Маор И. Сионистское движение в России
Подождите немного. Документ загружается.
Герцль попросил слова, и оно ему было предоставлено. Он сообщил
собравшимся подробности своей политической деятельности и
переговоров, которые он провел, прежде чем решил вынести на конгресс
предложение английского правительства об Уганде. Он призывал
собравшихся вернуться на конгресс, ибо они ошибаются, если полагают,
что он нарушил Базельскую программу.
{190} К утру между президентом и представителями оппозиции было
достигнуто соглашение, и голосовавшие против Уганды вернулись на
конгресс. Шмарьяху Левин от имени оппозиции сделал следующее
заявление:
"Я должен пояснить, что уход меньшинства из зала после
голосования не имел никакой демонстративной цели, а явился
спонтанным следствием глубокого душевного потрясения из-за
резолюции, которая противоречит основам Базельской программы".
На этом Герцль прервал оратора и заметил, что его слова не
соответствуют предварительному тексту, представленному президенту, и
что он "не может допустить заявления, будто конгресс отклонился от
Базельской программы, поскольку резолюция была принята
большинством голосов. И если большинство в 295 делегатов
постановило, что резолюция не противоречит Базельской программе,
меньшинство не может утверждать, что тут есть противоречие".
Шмарьяху Левин продолжал далее чтение дополнительных
предложений оппозиции, и руководство согласилось их принять:
а) запрещается финансировать африканскую экспедицию из фонда
членских взносов (решение запретить ее финансирование из средств
Колониального банка и Национального фонда было принято уже ранее);
б) отчет экспедиции должен быть представлен Большому исполкому
до того, как будет созван конгресс для принятия окончательного решения
по этому вопросу.
Два последних дня конгресса прошли в спокойном обсуждении
остальных пунктов программы его работы, хотя все еще чувствовалось
напряжение, вызванное угандийским вопросом. В соответствии с
резолюцией конгресса была избрана комиссия по Восточной Африке.
Хаим Вейцман согласился войти в комиссию, несмотря на то, что
принадлежал к противникам "Уганды". Избрали также комиссию по
изучению Эрец-Исраэль, утвердив для нее постоянный бюджет.
Герцль снова стал президентом Сионистской организации, но на сей
раз три делегата проголосовали против его {191} кандидатуры — случай
небывалый: до сих пор на всех конгрессах его избирали единогласно.
Следует отметить, что именно Шестой конгресс, вошедший в
историю сионизма под названием "Угандийского", постановил по итогам
доклада Оппенгеймера о поселении основать комиссию по изучению
Эрец-Исраэль и условий развертывания в ней поселенческой
деятельности. Возможно, это был примирительный жест по отношению к
оппозиционерам, но, так или иначе, он стал практическим шагом в
направлении строительства Страны, даже и без всякого "чартера"...
Приняли также изменение в организационном уставе, согласно которому
один делегат на конгресс избирался от каждых двухсот платящих
членские взносы, а не от каждых ста, как ранее.
В своем заключительном слове — ставшем его последней речью на
последнем конгрессе с его участием — Герцль сказал, что конгресс был
трудным, но великим. Великим не только по количеству делегатов,
равного которому не знали предыдущие конгрессы, но и по характеру
работы. Упоминая о бушевавших тут яростных и тяжких спорах, Герцль
заметил: "Мы убедились, что на сионистов можно полагаться и что верен
афоризм, гласящий, что опереться можно лишь на предмет, оказывающий
сопротивление".
Дабы рассеять опасения, возникшие у значительной части делегатов
в результате полемики об Уганде, Герцль счел необходимым успокоить
их и произнес традиционную клятву: "Если забуду тебя, Иерусалим,
пусть отсохнет моя десница!" И поднял правую руку в подтверждение
этих слов. Тем не менее конгресс завершился в напряженной атмосфере.
5. Смерть Герцля
3 мая 1904 года газета "Ди Вельт" опубликовала короткое извещение:
"По настоянию врача д-р Герцль уходит в продолжительный отпуск и в
течение этого {192} времени свои обязанности исполнять не будет.
Просьба не обращаться к д-ру Герцлю письменно, а по всем вопросам —
в Исполнительный комитет".
Состояние Герцля со дня на день ухудшалось, и все попытки врачей
спасти его оказались бесплодными. Герцль скончался 3 июля 1904 года в
возрасте сорока четырех лет. Хотя в сионистском движении было
известно, что у Герцля не все благополучно со здоровьем, однако только
близкие друзья знали, насколько его состояние серьезно. Поэтому весть о
его смерти обрушилась, как гром среди ясного неба. Когда
распространилось известие, что вождя сионизма не стало, скорбь и мрак
опустились на еврейскую улицу в России. Массы людей собирались в
синагогах, участвовали в траурных митингах, и печать, даже
антисионистская, посвятила оценке личности и подвига покойного лидера
многочисленные статьи.
Вышедший после смерти Герцля июльский (по новому стилю) номер
ежемесячника "Еврейская жизнь" открывался некрологом, написанным
Ю. Бруцкусом.
"Умер величайший и преданнейший сын еврейского народа, — писал
Бруцкус, — погиб безвременно, в расцвете жизни и разгаре работы.
Чуткое сердце его захотело объять все еврейское горе, залить его своею
кровью; оно долго и славно боролось, но теперь не выдержало и
разбилось — герой погиб на полпути. ...
Велико несчастье еврейского народа. Мы притерпелись уже к
бедствиям. Наши слезы иссякли, голос подавлен от мук. И мы встретили
тяжелую весть не воплями и слезами, а грустным молчанием. Печаль
наша слишком велика, чтобы вылиться в словах, удар слишком силен,
чтобы оценить его. Еще одну горькую чашу страдания пришлось нам
испить. Несчастлив тот герой, который не увидел обетованной цели,
несчастлив тот народ, который на полпути теряет своего вождя. Но он
умер с верою в усталом сердце и словами любви к Сиону на устах. Он
завещал нам идти все вперед и нести его наследие по указанному пути к
великой цели. Его сердце разбилось, но дело его живо...".
{193} Большую статью о Герцле поместил в том же номере журнала
Жаботинский. "... Когда будет подведен итог его подвига, книжники
наши должны будут устроить большой пересмотр учению о том, что не
личности делают историю.
Да, творит историю стоногая Причина и стихийное желание масс; но с
мучительной медленностью ползет эта история, если не впряжется в ее
колесницу гениальный человек, сердце которого чутко собрало и
отразило неуловимые потребности толпы и нашло то слово, которое
нужно для их выражения. Так маховое колесо в машине: правда, не оно
дает машине движение — напротив, оно само приводится в движение
машиной; но с ним машина работает легче и скорее — Маховое колесо
истории — сердце гения-вождя". В заключение Жаботинский предлагал
увековечить память Герцля основанием фонда для развития сети
еврейских национальных школ в Эрец-Исраэль.
Членов писал в "Сионе и Африке", что покойный вождь целиком
отдал себя движению. Он отдал ему все силы, все время, все свои
денежные средства, свой мозг и сердце — и движение словно
воплотилось в его личности. Такое слияние имело важные и
положительные стороны, особенно в начальном периоде, когда нужно
было находить новые формы и создавать новые учреждения. Даже в
разгар полемики об Уганде на Шестом конгрессе, где большинство
российских делегатов испытывали глубокое недовольство Герцлем, а
некоторые даже обрушились на него с обидными и резкими выпадами,
они не переставали его любить и почитать. Вот как описывает тот же
Членов появление Герцля на собрании противников угандийского
предложения, после того как они ушли с конгресса:
"Одно видели мы все перед собой: глубоко, сильно страдающего
любимого человека. Все пути к отступлению отрезал он, все корабли сжег
в тот момент, когда геройски ринулся в бой, за свой народ. И впервые ему
здесь, в среде своих, приходится поставить себе вопрос: понимают ли его,
ценят ли его труды?"
{194} Может быть, наиболее сильным выражением любви к покойному
вождю явилось стихотворение Жаботинского "Надгробное слово"
("Хеспед") :
И он угас, как древле Моисей,
На берегу земли обетованной;
Он не довел до родины желанной
Ее вдали тоскующих детей;
Он сжег себя, и жизнь отдал святыне,
И "не забыл тебя, Иерусалим", —
Но не дошел и пал еще в пустыне,
И в лучший день родимой Палестине
Мы только прах трибуна предадим...
Пусть мы сгнием под муками ярма,
И вихрь умчит клочки священной Торы;
Пусть сыновья уйдут в ночные воры,
И дочери в позорные дома,
И в мерзости наставниками людям
Да станем мы в тот черный день и час,
Когда тебя и песнь твою забудем
И посрамим погибшего за нас...
Спи, наш орел, наш царственный трибун.
Настанет день — услышишь гул похода,
И скрип телег, и гром шагов народа,
И шум знамен, и звон веселых струн;
И в этот день от Дана до Баршевы
Благословит спасителя народ,
И запоют свободные напевы
И поведут в Сионе наши девы
Перед твоей гробницей хоровод...
{195}
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СИОНИЗМ В ПЕРИОД ПОСЛЕ СМЕРТИ ГЕРЦЛЯ
И ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Глава двенадцатая
ЕВРЕЙСТВО РОССИИ МЕЖДУ ШЕСТЫМ И СЕДЬМЫМ
КОНГРЕССОМ
1. Погром в Гомеле
Над Шестым конгрессом витала тень Кишиневского погрома,
сыгравшего немаловажную роль в возникновении Угандийского кризиса.
Но прошло немного времени и выяснилось, что погром в Кишиневе —
отнюдь не изолированное событие, а лишь начало нового периода
массовых бесчинств, когда погром стал, по выражению Дубнова,
"постоянным государственным институтом" Российской империи.
Спустя две недели после Шестого конгресса (сентябрь 1903 г.)
погром произошел в Гомеле (Могилевская губерния). Бесчинства
начались после стычки евреев с крестьянами, приехавшими в город за
покупками. Один из крестьян пытался силой забрать бочку селедок по
более низкой цене, чем требовал лавочник. Крестьянина вытолкали; тогда
его единоверцы набросились на евреев. Последовала драка и один из
христиан был убит. Через два дня собрались огромные толпы мстить
евреям за убитого. Драка, таким образом, послужила поводом для
расправы, которая была {196} весьма наруку властям, так как в Гомеле
активно работали организации революционеров.
Застрельщиками погрома были железнодорожники, к которым
присоединились чернорабочие и всякий сброд. Приложили руку и люди
из "общества" — попы, торговцы, учителя и студенты, науськивавшие и
подбадривавшие громил. Последние действовали на глазах у полиции и
войск, при их полном одобрении и поддержке. Но на сей раз
кишиневский позор не повторился: в Гомеле выступила еврейская
самооборона, организованная из боевых отрядов Бунда и Поалей Цион,
которые дали громилам яростный отпор.
Отрядами Поалей Цион командовал Иехезкель Ханкин, впоследствии
ставший одним из основателей организации Хашомер (Гашомер) в
Палестине. Количество жертв среди евреев оказалось значительно
меньше, чем во время Кишиневского погрома, и куда больше, чем в
Кишиневе, оказалось убитых и раненых на стороне погромщиков, хотя
солдаты стреляли в участников самообороны и кололи их штыками.
Самооборона не только защитила евреев — в еще большей степени она
реабилитировала честь еврейского народа и укрепила его достоинство как
в его собственных глазах, так и в глазах христиан. Выступление
самообороны и подвиг ее участников засвидетельствовали на деле, что
отныне никому не удастся проливать еврейскую кровь безответно и
безнаказанно. Это почувствовали все, — и еврейское население, и
русское, и власти.
Однако теперь русская общественность уже не испытала того шока, в
который полгода тому назад ее вверг Кишиневский погром. Похоже было
на то, что уже начали привыкать к погромам, как к "постоянному
государственному институту". Либеральная русская печать на погром в
Гомеле почти не реагировала; зато шум подняли крупнейшие
реакционные, антисемитские газеты, крича, что волнения в Гомеле в еще
большей степени, нежели кишиневские события, доказали, что
виновниками этих происшествий являются сами евреи.
{197} Причем эта версия получила распространение не только в
антисемитской прессе.
Русское правительство не простило евреям организации
самообороны и ее мужественного выступления. Оно решило
инсценировать суд в подтверждение своей версии, согласно которой
никакого погрома не было, а было нападение евреев на христиан. С этой
целью были отданы под суд шестьдесят человек, среди них большинство
евреев. Все понимали, что на скамью подсудимых посажены не
зачинщики и участники погрома, а еврейская самооборона. Для
фальсификации материалов предварительному следствию потребовался
целый год; слушание дела началось лишь в октябре 1904 г. и закончилось
в январе 1905 г. Весь процесс принял форму обвинительного акта против
евреев, вызвавших "русский погром"; не только представители
погромщиков, но и сам председатель суда Иван Котляревский так
обращался с обвиняемыми-евреями и их адвокатами, что последние были
вынуждены в знак протеста (и с согласия их подзащитных) покинуть зал
судебных заседаний. Адвокаты не вернулись в суд, и он продолжался в
отсутствие защиты.
Прокурор утверждал, что в Гомеле вовсе не было погрома: евреи,
озлобленные кишиневскими событиями, организовались в "самооборону"
ради мести, вооружились и выжидали только удобного случая для
нападения. И вот в Гомеле им подвернулась драка на базаре из-за бочки
селедок, и они напали на христиан, дабы отомстить таким образом за
события в Кишиневе. Правда, по доброте своей, прокурор был согласен,
чтобы обвиняемым смягчили приговор, так как "идея организовать
самооборону исходит, разумеется, не от обвиняемых, а от более
авторитетных представителей еврейства".
Таким образом, гомельский процесс официально, хотя и в кривом
зеркале, засвидетельствовал становление еврейской самообороны тотчас
же после погрома в Кишиневе. Цель властей была достаточно ясна и
{198} прозрачна: ликвидировать еврейскую самозащиту в зачатке и
нагнать на евреев страх на будущее.
В итоге процесса одних обвиняемых оправдали, других приговорили
к незначительным срокам заключения — от десяти дней до полугода.
Большинство осужденных были евреи, большинство оправданных —
христиане. Однако сам факт, что суд не счел возможным подвергнуть
участников самообороны более строгому наказанию, даже вопреки
фальсифицированному материалу, который власти сфабриковали и
представили на процесс, — сам этот факт явился пощечиной
"победителям". Хотя в нравственном смысле на скамье подсудимых
оказались не участники самообороны и даже не погромщики, а царское
правительство в лице своего судебно-административного аппарата,
председатель суда Котляревский после процесса получил орден. Это
известие подавалось без комментариев, которые, и в самом деле, были
совершенно излишни.
Еврейская община в Гомеле поставила на могиле убитых участников
самообороны памятник с эпитафией, сочиненной известным
общественным деятелем и сионистом, тоже гомельцем, писателем
Мордехаем Бен-Хиллелем Хакоэном.
Эпитафия в стиле псалма иносказательно намекала на погром и
отпор, оказанный самообороной. Местные власти делали все, чтобы
помешать установке памятника, но гомельской общине удалось, в конце
концов, обойти все препятствия, по поводу чего автор эпитафии пишет:
"Тут нам тоже пришлось очень долго мыкаться и обивать пороги
полиции, которая злонамеренно отнеслась и к установке памятника".
Если во времена Александра III правительство еще маскировало свои
истинные намерения, утверждая, что антиеврейские бесчинства есть
следствие экономической эксплуатации евреями русского народа, то
правительство Николая II уже прямо заявляло, что погромы — это ответ
на революционную деятельность евреев: дескать, еврейская молодежь
подстрекает против правительства, активно участвует в революционном
{199} движении, и русский народ этого не потерпит.
В погромах виновны, таким образом, сами евреи, и если они хотят
избежать расправ, пускай обуздывают свою молодежь. В таком духе
выступил могилевский губернатор, приехавший в Гомель после погрома
и пригласивший представителей еврейской общины выслушать его
наставления. Нет сомнений, что губернатор при этом черпал свое
вдохновение из более высокого источника, так как те же самые слова
сказал и Плеве вызванной к нему делегации еврейских старейшин.
Гомельский погром имеет прямую связь с историей нового ишува в
Палестине: гомельская группа, состоявшая из участников самообороны,
принадлежавших к кругам Поалей Цион, в 1904 году открыла Вторую
алию в Эрец-Исраэль.
2. Евреи в годы русско-японской войны
Зимою 1904 года разразилась русско-японская война. В июле того же
года министр внутренних дел Плеве был убит эсером Игорем Сазоновым
и портфель министра получил князь Святополк-Мирский, известный
своими либеральными взглядами. Но и он не был свободен от
предрассудков в отношении евреев. В беседе с корреспондентами одной
французской газеты, отвечая на вопрос о своем отношении к евреям,
министр сказал: "Я евреям не враг; но если бы мы предоставили им
полную свободу, как нашим православным гражданам, евреи очень
быстро приобрели бы слишком большой вес. Во всяком случае, я решил
относиться к евреям со всей возможной симпатией и улучшить
положение самых нуждающихся из них. Добротою и щедростью можно
много добиться".
Издававшийся на русском языке еврейский еженедельник "Восход"
выразил надежду, что новый министр приложит усилия для улучшения
положения евреев. Но надежды не сбылись — вполне возможно, что не
из-за злой воли самого министра. В конце лета {200} 1904 года
антиеврейские бесчинства вспыхнули в местечке Смела, Киевской
губернии и в Ровно, на Волыни. Журнал "Восход" по этому поводу писал:
"Опять погромы. Опять озверелая толпа крестьян и рабочих,
полуинтеллигентов и интеллигентов глумится над евреями. Опять с
криками "бей жидов" разгромляются сотни еврейских домов и лавок,
расхищается еврейское добро, и сотни еврейских семейств пускаются по
миру".
Вслед за двумя этими погромами прокатилась волна бесчинств,
творимых мобилизованными в армию. Перед уходом на фронт они
избивали и грабили еврейское население, вымещая свою злобу на
жителях-евреях, у которых родные и близкие тоже тысячами сражались
на фронте. Власти смотрели на это сквозь пальцы, дабы не раздражать
"защитников отечества", и погромщики орудовали почти безнаказанно.
Буйства мобилизованных происходили в Александрии, Херсонской
губернии, в Могилеве на Днепре и в целом ряде городов и местечек
Витебской и Могилевской губерний. Еврейская общественность не
питала подозрений к Святополк-Мирскому и не относила погромы на его
счет.
Полагали, что он бессилен совладать с бесчинствами,
поддерживаемыми в общественном порядке антисемитскими газетами и
реакционными кругами. Уже в самом начале войны антисемитская печать
развернула разнузданную кампанию против евреев, указывая на них как
на главных виновников национального бедствия, постигшего Россию.
Особенно изощрялась черносотенная газета "Новое время",
доказывавшая, что евреи, будучи выходцами из Азии, состоят в расовом
родстве с японцами, врагами России. Русско-японскую войну на Россию
навлекли евреи, пытаясь таким образом отомстить за Кишиневский
погром. Как они этого добились? А очень просто — подстрекательством
против России в тех странах, где печать и биржа находятся в их руках: в
Англии и в Америке. Япония, несомненно, не дерзнула бы воевать с
Россией, если бы не гарантии, полученные ею от Англии и {201}
Америки. И все это — дело рук еврейских эмигрантов, выходцев из
России. Они сколачивают коалицию великих держав против России,
устраивают врагу займы, преподносят в дар японскому императору
военный корабль, продают Японии коней, а харбинские евреи возносят
публичные молитвы за победу японского оружия над Россией.
Весь этот бред и ему подобные выдумки антисемитская газета
преподносила своим читателям в то время, когда на фронтах сражались за
Россию около 30 тысяч еврейских солдат. Еврейский публицист Шими
(М. Трибус) писал в журнале "Восход", что в Манчжурии обильно льется
еврейская кровь во славу и во имя процветания России, а в самой России
еврей, как и прежде, скован по рукам и ногам бесчисленными
ограничениями и преследуется как враг отчизны.
Число еврейских солдат, сражавшихся на фронтах русско-японской
войны, значительно превосходило численное соотношение между
евреями и другими нациями, населявшими Россию. Доказано
документально, что даже в мирное время число евреев-новобранцев было
куда выше этой пропорции.
Так, например, в официальных отчетах Министерства внутренних
дел о воинской повинности за 1903 год указывалось, что новобранцы-
евреи составляли более 5% всех призванных на военную службу, в то
время как по данным всеобщей переписи русские евреи составляли лишь
4,13% всего населения. В сибирских же полках, которые первыми
вступили в бой с японцами, процент евреев был еще выше, ввиду того
что, согласно инструкциям того времени, еврейские новобранцы из
западных губерний направлялись обычно для прохождения службы в
Сибирь. Все это не мешало антисемитской печати обвинять евреев в том,
что они уклоняются от военной службы, и черносотенные газеты
беспрерывно подстрекали против евреев и натравливали на них
мобилизованных.
Но если перемен в положении евреев не наступило, то совершилась
заметная перемена в их сознании, {202} научившая их ценить свое
человеческое и национальное достоинство; теперь они были готовы
защищать эти ценности даже самой дорогой ценой. И нет никаких
сомнений, что эта фундаментальная внутренняя метаморфоза произошла
в большой степени под влиянием воспитательной работы сионистов. Это
признавала даже еврейская печать несионистского направления.
Мужественное выступление еврейской самообороны в Гомеле еще
больше укрепило в молодых евреях чувство человеческого и
национального достоинства, они уже более не собирались склонять
голову перед каждым хамом-антисемитом и безропотно глотать
оскорбления. Сионистский еженедельник "Хроника еврейской жизни"
сообщает, что в Двинске, городе с многочисленным еврейским
населением, 60 девочек-евреек ушли из русской школы в знак протеста
против антисемитской выходки преподавателя по отношению к одной из
учениц. И это лишь один из множества примеров той перемены, которая
совершилась в национальном самосознании российского еврейства и, в
особенности, его молодого поколения.
3. Еврейская самооборона и участие в ней сионистов
Как уже упоминалось, призыв к самообороне прозвучал в среде
еврейства России сразу же после Кишиневского погрома, в апреле 1903
года. Однако первая попытка самозащиты была предпринята еще на
Пасху 1901 года в Екатеринославе местным союзом Поалей Цион.
Бер Борохов рассказывает, что у самообороны в Екатеринославе
произошли стычки с хулиганами, которых она обратила в бегство без
вмешательства полиции. Таким образом, первая группа еврейской
самообороны в России в 20 веке возникла на базе союза Поалей Цион за
два с половиной года до выступления самообороны в Гомеле.
Лео Моцкин, издавший два тома сочинений {203} (на немецком
языке) о еврейских погромах в России, приводит подробности
зарождения организации самообороны и разного отношения к ее идее со
стороны сионистов и антисионистского Бунда. Позиция Бунда была
поначалу отрицательной: он считал необходимым прежде всего упрочить
свою партию и укрепить ее во имя революционной борьбы с
самодержавием, допускающим еврейские погромы. Организация же
еврейских отрядов самообороны была, с точки зрения Бунда,
мелкобуржуазной затеей, способной привести к затуманиванию
классового сознания и ослаблению классовой борьбы.
Только через некоторое время Бунд отошел от этой позиции и создал
группы из числа членов партии, под своим партийным флагом.
Совершенно иным было отношение к этому вопросу сионистских
кругов. Многие из сионистских руководителей незамедлительно
выдвинули лозунг о необходимости национальной самообороны,
апеллируя при этом к развитому национальному чувству евреев как в
среде сионистов, так и в рядах их противников из еврейской
общественности. Благодаря почти одной только сионистской инициативе
возникли — сразу же после Кишиневского погрома и несколько позднее
— организации еврейской самообороны в таких крупных центрах, как
Киев, Одесса, Екатеринослав, Ростов, Елизаветград, Николаев, Минск,
Варшава и др. В некоторых местах, например, в Киеве, Одессе, а потом и
в Варшаве, были попытки организовать самооборону целого округа.
Существовала даже идея создать одну общую, всероссийскую
организацию еврейской самообороны.
Правда, достигнуть более широких целей не удалось из—за
печальной еврейской действительности в России. Однако идея
самообороны проникла даже в такие места и такие общественные круги,
которые были далеки от всякой политики. Так возникали в разных местах
все новые отряды самообороны. Каждый погром служил побуждающим
стимулом, а мужество, проявленное защитниками, укрепляло стремление
своими {204} силами положить конец бесчинствам. Исследование,
проведенное в пострадавших от погрома местностях, показало, что более
чем в половине случаев были сформированы отряды самообороны,
большие и малые.
Поначалу в такие формирования входило относительно большое
число участников. Так, например, в Киеве организация самообороны
насчитывала около 1500 человек, в Кишиневе — 1000, а в Одессе еще
больше. Однако из-за нехватки оружия и боеприпасов всех людей нельзя
было использовать. Да и не было нужды в столь многочисленных
отрядах. Опыт показал, что даже в большом городе 200-300 хорошо
вооруженных участников самообороны было совершенно достаточно,
чтобы ликвидировать в зародыше любую попытку устроить погром. В
городах поменьше хватало и нескольких десятков человек. Все это,
разумеется, при условии, что войска и полиция не выступали на стороне
громил, храня, по крайней мере, нейтралитет.
Отряды сталкивались с многочисленными трудностями при
добывании оружия. Участники самообороны принадлежали, в основном,
к трудящимся слоям населения и среднему классу, то есть не имели
достаточных материальных средств, в то время как зажиточные евреи в
подавляющем большинстве относились к самообороне неодобрительно,
считая ее авантюрной и бесперспективной затеей. Они предпочитали
полагаться на защиту местных властей, которые можно было подкупить.
Кроме того, зажиточные евреи боялись, как бы их деньги, попав в руки
участников самообороны, не пошли на революционную работу. Что
касается властей, то они следили за самообороной во все глаза,
устраивали налеты и обыски, конфискуя и то незначительное количество
оружия, которое с таким трудом удавалось раздобыть. Неизбежным
следствием всего этого было сокращение роста и эффективности
еврейской самообороны.
Важная роль выпала на долю оборонных формирований в период
между Кишиневским погромом и "погромами революции",
прокатившимися по местностям {205} с еврейским населением в октябре
1905 года, в дни Первой русской революции. Там, где полиция и войска
не выступали на стороне громил, самооборона действовала успешно.
В Палестину идею самообороны принесли с собой зачинатели
Второй алии, прибывшие в Страну в дни праздника Хануки в 1904 году.
То были гомельцы, которые уехали организованной группой (13-14
человек) вскоре после погрома, разразившегося в их городе в сентябре
1903 года. Они принесли с собой не только идею, но и первый
практический опыт защиты от внешнего врага собственными силами.
Гомельцы принадлежали к минскому течению Поалей Цион. Они не
верили в пользу политической борьбы в диаспоре, но, вместе с тем,
активно участвовали в организации групп обороны и в борьбе против
погромщиков в Гомеле, так как сражались за еврейское достоинство.
Гомельские отряды самообороны, укомплектованные членами Поалей
Цион, носили символическое наименование Гиборей Цион (Герои
Сиона). Таким образом, еще в диаспоре гомельцы, выступив на защиту
своих братьев и чести своего народа, начертали на своем знамени Сион.
Во главе группы из Гомеля стоял Иехезкель Ханкин. Он был
центральной фигурой в гомельском отряде самообороны во время
погрома, а позднее явился одним из основателей союзов Бар-Гиора (Имя
одного из вождей восстания евреев против римского владычества. Из организации Бар-
Гиора позднее развился Хашомер.) и Хашомер в Эрец-Исраэль.
Вскоре после приезда в Страну гомельской группы (1904) сюда
прибыли братья Шохат, Элиэзер и Исраэль, активисты самообороны в
Гродно. Исраэль Шохат выступил с идеей создания Хашомера и был
одним из его основателей. В истории самозащиты в {206} Эрец-Исраэль
важнейшую роль сыграл принесенный Второй алией опыт русской
революции и еврейской самообороны в России. Бесспорно, что и без
этого с течением времени проявилась бы отвага евреев в Эрец-Исраэль,
но кто знает, как долго пришлось бы этого ждать, если б не чудесная
метаморфоза, произошедшая с молодежью крупнейшего скопления
еврейства в диаспоре — в черте еврейской оседлости России — в начале
20 века. Молодежь эта побывала в горниле русского переворота и
погромов, и в ней пробудились дремавшие веками силы. Горстка этой
молодежи достигла берегов Эрец-Исраэль и вновь зажгла в ней пламя
еврейской доблести.
4. Погром в Житомире и доблесть участников самообороны
Однако и власти извлекли урок из факта появления еврейской
самообороны и ее действий и поэтому вскоре переменили тактику: войска
перестали "запаздывать", и погромщики чувствовали себя уверенно,
освободившись от страха перед самообороной. Так поступили власти во
время кровопролитного погрома в Житомире, главном городе Волыни, —
вскоре после мелитопольского погрома, на Пасху 1905 года.
Это была заранее запрограммированная и хорошо подготовленная
местными властями акция по образцу Кишинева и Гомеля, призванная
сыграть роль политического средства против революционеров. Она
явилась своего рода генеральной репетицией перед волной погромов,
обрушившихся на евреев в сотнях городов и местечек России через
полгода — в октябре 1905 года, в дни Первой русской революции.
Поскольку среди местных социалистов самой активной была
еврейская молодежь, черносотенцы решили дать евреям урок.
Они пустили по городу слух, будто евреи упражняются за городом в
стрельбе, пользуясь в качестве мишени портретом императора, и