лабиринтных выкладках и круглых кромлехах властвует не мягкая «телесная» пластика, а
трудно покоряющаяся человеку архитектура. В мегалитике нет оргиа-стичности, как нет ее и в
палеолитическом изобразительном искусстве. В некоторых мегалитических постройках
замечено чередование двух повторяющихся типов камней — высоких, длинных и широких,
ромбовидных. Исследователи полагают, что они символизируют мужское и женское начала
276
и, следовательно, .связаны с культом плодородия, как, например связан с ним упоминавшийся
нами обычай распашки земли под курганом. Но смысловой уровень не переходит здесь в
эмоциональное переживание; «называние» не влияет на образный строй изображаемого.
Итак, мегалитический человек отличает себя от зверя и камня, обладает самосознанием
отдельной особи, но в мир возрождающейся и умирающей природы ему войти трудно. А раз
так, значит и нет у него внутри примирения со смертью. Тогда где же искать ему спасения от
нее? В сохранении того, что есть, в противостоянии смерти. Вся погребальная архитектура
мегалитики направлена на сохранение тела, костяка, на обеспечение ему таких условий
существования в загробном мире, которые похожи на жизнь, которые и есть жизнь. Уже
первые постройки «больших
152
камней» — толосы и дольмены — напоминают жилые дома
277
. Передняя плита дольмена
имеет отверстие — овальное, круглое или прямоугольное. Оно уподоблено двери и
предназначено для входа и выхода души, а также для того, чтобы живые могли доставлять ей
пищу. Часто вход выделяется и особо оформляется в виде дромоса, крытой галереи,
«передней» с высеченными в скале «пилястрами». В Северном Причерноморье деревянное
навершие кургана сходно с шатром — обычным убежищем кочевника-степняка. Способы
постройки жилищ палеолита — овальные и круглые планы, каменные и земляные ограждения,
предваряющие главное помещение «сени»
278
— все эти навыки перенесены в мегалитической
архитектуре на возведение не столько жилых, сколько погребальных сооружений. Селения
также обносятся каменной стеной, рвом и насыпью, так что оформление земного дома и дома
загробного оказывается единым. Но в мегалитических поселках это делается прежде всего из
соображений безопасности, а не из стремления создать некую художественно-мировоз-
зренческую цельность. Во всяком случае, селения Западной Европы энеолита и бронзы почти
не дают памятников, которые можно было бы сравнить с дольменом или курганом. Кладбища
чаще всего не смешиваются с жильем — они в отличие от керамического мира вынесены за
стены и образуют отдельные «города мертвых», гораздо более значительные по
изобразительному решению и по богатству инвентаря, чем обиталища живых. Если
органическое единство с природой не достигнуто, если нет чувства естественности конца,
чувства необходимости уйти, чтобы потом вернуться, если упокоение близких не столь
обычное дело, что их можно положить под ложе, где спят и зачинают новые жизни, — смерть
становится неестественной. Она сродни косному камню, она неподвижна и не вольна сама
преобразиться в жизнь. Нужны неимоверные, нечеловеческие усилия для того, чтобы
преодолеть этот разрыв, чтобы заставить небытие отступить. Отсюда — во-одушевленность
всех членов общины при постройке гробницы, отсюда — напряжение всех внешних и
внутренних ресурсов при перемещении гигантских каменных объемов. Потому эти объемы и
должны быть именно гигантскими, невыразимыми. Мега-
153
литическая архитектура на смысловом уровне сродни заговору, камланию, сродни
колдовскому магическому обряду в надежде вырвать и удержать жизнь. Великая
жажда бессмертия — вот стимул, который движет «каменные горы» мегалитики.
Однако мегалитическое зодчество — не только зодчество смерти. Центральная идея
вырастает в целостный культурный феномен-со своей религией, храмами, с выходами
в те области искусства, где оперируют не только камнем, но и другими материалами.
Изучение изобразительного творчества мегалитики во всей его множественности
особенно важно, так как в отличие от Передней Азии и Восточного Средиземноморья
оно остается для нас единственным свидетельством духовной жизни западного ареала
на многие бесписьменные столетия. Вплоть до начала I тысячелетия до н. э. искусство
«больших камней» мигрирует в пределах зоны своего распространения, спонтанно