалась даосским влиянием,
противостоящим конфуцианскому рационализму). Если очеловечивание мифических
образов и сюжетов в Греции имеет телесно-эстетическую, а в Индии духовно-этическую
направленность, то в Китае оно проявляется в бытовизации и историзации. При этом в
Китае, так же как в Греции (но в отличие от Египта и Индии), боги далеко не всемогущи,
между ними происходят ссоры и войны. Китайские демиурги совершают деяния,
требующие большого напряжения сил, ремесленного мастерства, неутомимости. Как
отмечает Дж.Томсон, имеется глубокая аналогия между первыми шагами китайской и
греческой философии, едва покинувших почву мифологии.
В китайской мифологии имеется понятие хаоса (хунь-дунь), тождественного мраку.
Существует версия о том, что в хаосе родились Инь и Ян (мужское и женское начала),
создали соответственно небо и землю и определили восемь сторон света (сторонам
соответствуют и времена года). Однако архаичнее, по-видимому, более конкретные
представления о "живом" хаосе или о родившемся в нем демиурге. Хуньдунь иногда
представляется в человекообразной форме, но без глаз, ушей, носа, рта и других
"отверстий", которые безуспешно пытались ему просверлить Шу и Ху - владыки морей
Юга и Севера (ср. представление о несовершенстве первых человеческих существ).
Согласно другой версии, Хуньдунь представляется глухим, слепым и лишенным
внутренностей медведеобразным псом. Его хаотичность, "неупорядоченность" имеют не
только физическое, но и нравственное проявление: пес лает на хорошие существа и
ластится к плохим. Облик пса-медведя для Хуньдуня, по-видимому, заимствован у
демиурга Паньгу, который часто выступает в таком "тотемическом" облике (иногда как
человек с головой пса или полудракон).
Основной китайский космогонический миф повествует о рождении Паньгу в хаосе, где
небо и земля были перемешаны подобно содержимому яйца (намек на космическое
яйцо?). По мере роста Паньгу земля и небо отдалялись друг от друга. Он окончательно
отделил их с помощью топора и долота. При этом сам Паньгу стоит как столб,
подпирающий небо. В еще большей мере, чем индийский Пуруша, он сопоставим с
космическим древом, горами и подпорками неба, которые часто фигурируют в китайских
мифах. Имеется миф, почти идентичный с индийским мифом о Пуруше: после смерти