устранение этого различия из мира посредством бесконечного процесса. При этом либо находится
мнимое решение вопроса, либо отображение вновь возникает в модифицированной форме
179
.
Именно тот пункт, в котором для исторического мышления обнаруживается согласование мышления и
бытия, состоящее как раз в том, что оба они -непосредственно, но сугубо непосредственно - имеют
вещественно застывшую структуру, принуждает недиалектическое мышление к таким неразрешимым
постановкам вопросов. Из косного противостояния мышления и (эмпирического) бытия следует, с
одной стороны, что они не могут находиться друг к другу в отношениях отображения, а с другой, — что
критерий правильного мышления можно искать только на пути отображения. Покуда человек ведет
себя созерцательно-контемплятивно, его отношение как к своему собственному мышлению, так и к
окружающим его эмпирическим предметам, может быть лишь непосредственным отношением. Он
воспринимает их в продуцированной исторической действительностью готовой косности. И так как он
желает лишь познать, а не изменить мир, он вынужден принимать в качестве непреоборимых как
эмпирическо-материальную неподвижность бытия, так и логическую неподвижность понятий. А его
мифологические постановки вопросов направлены не на выяснение того, на какой почве возникла
неподвижность обоих этих фундаментальных данностей, какие реальные моменты кроются в них самих,
которые работают в направлении преодоления этой неподвижности, а лишь на то, каким образом
неизменная сущность этих данностей как нечто неизменное тем не менее может быть собрана воедино
и объяснена как таковая.
Решение, которое предлагает Маркс в своих «Тезисах о Фейербахе», состоит в переводе философии в
плоскость практики (ins Praktische). Этот практический момент, как мы видели, имеет своей
объективной структурной предпосылкой и оборотной стороной концепцию действительности как
«комплекса процессов»; концепцию, в соответствии с которой тенденции развития истории
представляют в сравнении с косными, вещественными фактичностями эмпирии некую из нее
проистекающую, отнюдь не потустороннюю, но все-таки более высокую, истинную действительность.
Применительно к теории отображения это означает, что мышление, сознание на самом деле должно
ориентироваться на действительность, что критерий истины заключается в метком попадании в
действительность. Но эта действительность отнюдь не тождественна с эмпирическо-фактическим
бытием. Эта действительность не есть, она становится. Подобное становление нужно понимать в
двояком смысле. С одной стороны, в том смысле, что в таком становлении, в такой тенденции, в таком
процессе раскрывается истинная сущность предмета. В том числе это означает, если вспомнить
вышеприведенные примеры, которых можно взять сколько угодно, что это превращение вещей в
процессы конкретно ведет к решению всех конкретных, проблем, которые поставили перед
мышлением парадоксы сущей •вещи. Познание невозможности дважды войти в одну и ту же реку есть
лишь резкое выражение непреодолимой противоположности между понятием и действительностью, оно
не привносит ничего конкретного в познание реки. Напротив, познание того, что капитал как процесс
может быть лишь накопленным или, лучше сказать, накопляющимся капиталом, знаменует собой
конкретное и позитивное решение множества конкретных и позитивных, содержательных и
методологических проблем капитала. Следовательно, только тогда, когда преодолевается -
методологический - дуализм философии и частных наук, методологии и фактуального познания, может
быть высвобожден путь к мыслительному снятию дуализма мышления и бытия. На неуспех обречена
любая попытка, как это случилось, несмотря на многообразные противоположные устремления, с
Гегелем, - диалектически преодолеть дуализм в очищенном от конкретного отношения к бытию
мышлении, в логике. Ибо всякая чистая логика есть платонизм: это отрешенное от бытия и застывшее в
этой отрешенности мышление. Лишь когда мышление выступает как форма действительности, как
момент совокупного процесса, оно способно преодолеть свою собственную неподвижность, приобрести
характер процесса
180
. С другой стороны, становление одновременно является опосредствованием между
прошлым и будущим. Но - опосредствованием между конкретным, т.е. историческим прошлым и столь
же конкретным, т.е. историческим будущим. Конкретные «Здесь» и «Теперь», на которые распадается
процесс, больше не являются мимолетным, непостижимым мгновением, прошмыгивающей
непосредственностью
181
, а суть момент глубочайшего и разветвленнейшего опосредствования, момент
решения, момент рождения нового. Пока человек - созерцательно и контемплятивно - направляет свой
интерес на прошлое или будущее, они превращаются в застывшее, чуждое бытие, и между субъектом и
объектом разверзается непреодолимое «вредное пространство» современности. И только если человек
оказывается в состоянии постичь современность как становление, познавая в ней те тенденции, исходя