«автоматами для повторения», который воспроизводят одно за другим привычные стереотипные действия в
течение многих десятилетий.
Ориентируясь на принятое в конкретной культуре стереотипное поведение, можно с большей или меньшей
степенью вероятности прогнозировать типичные социальные действия человека как представителя той или
иной социальной группы. Стоит, однако, выйти за границы диапазона конкретных привычных ситуаций,
например попасть в другую культуру или перенестись мысленно в другую историческую эпоху, и за
кажущейся естественностью реактивного стереотипизированного поведения приоткроется его культурное
историческое происхождение. Например, шведский путешественник Эрик Лундквист рассказывает, как
однажды в Новой Гвинее после удачной охоты он, объев почти до конца кость дичи, бросил ее старому
туземному вождю. Присутствующий при этом друг Э.Лундквиста, европеец, возмутился: «Ты обращаешься с
ним, как с собакой!.. Швырять ему кости! Это же унизительно для него! А сам проповедуешь, что мы должны
обращаться с туземцами по-человечески, так, словно они белые». Этот европеец, оценивая происшедшее
событие через призму социальных норм общения, этикета в европейской культуре, неверно сориентировался в
ситуации. Он не учел различия обычаев у папуасов и европейцев, характерных для образа жизни в этих
культурах. У папуасов совершенное Э.Лундквистом действие считается проявлением дружеских отношений.
Поэтому вождь племени в том, что ему давали недоеденную его гостем пищу, усматривал не обиду, а знак
дружеского расположения. В приведенном примере проявляется то, что реактивное стереотипическое
поведение пригнано к определенному образу жизни. Оно дает сбой тогда, когда человек сталкивается с
нестандартной ситуацией, в частности попадает в другую культуру.
Реактивное и активное поведение человека не антиподы, а дополняющие друг друга приспособления в
определенной системе взаимоотношений с миром, между которыми далеко не всегда удается провести
отчетливую границу (С.Д.Смирнов).
В методологии деятельностного подхода с самого начала отстаивалось положение о том, что поведение
человека в мире и его познание действительности носят активный пристрастный характер. В современной
психологии выделяются три подхода, раскрывающих разные грани принципа активности.
Первый, наиболее традиционный из этих подходов состоит в том, что в нем исследуется зависимость познания
мира человеком от различного рода ценностей, целей, установок, потребностей, эмоций и прошлого опыта,
которые определяют избирательность и направленность деятельности субъекта. «Понятие субъективности
образа включает в себя понятие пристрастности субъекта. Психология издавна описывала и изучала
зависимость восприятия, представления, мышления от того, «что человеку нужно», — от его потребностей,
мотивов, установок, эмоций. Очень важно при этом подчеркнуть, что такая пристрастность сама объективно
детерминирована и отражается не в неадекватности образа (хотя и может в ней выражаться), а в том, что она
позволяет активно проникать в реальность».
Различная глубина вкладов субъекта в образ мира проявляется на разных уровнях — от избирательности
восприятия, обусловленной предшествующим контекстом, до пристрастности восприятия мира, обусловленной
мотивами личности. Подобное понимание активности может быть полностью выражено известной формулой
С.Л.Рубинштейна, согласно которой внешние причины действуют через внутренние условия.
Обусловленность познания человека ожиданиями будущих событий, предвосхищением возможных
результатов действия, установками, гипотезами и т.п. позволяет выделить предвосхищение вероятного и
потребного будущего как одну из важнейших особенностей проявления активности субъекта. Разные аспекты
представлений в заглядывании в будущее фиксировались понятиями «образ потребного будущего»
(А.Н.Бернштейн), «акцептор результатов действия» (П.К.Анохин), «установка» (Д.Н.Узнадзе).
В психологии личности эти представления нашли свое выражение в понятиях «жизненных планов»,
«временной перспективе» (К.Левин), которые существенным образом влияют на выбор поступков личности, на
ее судьбу.
Второй подход к проблеме активности является антиподом различных представлений о поведении,
основывающихся на принципе активности. Этот подход выражается во взгляде на психические процессы как
на творческие, продуктивные, как на процессы порождения психического образа. Представители его (это
прежде всего НА.Бернштейн, А.В.Запорожец, В.П.Зинченко, П.Я.Гальперин, А.Н.Леонтьев) с самого начала
показывают, что в той среде, где возможно поведение как реактивное приспособление к миру, в возникновении
пристрастного психического образа нет никакой необходимости, а все реагирование субъекта может быть
основано на врожденных физиологических механизмах или готовых социальных шаблонах и эталонах
поведения и восприятия.