
93
Выродившаяся верхушка и императоров выдвигала себе под стать, тем более что
выдвижение темных или недееспособных личностей было в ее непосредственных
интересах. Об умалишенном Юстине II выше уже было сказано. Следующий император,
Тиберий II (578-582 гг.), во всем продолжал политику, начатую Юстинианом: в частности,
он в больших масштабах прибегал к услугам «союзных» варварских войск ([227] p. 181).
Как и при Юстиниане, это совершенно не помогло в области защиты границ. Славяне в
период его царствования до того обнаглели, что захватили уже всю Фракию, почти всю
Грецию и оказались у самых предместий Константинополя. Современник Иоанн
Ефесский писал, что «проклятый народ славяне … прошли всю Элладу, фессалийские и
фракийские провинции, взяли многие города и крепости, опустошили, сожгли, разграбили
и завладели страной и поселились в ней совершенно свободно и без страха, как бы в своей
собственной…» ([113] 1, с.453).
Хотя император Маврикий (582-602 гг.), в отличие от своих предшественников,
действительно прилагал усилия для обороны страны
1
, но он не был в состоянии ни
навести порядок в армии, ни победить царившую в стране анархию. Более того, как
показывают некоторые примеры, этот император, как и его предшественники, думал не
столько о благе государства и своего народа, сколько о собственном обогащении.
Например, после того как византийские войска отбили у авар их сокровища, Маврикий
все их забрал себе, причем не в казну, а 1/3 взял для себя, 1/3 – для своего сына и
остальное для других членов своей семьи, что вызвало бунт в армии ([227] pp.104-105).
Мы видим, что жажда наживы окончательно перевернула все прежние понятия,
существовавшие в Древнем Риме. Если когда-то в Риме считалось правильным, когда
100% военных трофеев поступало в казну государства, впоследствии стали считать, что
часть трофеев должна поступать в казну, а часть – солдатам и командирам, добывшим их
в бою, то теперь все трофеи стремились захватить в личную собственность император и
его родственники, как будто и государство, и солдаты, их завоевавшие, также были
личной собственностью императорской семьи. В другой раз свое отношение к подданным
Маврикий продемонстрировал тогда, когда отказался выкупить 12000 пленных
византийских солдат, даже после того как аварский каган снизил цену выкупа в 6 раз – до
смехотворно низкой величины. В итоге каган разозлился и умертвил всех пленников
([227] p.105).
Возможно, подобными действиями, которыми Маврикий продемонстрировал
пренебрежение по отношению к солдатам и массе своих подданных, император раскрыл
свое подлинное лицо народу, чаша терпения которого на этот раз переполнилась
2
. Как
полагает В.Каеги, правящая верхушка Византии в течение VI в. уверилась в
невозможности победоносной народной революции ([227] pp.52, 114): слишком много
народных и солдатских восстаний в течение этого периода было подавлено без всяких
серьезных последствий для правящего класса. И это чувство излишней самоуверенности
сыграло с Маврикием злую шутку. В результате восстания в 602 г. Маврикий и его семья
были убиты, а армия провозгласила императором простого центуриона Фоку.
Последующие события настолько стоят особняком в длинной истории
византийских дворцовых переворотов VII-XV вв., что их никак нельзя также отнести к
дворцовому перевороту. На это указывают, прежде всего, массовые конфискации крупной
собственности, предпринятые Фокой, и его расправа над целым рядом богатых
землевладельцев и чиновников. Как пишет Г.Острогорский, «за убийством императора
1
Он впервые со времен Юстиниана начал создавать сильную армию во Фракии для отпора славяно-
аварскому нашествию. Ранее, в начале столетия, Юстиниан фактически распустил эту армию, оставив
Балканы и Грецию беззащитными. ([227] pp. 95-96, 101-102)
2
Это не единственные примеры. Современники обвиняли его в жадности и сознательных задержках
выплаты жалования солдатам. А формальным поводом к восстанию послужило его требование, чтобы
солдаты фракийской армии отправлялись зимовать за Дунай. Ранее это всегда считалось наказанием, и
сейчас этот приказ был воспринят как излишне суровый и несправедливый ([227] pp.110-112).