субъектов публичной сферы, обозначенный нами как субстанциональные субъекты, и
будет представлять собой public — общественность в современной коннотации этого
термина». Общественность в качестве субстанционального субъекта публичной сферы
понимается как «совокупность индивидов и социальных общностей, которые
функционируют в публичной сфере и которыми движут некие общие интересы и
ценности, имеющие публичный статус».
Следовательно, публичные коммуникации возникают, формируются и функционируют в
обществах, где возможно существование публичной сферы. Очень часто в тоталитарных
системах публичные коммуникации изначально замещаются политической пропагандой,
которая в таком обществе являет собой единственную форму информирования
общественности. В обществе же, построенном по демократическому принципу,
государственные органы и организации стараются всесторонне оптимизировать свой
имидж, активно включаясь в публичный дискурс.
Публичный дискурс есть производное от дискурса — одного из понятий, связанных с
теорией речевых актов, с лингвистикой текста, подходом к речи как к социальному
явлению. По определению Ю. С. Степанова, «дискурс — это „язык в языке", но
представленный в виде особой социальной данности». Дискурс определяют также как
«коммуникативное событие, заключающееся во взаимодействии участников
коммуникации посредством вербальных текстов и/или других знаковых комплексов в
определенной ситуации и определенных социокультурных условиях общения». Дискурс
«функционирует как продукт аргументированного обсуждения той или иной проблемы,
имеющей в своем основании текст или, шире, любое кодифицированное, опирающееся на
какой-либо языковой носитель сообщение». Таким образом, публичным будет считаться
дискурс, имеющий публичный статус.
В крупных европейских государствах (а Россия в данном случае повторяет развитие
последних) публичные коммуникации зарождаются, формируются, прежде всего, в
публичной сфере в качестве коммуникации определенных социальных групп и
институтов, в основном как коммуникации между государством и общественностью,
другими словами, как коммуникации институциональных и субстанциональных субъектов
общественной сферы. В этой связи один из основоположников европейской теории PR
Филипп Буари замечает: «...в рамках демократического режима мнение большинства
становится (либо непосредственно, либо через власть) мнением, которое принимает
решение и управляет. Его функции оправданы лишь тогда, когда оно основывается на
разносторонней и объективной информации, при этом нужно иметь в виду, что всякая
группа, и компании в том числе, обладают собственной информацией в своей области.
Делая достоянием гласности свою политику, свои функции, их выполнение, компания не
только дает возможность судить о себе более объективно (а желающих оценивать ее
становится все больше), но и осуществляет заметный вклад в развитие гражданского
общества и совершенствование деятельности демократических институтов».
Для России, по мнению Д. П. Гавры, характерной является ситуация, «когда в субъектном
пространстве публичной сферы явно преобладают институциональные субъекты, прежде
всего связанные с институтами государственной власти. Субстанциональный субъект —
общественность (public) — развита слабо, в количественном отношении малочисленна,
занимает подчиненное положение, подавляется. Она не является полноправным участ-
ником дискуссий с властью, не обладает легитимирующим потенциалом, да и сам этот
диалог едва ли имеет место». Постепенно в процесс публичных коммуникаций
включаются и негосударственные организации, которые стремятся ознакомить широкую