
86
священнослужителей, ни до законов, ни до того народа, о котором он должен был
заботиться … его интересовало только одно: как бы ему ограбить деньги со всей земли»
([86] XXVII, 2). Для большинства жителей Константинополя это его лицемерие также
стало вполне очевидным уже спустя несколько лет после начала его царствования: они не
поверили даже публичной клятве Юстиниана на библии в 532 г. и его освистали, что
является беспрецедентным случаем – до этого такому публичному раскаянию императора
народ всегда верил, что говорит очень много именно о Юстиниане. Но уже жителям
окраин, далеким от столицы, могло казаться, что виноват не император - ведь в его указах
так много хороших добрых слов, - а чиновники на местах, и многие восстания были
направлены против них
1
. Современным историкам еще труднее в этом разобраться.
Комментируя законы Юстиниана, которые император сам все время злостно нарушал,
Ф.Успенский пишет: «как грустно становится при чтении прекрасных мыслей и
нравственных правил, бросаемых на ветер и ничем не связывающих самого
законодателя». И, тем не менее, историк наивно верит, что Юстиниан «не видел того, что,
казалось бы, так легко понять» ([113] 1, с.532, 527) - то есть не понимал (!?), что плохо
отдавать государство на откуп и на растерзание проходимцам, плохо грабить и убивать
своих собственных подданных, да еще десятками и сотнями тысяч.
Полагаю, что мы с Вами, читатель, не столь наивны. Правление олигархии во все
времена ознаменовывалось появлением таких исключительно лицемерных правителей,
чему далее будет приведено много примеров. Не является исключением и история
коррупции в России, которая изложена в третьей книге трилогии. В русской истории тоже
были правители-олигархи, и они характеризовались крайним лицемерием. Например,
Борис Годунов во время голодоморов 1601-1603 гг. в России старался всячески показать,
что он заботится о народе. Он издал несколько указов, порицавших действия спекулянтов,
которые препятствовали доставке продовольствия крестьянами на городские рынки,
раздавал зерно нищим из городских хранилищ. Но, как отмечает известный русский
историк Г.Вернадский, эти меры были неэффективны. По данным летописцев, за два года
и четыре месяца только в Москве от голода умерло 127 000 человек, в том числе бóльшая
часть тех, кто пришел в столицу в надежде на какую-то помощь и кто вместо помощи
нашел там свою смерть ([14] 1, с.198-199). А в это же самое время царь под страхом
смерти (и под надуманным предлогом) запретил (!) ввозить в страну дешевое импортное
зерно, которого скопилось огромное количество в порту города Нарва ([87] с.479) – чтобы
не дай Бог, не сбить на него цены, которые приносили ему такие хорошие прибыли. Вот в
чем выразились методы «управления» Годунова – такие же олигархические методы, какие
применял Юстиниан. Но большинство населения о них не знало – знали лишь немногие
осведомленные современники, писавшие о «злосмрадных прибытках» царя Бориса ([84] 2,
с. 158). А остальное население видело другого царя – того, кто издавал показные указы о
защите горожан от спекулянтов и устраивал показные раздачи бесплатного хлеба нищим.
Если кратко охарактеризовать сущность методов управления Юстиниана (равно
как и других правителей-олигархов), то это можно сделать одной фразой: «После меня
хоть потоп», - которая, как известно, была произнесена Людовиком XIV в иную эпоху, о
которой речь пойдет ниже. И, как будет показано далее, этот «потоп» в Византии
действительно вскоре произошел (равно как и во Франции, где правил Людовик XIV,
произошел «потоп» в виде Французской революции) – потому что ни одна страна не
смогла бы выдержать такого учиненного над ней насилия. Юстиниан получил в
управление процветающую страну, в которой не было социальных конфликтов, страну, в
которой жили богатые и обеспеченные граждане, не знавшие, что такое голодоморы и
эпидемии, страну, покрытую богатыми густонаселенными городами, не знавшими что
1
Как указывает В.Каеги, практически все солдатские восстания в пограничных областях империи в VI веке,
число которых было рекордным в этом столетии, были направлены против произвола местных чиновников и
офицеров, а не против императора (в отличие от последующих восстаний начала VII в. – см. далее). [227] pp.
55, 61-62