чувство вины перед ним, чувство 600-летней давности, а также много других стрессов,
связанных с ним. Сама я не люблю предаваться жалости и не хочу, чтобы кто-нибудь
жалел меня. Поэтому я считала, что никого не жалею. Напомню, что отрицание
всегда ошибочно. Кто говорит, что данного стресса у него нет, у того данный стресс
подавлен до состояния нечувствительности.
Мне казалось, что к соседу я отношусь без жалости, ибо ни разу не испытывала ее за
все то время, что помогала ему разобраться в проблемах со здоровьем, связанных
исключительно с материальными вопросами. Как-то вечером приходит домой мой муж и
сообщает, что сосед лишился работы. Я разом обмякла, поскольку, зная его стрессы,
этого следовало ожидать. Хоть я его и вразумляла, он не удосужился поработать над
собой в достаточной мере и стал жертвой собственной излишней прямолинейности. В
тот миг я не почувствовала к нему никакой жалости, а лишь раздражение. «Почему ты
мне не поверил? Почему не занимался своими стрессами?» — промелькнуло у меня в
голове.
Утром я вышла на улицу, и первым, с кем столкнулась, был сосед. Человек, которому
всегда море было по колено и с лица которого не сходила улыбка, был подавлен. В
лице ни кровинки, нос распух от насморка. Он был в таком отчаянии, что и не старался
скрыть обиды. Я сказала: «Тебя сильно обидели».— «Точно»,— ответил он с тяжким
вздохом столетнего старца и безнадежно махнул рукой. «Как знать, может, нет худа
без добра», — произнесла я, надеясь его приободрить, но это мне не удалось.
Смертельно серьезный человек не понимал шуток, а смертельно серьезными временами
бываем все мы.
Внезапно я явственно ощутила такую всепоглощающую жалость, что можно было
сказать, что я — сама жалость. В тот же миг я ощутила всеми чувствами — зрением,
слухом, обонянием и едва ли не осязанием, — как в мое сердце, точно скорый поезд,
влетающий в туннель, ворвалось все то, что терзает его душу. Бац — и готово. Я
ощутила это как физический толчок. Услышала звуки, которыми сопровождается
подобное несчастье. Почуяла запах металла и железной дороги. В ту же минуту я
поняла, что вобрала в себя болезнь соседа. Поняла, но не поверила.
Спустя три часа мне стало совсем худо, и я ушла с работы домой, чтобы отлежаться и
поразмыслить над случившимся. Меня знобило, болела голова, из носа текло в три
ручья. Общее плохое самочувствие говорило о том, что в сегодняшнем
происшествии я чувствую себя неуверенно. Иными словами, во мне есть некая
часть, которая мною не познана и которую нужно познать. Перед входом в дом я вновь
встретилась с соседом. Глаза его искрились, и хвори как не бывало. Я не стала ничего