совпадают друг с другом, то есть соединение кусков изоб-
ражения приходится не в местах соединения кусков зву-
ка. Для того чтобы взаимосвязь изображения и звука
была при чтении сценария ясна и отчетлива, пришлось
разработать специальную форму режиссерского сценария.
Мы разделяли листы сценария вертикальной линией
пополам — слева описывали действие, а справа — звук,
Каждый кадр действия отделялся горизонтальной линией,
а напротив, на правой стороне листа, описывались звуки,
соответствующие данному кадру. Если звук начинался и
кончался одновременно с кадром изображения, то гори-
зонтальная черта для них была общей. Если «кадр» зву-
ка длился на протяжении нескольких кадров изображе-
ния, то он отчеркивался там, где кончался, то есть линии
деления кадров изображения не заходили на правую сто-
рону сценарного листа (в единый «кадр» звука). Если
«кадр» звука начинался или кончался посредине кадра
изображения, то так он соответственно и отделялся.
Далее. Звуки мы не только вписывали кратко, но и
изображали графически в виде линий, полосок, зигзагов
и т. п. Это давало возможность отмечать начало и конец
звука в точном соответствии его с тем или иным местом
кадра изображения. Так же графически (утолщая или
утоньшая линии) обозначалось усиление и ослабление
звука. Применение различной штриховки или разноцвет-
ной раскраски позволяло видеть существование в сцена-
рии параллельных (одновременных) звучаний.
Работать по «графическому» сценарию оказалось чрез-
вычайно удобно; впоследствии мы на кафедре режиссуры
ВГИКа эту форму упростили, усовершенствовали и до-
полнили.
Мы хотели сделать картину звуковой, но не театраль-
ной, а обязательно кинематографической — то есть не по-
терять в ней достижений немого кинематографа и в то же
время звук использовать не как иллюстрацию («немое
кино заговорило»), а как новое качество, получающееся
от соединения и сопоставления звука с изображением.
Мы хотели в картине показать не только заговорившего
актера (как в театре), но все многообразие жизненных
звучаний, найти в них свою выразительность, свои образ-
ные сочетания, и обязательно во взаимосвязи с изображе-
нием.
Другие переносили все свое внимание только на речь
актеров, забывая о шумах, монтаже, музыке и пр., то есть
1 и
собирались снимать говорящие или поющие картины, мы
же хотели попробовать создать принципиально звуковую
кинокартину, отличающуюся всей своей сущностью от
театра, перенесенного в кино.
Там, где это было нужно (и где возможно), ритм мон-
тажа изображения мы сочетали с ритмом и рисунком му-
зыкальных кусков. Так были сделаны заглавные титры,
кадры поющих и марширующих солдат, гулянье в саду,
сцены погрома русского поселения, сцены расстрела бело-
гвардейцами безоружной толпы и т. д.
Во всех сценах мы пытались добиться звуковой атмо-
сферы — много снимали на натуре, не боялись естествен-
ных шумов как звукового фона, добивались перспектив-
ности звука. Музыку включали большей частью не в ил-
люстративном плане, а оправданно — звучащую из кон-
кретных источников. В то же время в некоторых кусках
мы не отказывались и от иллюстративной музыки, ис-
пользуя ее в этих случаях как неотделимую часть изобра-
жения. Например: Горизонт брился, надевал воротничок,
улыбался, а на этих кадрах зритель слышал бравурное
исполнение оркестром «янки-дудль». Вход одесского бога-
ча в свой дворец сопровождался маршеподобным испол-
нением модной эстрадной песенки тех лет «Пупсик».
Большую помощь в кинематографическом использова-
нии музыки нам оказал Давид Семенович Блок. Это был
отличный киноработник — дирижер, композитор и звуко-
оформитель. Блок многие годы дирижировал большим
оркестром, иллюстрировавшим немые кинокартины. Он
специально подбирал, «монтировал» или писал музыку
для немых картин. Мы помним, как по многу раз спе-
циально ходили в кинотеатр, устроенный в те времена
в Большом зале Консерватории, смотреть «По закону»
под отличную музыкальную иллюстрацию оркестра Бло-
ка. Поэтому к приходу звукового кино Давид Семенович
был изрядно подготовлен долголетней музыкальной рабо-
той в немом кино. Кинематографический опыт Блока по-
множался на его неутомимую энергию, умение отдавать
себя работе безраздельно, целиком, на оптимистический
характер, на всегдашнее отличное расположение духа.
Жизненная энергия у Давида Семеновича настолько была
велика, что он выглядел вполовину моложе своих лет.
Но в 1948 году его сердце не выдержало — он умер на
работе, перед оркестром.
Не следует думать, что наше содружество с Блоком
«текло как по маслу». Между нами возникали иногда
145