16
глубинных особенностей и закономерностей взаимодействия
власти и народа в отечественной истории является
стержневой проблемой россиеведения в целом. Как человек
познается реально и полно не в состоянии покоя, а в
ситуации кризиса, так и целые народы, страны, государства
и цивилизации наиболее полно познаются в тяжелые
исторические времена хаоса, потерь и перемен. В
таком
ключе Россия и ценностно-смысловые доминанты ее
исторической судьбы непостижимы вне осмысления
феномена «русской смуты».
Своеобразное «троецентрие» исследовательского
предмета состоявшихся в итоге дискуссий определялось давно
назревшей необходимостью сравнительного анализа трех
крупнейших системных кризисов («смут») в истории России
(начала XVII века, начала XX века и рубежа XX—XXI веков),
которые уже признаны современной историографией
в качестве
«Великих смут» отечественной истории. В качестве Ведущего
«Стола» из Института российской истории РАН был приглашен
известный «смутовед» России, автор знаменитой «Красной
смуты»
1
В. П. Булдаков, который также на протяжении многих
лет подготавливал отечественную социально-научную «почву»
для подобного мероприятия, подчеркивая, что кризисы являются
«естественной формой пространственно-временного
существования России, однако попыток их конкретно-
исторического сопоставления еще не предпринималось. Между
тем, сравнительное изучение периодов нестабильности
российской системы с учетом особенностей массовой психологии
может
сказать о ее природе больше, нежели любая — как всегда
претендующая на универсализм — теория»
2
.
Актуальность темы нашего «круглого стола»
обусловлена очевидной перманентностью «переходных
периодов» российской истории, последний (?) из которых до
сих пор не завершен, и, возможно, вступает сейчас
в решающую стадию. Необходимость адекватного
осмысления и понимания российских кризисов и
оптимальных путей их преодоления/предотвращения
выступает сегодня одним из главных вызовов для
интеллектуального класса России,
от ответа на который
зависит, будет ли у нее «завтра».