Контамин Ф. Война в Средние века

Подождите немного. Документ загружается.

существенного превышения общей численности в 10 000 бойцов. Конечно, гибель Карла

Смелого в 1477 г. и политическая нестабильность, последовавшая за ней, привели к

практическому уничтожению бургундских ордонансных рот; но через несколько лет, с

укреплением власти эрцгерцога Филиппа Красивого, они в довольно скромных масштабах

возникают вновь, одновременно с воскрешением административных и государственных

механизмов, созданных герцогами Бургундскими из династии Валуа.

Испания в самом конце XV в. тоже сочла необходимым создать постоянную армию,

которую, например, Антуан де Лален в своем рассказе о путешествии Филиппа Красивого в

Испанию (1501-1502 гг.) описывает следующим образом: у Изабеллы Кастильской «было три

тысячи ордонансных воинов на ее жалованьи и четыре тысячи воинов, пребывающих в своих

домах и получающих половинное жалованье, которые готовы, как только она их призовет,

служить на войне за полное жалованье».

Наконец, можно было бы предполагать, что итальянские государства, сила которых

состояла в отработанной системе кондотты, не испытывали необходимости в создании

постоянной армии. Однако реальность была иной: с одной стороны, какие бы

предосторожности ни предпринимались, никогда нельзя было совершенно полагаться на

верность и надежность кондотьеров, с другой – нужно было надежно обеспечить

безопасность и охрану крепостей. «Наша политика – всегда иметь достойных людей как во

время мира, так и во время войны»,|– заявляет сенат Венеции в 1421 г. Действительно,

особенно с середины XV в., некоторые итальянские государства (Светлейшая республика,

Милан и Неаполитанское королевство) постоянно держали в крепостях части, находящиеся

под контролем правительства.

Появление постоянных армий усилило тенденции и черты, которые, конечно, были

известны и заметны и раньше, однако в гораздо меньшей степени: оно повлекло за собой

разработку все более и более сложных уставов; позволило проводить коллективные учения

как конницы, так и пехоты (ходьба в ногу); привело к более частому использованию

униформы и знаков различия – символов воинской иерархии (например, вымпелы,

штандарты и знамена в бургундской армии); породило целую лагерную цивилизацию с ее

ритуалами, развлечениями, зрелищами, с ее низостями и величием. Однако к 1500 г. только

зарождался феномен, который в Европе того времени (во всяком случае, абсолютистской)

получит значительное развитие: пока еще нет настоящих казарм; нет постоянных пехотных и

артиллерийских полков; и, главное, многие народы (например, англичане) еще упорно

противятся внедрению новых военных структур. И более важный факт: в бою представители

этих народов чувствуют себя не ниже солдатов профессиональных армий, а те считают их

достойнми противниками.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

ГЛАВА V

ВООРУЖЕНИЕ

Войну ведут люди. Ее ведут с оружием в руках, чтобы убивать, нападать или

защищаться. В количественном и качественном отношении оружие зависит от уровня

технического развития общества, от военных обычаев народов, от инициатив и реакций как

индивидов, так и коллективов и властей. Но, прежде всего, военная история восходит к

истории техники. Несколько примеров, взятых из тысячелетней истории Средневековья,

позволят продемонстрировать эту устойчивую и органическую связь.

1. ВООРУЖЕНИЕ ВАРВАРОВ

Если наши знания о тактике, использовавшейся варварскими народами, которые

завоевали римский Запад, весьма фрагментарны, то сведения об их вооружении гораздо

полнее, благодаря источникам нарративным (Прокопий, Агафий, Григорий Турский),

литературным (эпос о Беовульфе), юридическим («Аламаннская правда» (Lex

Alamannorum)), иконографическим и, особенно, археологическим. Действительно, у разных

германских народов (особенно у франков и аламаннов, отчасти у бургундов, англосаксов и

лангобардов) был обычай захоранивать усопших в их лучшей одежде, с драгоценностями, а

также с оружием. Прямым следствием такой практики было умаление имущества живых, ибо

она лишала их оружия, часто ценного и дорогостоящего. Этот обычай опирался на

традиционное германское представление, согласно которому покойный, «живя в

потустороннем мире, сохраняет как во время похорон, так и в той жизни, неотъемлемое

право на свое наследственное имущество, в частности, на движимое имущество»

388

Приношение по случаю погребения мужчины должно было включать в себя все его военное

снаряжение(vestis bellica): оружие, доспех, боевого коня. Оно являлось следствием двух

разных верований: согласно первому, душа усопшего обретает место своего упокоения

вместе со всем принесенным в жертву, а согласно второму – умерший в своей могиле ведет

388 Salin Е. La civilisation merovingienne... (663). Vol. II. P. 232.

новую жизнь в окружении привычных ему по земной жизни вещей

389

Этот обычай, как кажется, получил распространение в VI в., захватив даже «римское»

по происхождению население, вероятно, потому, что в это время «стало легче обзаводиться

оружием и украшениями, и выросло число людей, имеющих право ими пользоваться»

390

Позже стало проявляться влияние, с одной стороны, римское – ибо по римскому праву

умерший не может брать с собой существенную часть движимого имущества,|– а с другой

стороны, христианское, поскольку наличие в захоронении каких-либо вещей стало считаться

признаком язычества. Кроме того, остготы, вестготы и вандалы вообще не клали в могилы

оружие. Поэтому с археологической точки зрения интересна небольшая часть захоронений,

принадлежащих, видимо, богатым людям. Отсюда три ограничения по времени, месту и

социально-экономическому положению.

Рассмотрим наиболее полно представленное франкское вооружение.

Наступательное оружие

1. Боевой топор (лат.secuns, secuns missihs, francisca, bipennis). Хотя он мог

использоваться в условиях ближнего боя, чаще всего он был метательным оружием, которое

франки, согласно Прокопию, «нападая, по данному сигналу», все вместе бросали во врага.

Испытания показали, что, бросив франциску (общая масса – 1,2 кг, длина рукояти – 40 см,

длина топора – 18 см), вращающуюся в полете, воин мог поразить противника при одном

повороте франциски на расстоянии 4 м, при двух – 8 м и при трех – 12 м. Боевые топоры

встречаются во франкских захоронениях с середины V в. до начала VII в. Их использовали и

пехотинцы, и всадники. Вес топорищ варьировался примерно от 300 до 900 г.

2. Копье (лат.lancila, hasta)

391

. Оно было деревянным, с довольно коротким, широким и

заточенным с двух сторон наконечником. Ангон (лат.ango) – вид копья с весьма тонким

круглым, многоугольным или квадратным в сечении железным стержнем, длина которого

колебалась от 80 до 125 см. Один конец завершался наконечником, обычно с шипами или

зубцами, другой надевался на древко. О его использовании в бою Агафий пишет: «Ангоны –

это пики, не короткие, но и не очень длинные. При необходимости их можно метать, как

дротики, или использовать в рукопашном бою. Большая часть их покрыта железом таким

образом, что древка почти не видно, только нижний конец. На верхнем конце пики – со всех

сторон и даже на самом конце острые зубцы, загнутые книзу, как крюки. Когда франк во

время схватки бросает ангон и тот попадает в противника, то из-за этих кривых зубцов

вытащить его не под силу ни раненому, ни другому человеку и он причиняет жестокие

мучения. Человек, даже не сильно раненый ангоном, все равно умирает от полученной раны.

Если же ангон попадает в щит, то застревает в нем и повсюду за ним волочится. Пораженный

им человек не может из-за вонзившихся зубцов ни вытащить пику, ни мечом отрубить ее,

поскольку почти все древко покрыто железом. Как только франк увидел беспомощность

своего противника, то он быстро наступает ногой на нижний конец ангона, хватает его и

вырывает щит, обнажая голову и грудь противника. Таким образом франк лишает

противника защиты и легко убивает его ударом топора по голове или вонзая другую пику

ему в шею»

392

. В поэме о Вальтаре (X в.) упоминается другой способ использования ангона,

впрочем, маловероятный: к древку привязывается веревка с тремя концами, каждый из

которых держит один воин; когда брошенный ангон застревает в щите противника, эти три

389 Ibid. P. 260.

390 Ibid. Р. 255.

391 Понятие фрамеи – используемое иногда современными историками, является многозначным: у Тацита

оно означает копье, а у Григория Турского и Исидора Севильского – меч.

392 Hist. И, 5-6, цит. по: Lot F. L’art militaire... (6). Vol. I. P. 84-85.

воина одновременно дергают на себя веревку, вырывая у врага щит, чтобы оставить его

беззащитным.

3. Меч. Сопоставление археологических находок с данными письменных источников

позволяет установить следующие типы меча:

–|большой симметричный обоюдоострый меч (лат.spatha, ensis, gladius): клинок

довольно тонкий, длиной от 75 до 90 см, шириной – 6 см (это сравнительно редкое, часто

украшавшееся оружие, которое хвалил Кассиодор в начале VI в.; рукоять и гарда у него были

легкими, и центр тяжести был относительно близок к острию, что, вероятно, делало его

оружием всадников);

–|короткий меч (средняя длина – 40 см), который в латинских текстах, видимо,

назывался semispatha;

–|меч с одним лезвием, который археологи предлагают идентифицировать с саксом и

скрамасаксом (лат.sax, scramasax; другие возможные синонимы – scramus, mucro, cultellus);

скрамасакс мог достигать 85 см в длину, от 4 до 6,5 см в ширину, и в толщину возле рукояти

от 1 до 1,2 см. Существовали также маленькие саксы, длиной от 20 см, которые

использовались как на войне, так и в повседневной жизни.

4. Лук, который присутствует в меровингских захоронениях VI-VII вв., и

многочисленные наконечники для стрел.

Оборонительное оружие

1. Щит (лат.clypeus, parma, scutum) был характерным оружием воина, символом его

статуса и обязанностей. Его вручали тогда, когда человек в первый раз становился в ряды

сражающихся. Утрата щита была позором. Если воин погибал в бою, его выносили на щите.

На собраниях воины выражали одобрение предлагаемым решениям, ударяя по

металлическим выступам на своих щитах. Поднятием на большом щите человека

провозглашали королем. Круглые и овальные щиты делали из деревянных планок и

обтягивали кожей; диаметр был от 80 до 90 см, толщина – от 0,8 до 1,2 см. В центре –

металлический выступ (средний диаметр от 15 до 17 см, средняя высота – от 6 до 10 см).

Форма выступа была различной: около 500 г.|– вогнутый, позднее выпуклый, а около 700 г.|–

в виде сахарной головы.

2. Доспех (лат.lorica, thorax, bruina) чаще всего, видимо, делался из металлических

колец (для аламаннской кольчуги – в форме рубахи с капюшоном и двумя очень короткими

рукавами, доходившей до бедер или колен, необходимо было 35-40 тысяч колец), но мог

быть также кожаным, покрытым металлическими чешуйками. Набедренники (лат.ocreae,

герм.bagnbergae) упоминаются лишь в «Рипуарской правде» (Lex ribuaria)

393

3. Шлем (лат. galea, helmo) представлял собой или простой металлический колпак, или

металлический остов, покрытый кожей или тканью.

Принадлежность этих видов оружия зависела от социального ранга владельца, таким

образом археологи считают возможным определять его по содержащимся в захоронениях

драгоценностям и оружию. После раскопок аламаннских могильников в Вюртемберге они

пришли к выводу, что захоронения с мечом и саксом принадлежат свободным людям,

захоронения с копьями, стрелами или топорами – полусвободным людям, а захоронения без

оружия – несвободным людям. Была предложена и другая классификация: присутствие меча

свидетельствует о погребении свободного и зажиточного крестьянина, сакс является

принадлежностью мелкого свободного крестьянина, копье – принадлежностью

полусвободного крестьянина, а несвободным не клали вообще никакого оружия.

Распространение оружия предопределялось не только политическими и

393 В ней доспех оценивается в 12 солидов, шлем в 6 солидов, меч с ножнами в 7 солидов, набедренники в 6

солидов, копье и шит в 2 солида, конь стоит от 3 до 7 солидов. Стоимость всего снаряжения, таким образом,

составляет от 36 до 40 солидов, как и стоимость двадцати коров.

экономическими причинами, но и использовавшейся военной тактикой, о чем нередко

забывают. Так, в эпоху великого переселения народов и в начале меровингских времен

преобладание меча и боевого топора отвечало тактике индивидуального боя, когда сражение

распадалось на серию параллельных, одновременных поединков; позднее, когда сражения

стали вести объединенными отрядами, преимущество перешло к саксу (см. рис.)

394

Так или иначе, у каждого народа были свои военные обычаи; говоря, например, об

использовании коней, можно противопоставить франков и англосаксов (у которых конные

воины были исключением) вандалам, остготам, вестготам и лангобардам, у которых конница

была заметной частью войска, иногда даже преобладающей.

2. ПРОБЛЕМА СТРЕМЕНИ

На фоне постоянных поражений Франкского королевства в конце VII – начале VIII в.

впечатляюще выглядят большие военные успехи каролингской эпохи начиная со времени

правления майордома Карла Мартелла (ум. 741 г.). В основе этих побед лежат, конечно,

причины политического порядка – восстановление власти франков под руководством новой

династии, которая, опираясь на могущественный и широкий слой вассалов, смогла создать и

использовать очень сильную армию. Но эта сила во многом была обеспечена революцией в

области тактики: если в конце VII в. франкская армия состояла главным образом из

пехотинцев, то с VIII в. (если не в количественном, то в качественном отношении)

преобладающей стала конница. Согласно концепции Г. Бруннера

395

, майордом быстро

произвел эти перемены после того, как столкнулся с мусульманами в битве при Пуатье (25

октября 732 г.). Чтобы создать тяжелую кавалерию, он произвел массовую систематическую

конфискацию церковных имуществ, за счет чего прямо или косвенно, часто в форме

прекариев, наделил землей своих вассалов, обязав их нести конную службу. Таким образом,

сразу же или, по крайней мере, за короткий период сложились основы феодализма.

Несколько лет назад американский историк Линн Уайт добавил новый аргумент к

концепции Г. Бруннера, довольно глубоко ее переработав

396

. По его мнению, Карла Мартелла

и его сыновей Пипина Короткого и Карломана вынуждала развивать конное войско суровая

необходимость, и с этой целью они проводили реорганизацию королевства, создавая

бенефициальные и феодальные структуры. Но эта необходимость не была напрямую связана

с борьбой против мусульман, ибо, с одной стороны, эта борьба в действительности занимала

второстепенное место в их стратегических планах, а с другой – первые конфискации

церковных имуществ осуществлялись, по-видимому, еще до битвы при Пуатье. Если

потребность в коннице действительно дала о себе знать в первой половине VIII в., то это,

вероятно, произошло благодаря тому, что во франкском обществе в это время быстро

распространялось стремя, неизвестное греко-римскому миру, засвидетельствованное в Китае

в V в., а в Иране и у аваров – в конце VII в. Последствия этого можно легко понять.

«Попробуйте представить себе всадника без стремян, сидящего на попоне вместо седла <...>

вступающего в бой с другим всадником или пехотинцем. Этот всадник вооружен копьем,

мечом или топором. Может ли он, держа копье наперевес, ударить по противнику? Очевидно

нет, ибо без седла и стремян от этого удара он слетит с коня. А может ли тот же самый

всадник нанести противнику мощный удар мечом? Тоже нет, поскольку необходимость

сохранять равновесие на коне не позволяет разить с силой. А теперь представим себе того же

всадника со стременами и в седле. Все, что ранее было невозможным, оказывается легко

выполнимым. Малоэффективный прежде конный воин (если только он не лучник)

становится страшной силой в наступательном бою, а если предположить, что всадник

394 Steuer Н. Histonsche Phasen der Bewaffnung... (669).

395 Brunner H. Der Reiterdienst und die Anfange des Lehnwesens. // ZSSRG. Germ. Abt. 1987. N. 8. S. 1-38.

396 White L. Technologie medievale et yransformations sociales. (677). P. 1-53.

хорошо защищен броней, то он действительно становится королем на поле боя»

397

«Античность придумала кентавра, а раннее Средневековье сделало его владыкой Европы»

398

Некоторые ученые разделяют мнение Линна Уайта. Так, Ж. Дондт замечает, что «хотя

точно не известно, когда стремя и седло распространились на Западе», зато установлено, что

это произошло, самое позднее, во второй половине IX в. «Было бы слишком просто сказать,

что у Карла Мартелла неожиданно возникла потребность в обширных землях, дабы

привязать к себе побольше вассалов; но все становится намного яснее, если к этой

потребности прибавить преобразование военной организации, которое было полностью

оправдано благодаря появлению нового типа воина – тяжеловооруженного кавалериста,

способного наносить мощные удары копьем и мечом, что обеспечивало королевской армии

превосходство и над внутренними, и над внешними врагами»

399

Однако против этой теории были высказаны возражения. Так, Б. С. Бегрек

400

проанализировав главные аргументы, взятые из письменных источников, отвергает их.

1. В 758 г. дань саксов в 500 коров была заменена Пипином Коротким данью в 300

коней, но следует заметить, что еще в 748 г., т. е. после того, как во франкской армии якобы

появилась большая кавалерия, тот же Пипин принимал дань в 500 коров.

2. Согласно «Анналам Петавия» (Annales Petaviani), в 755 г. «Тассилон прибыл на

мартовские поля, но они были перенесены с марта на май». Этот перенос уже давно

связывали с необходимостью дождаться появления травы, чтобы отправиться в поход. Но

выражение «мартовские поля» (campus martius) в строгом смысле слова означает,

безусловно, сбор ополчения не в определенном месяце года, а лишь в определенном месте,

которое в подражание римской традиции называли полем бога войны Марса

401

. Впрочем,

если Каролинги и проявляли заботу об обеспечении конницы фуражом

402

, то ведь и при

Пипине, как и при Карле Великом военные кампании иногда начинались в первые месяцы

года и, бывало, затягивались на всю зиму, как поход против саксов 784-785 гг. Добавим, что

«майские поля» берут начало с 612 г.

3. Говоря о Дильском сражении 891 г., «Фульдские анналы» (Annales Fuldenses)

отмечают, что «у франков не принято сражаться „pedetemptim“. Но за этим наречием стоит

представление не о пешем строе, а о медленном, осторожном ведении боя.

В любом случае, даже если принять традиционное толкование этих трех свидетельств,

ничто не говорит о том, что в правление Карла Мартелла произошла «революция» в военном

деле. И до, и после 732 г. франкская военная тактика оставалась, кажется, неизменной; при

Пипине Коротком кавалерия еще не играет главную роль, поскольку основной целью

военных действий были осада, взятие и защита городов и крепостей. Стремя

распространялось весьма медленно: византийцы познакомились с ним в VI в., самые богатые

франки стали использовать его с VIII в., но еще накануне битвы при Гастингсе англосаксы,

хотя и знали стремя, им не пользовались. Даже если длинный меч и копье с треугольным

наконечником вошли в широкое употребление в VIII в., ничто не указывает на то, что ими

могли воспользоваться только конники со стременами. Иначе говоря, даже и без стремян

конница могла быть очень эффективной и грозной.

397 Dhondt J. Le haut Moyen Age (VII-XL siecle). Paris, 1976. P. 55.

398 White L. Technologie medievale et transformations sociales. (677). P. 25.

399 Dhondt J. Оp. Cit.

400 Bachrach В. S. Charles Martel, Shock Combat, the Stirrup and Feudalism. (144).

401 Levillain L. Campus Martius. (168).

402 См.: «Франкские королевские анналы» за 797 г. «Хотя уже наступила весна, войско еще не могло

двинуться из-за нехватки фуража». Прямая связь между майскими травами и началом военных действий

проводится и в «Officia XII mensium» IX в. (Ed. Н. Stern. Revue archeologique. 1955. N. 45. P. 185).

Линн Уайт провел также филологический анализ текстов. По его мнению,

использование стремени повлекло за собой изменения в лексике: для обозначения посадки на

лошадь и спешивания стали вместо глаголов insilireи desilireпользоваться глаголами

scandereи descandere.Гипотеза очень остроумная, но ее стоит проверить с помощью

системного анализа лексики.

Наконец, иконография почти не проливает света на эту проблему. Самое древнее

изображение стремени в Западной Европе дают миниатюры Санкт-Галленской рукописи

«Золотой псалтырь» (библиотека Санкт-Галленского монастыря, ms. 22; см. также «Codex

Perizonianus» из библиотеки Лейденского университета)

403

. Но эта рукопись датируется

третьей четвертью IX в., и ее свидетельство было слишком позднее, чтобы быть полезным

нам. К тому же, даже там если одни конные воины с копьями изображены, по крайней мере,

с одним стременем, то другие, также с копьями,|– без них.

Концепции Бруннера, обновленной и дополненной Линном Уайтом, при современном

состоянии наших знаний стоит предпочесть такую точку зрения, которая бы подчеркивала

медленность эволюции. С меровингской эпохи лошади, вероятно, не были редкостью во

франкских войсках, по крайней мере, как средство передвижения для предводителей и

богатых людей. И даже во время сражений всадники отнюдь не всегда спешивались. Одно из

наиболее ясных описаний франкской тактики Григория Турского показывает, как тюринги,

дабы отбить нападение войск Теодоберта I, использовали классическую хитрость: «<...> на

равнине, где должна была состояться битва, они вырыли рвы, края которых прикрыли

дерном с густой травой, отчего создавалась видимость ровного поля. И вот, когда началось

сражение, в эти рвы и упали многие из франкских всадников»

404

, понеся большой урон. В VII

в. кавалерия, вероятно, получила определенное развитие благодаря росту могущества знати,

но, тем не менее, оставалась малочисленной: из 704 воинских захоронений с конца VII до

начала IX в. в восточной части Франкского королевства от силы 135 захоронений

принадлежит конникам, из которых лишь 13 несомненно пользовались стременами

405

Видимо, наиболее сильной и эффективной частью армии конница стала только при Карле

Великом.

Но это не значит, что с IX в. все конники вступали в бой с копьем наперевес. В

действительности всадник мог использовать копье четырьмя разными способами: он мог

метать его как дротик или мог наносить им удары сверху вниз вытянутой рукой, или прямые

удары – опущенной рукой, слегка согнутой в локте; наконец, что было важной технической

новацией Средневековья, он мог, держа древко подмышкой, рукой направлять острие копья,

образуя вместе с ним и конем единую ударную силу, опасную тем более, чем быстрее

движется конь. Остается открытым вопрос, когда этот последний способ прижился и

получил распространение. В иконографии наиболее древнее свидетельство «нового конного

боя» дает ковер из Байе (ок. 1080 г.), но на нем же изображены и другие конные воины,

которые, держа копья одной рукой, потрясают ими без труда, как если бы это было очень

легкое оружие (наподобие пик уланов до 1914 г.). Иконография могла, конечно, отставать от

реальности, но и литературные тексты, как «Песнь о Роланде», не являются более

ранними

406

3. БРОНЯ, БОЛЬШАЯ И МАЛАЯ КОЛЬЧУГИ

Большинство археологов и историков, особенно французских, храня верность

403 Они вопроизведены в кн.: Fino J. F. Forteresses de la France medievale. (783). P. 93-94.

404 Григорий Турский. Указ. Соч. С. 65.

405 Stein F. Adelsgraber des achten Jahrhundert in Deutschland. Berlin, 1967.

406 Ross D. J. A. L’originalite de «Turoldus» le maniement de la lance. (662).

классификации, восходящей, по крайней мере, к Э. Виолле-ле-Дюку, полагали и полагают,

что до XI-XII вв. воины были защищены доспехом, называемым броней (лат.brunea), т. е.

рубахой из толстой ткани или кожи, покрытой маленькими металлическими чешуйками,

пластинами, а иногда металлическими кольцами; позднее, с XI в., броня стала постепенно

вытесняться кольчугой из более или менее тесно сочлененных железных колец без основы.

Исходя из многочисленных изображений, разнообразие которых приводит в замешательство,

и письменных текстов, полагали даже, что можно определить восемь способов изготовления

кольчуги: из решетчатообразно расположенных колец, плотно пригнанных, склепанных,

расположенных крестообразно и черепицеобразно, простых колец, сдвоенных и, наконец,

колец, усиленных металлическими пластинами.

Однако другие специалисты, отказываясь от такой дихотомии, считают, что кольчуга и

броня были одним и тем же военным одеянием из клепаных металлических колец. Такова

была, например, англосаксонская «byrnie» – «плетеная боевая сеть», о которой говорится в

«Беовульфе». Речь идет об очень древнем способе изготовления доспеха, о чем, между

прочим, свидетельствует барельеф колонны Траяна, хотя римляне предпочитали доспех из

бронзовых либо железных блях или пластин. Рассматривая вооружение времен ковра из

Байе, характерный представитель этого направления сэр Джеймс Манн пишет, например:

«Мы можем предположить, что дюжины кольчуг, которые, судя по ковру из Байе, носили

всадники и пехотинцы, делались из переплетенных клепаных колец, представляя собой

мягкий, легкий при ношении в бою доспех, способный защитить от колющих и рубящих

ударов, но тяжелый, плохо предохраняющий от контузии, если не поддевалась толстая

одежда. Если колечко разрывалось, железная проволока могла проникнуть в рану и вызвать

инфекцию. Таковы были недостатки, из-за которых примерно через 250 лет после появления

ковра из Байе кольчуга была заменена пластинчатым доспехом»

407

Совсем иные объяснения недавно предложил Ф. Бюттен

408

. Остановимся только на

основных положениях. По мнению этого автора, броня – доспех, защищающий все тело, а

что касается «haubert» (halsberga), то речь идет о мягком «военном головном уборе», «в

форме капюшона», защищающего шею и плечи

409

. В XIII в. слово «броня» выходит из

употребления и заменяется главным образом терминами «железная»или – гораздо реже –

кольчужная кошта,а особенно – «haubergon», этимологию которого Бюттен ведет от

«haubertgone», где «gone» – вид одежды. При этом все три доспеха (haubert, brogne,

haubergon) явно имели одну и ту же конструкцию из круглых блях (или колец (mailles)).

Существовали два основных типа колец: или цельные пластины, ковавшиеся молотом

(malleus) и затем приклепывавшиеся к тканой или кожаной основе (отсюда – характерные

выражения: «кольца полуклепанные», или наклепанные кольца», или «кольчуга

наклепанная»), или металлические кольца, сплетением которых создавались броня и

«haubert». Действительно, с XIII в. «haubert» (в том значении, которое придает ему Бюттен)

чаще всего изготовлялся из круглых колец, которые делались из волоченой железной

проволоки. Напротив, «haubergon» всегда делали из «цельных пластин, иногда железных,

или чаще всего стальных, приклепывавшихся к подкладке из кожи или ткани или же

соединявшихся друг с другом без основы, с помощью шнуров»

410

. И когда савойские тексты

конца XIV в. упоминают, например, «auberjon d'acier de toute botte» и «auberjonde botte cassee

d'acier», то под первым нужно понимать доспех, испытанный луком или простым арбалетом,

а под вторым – испытанный более мощным арбалетом «a tour». Когда один из бургундских

счетов сообщает о покупке 1600 стальных «блях» для доспеха «haubergon», то речь идет о

407 Mann J. Arms and Armour. // The Bayeux Tapestry. 2 ed. London, 1965.

408 Buttin F. Du costume militaire au Moyen Age et pendant la Renaissance. (574).

409 Ibid. P. 406.

410 Ibid.

плоских круглых пластинах. Наконец, если железная котта делалась из колец (так,

найденные при раскопках в Висби железные котты обычно были сделаны из колец

диаметром 0,8-1 см), то стальная – всегда только из кованых или цельных пластин. Поэтому

ремесло оружейника состояло в изготовлении и соединении таких плоских цельных пластин.

Несмотря на обилие приводимых в доказательство цитат, новые определения,

предложенные Бюттеном, нельзя принять безоговорочно. Наиболее спорными кажутся его

определения понятий «haubert» и «haubergon». Ведь тексты со всей очевидностью позволяют

утверждать, что «haubert» – это доспех, прикрывающий тело, a «haubergon» есть не что иное,

как малый, более короткий доспех. Так, Филипп де Мезьер пишет: «Доспех (haubert)

защищает тело рыцаря»

411

. «Большие французские хроники» описывают один из эпизодов

битвы при Бувине следующим образом: «Затем приподнялась пола его доспеха (haubert), и

тот (противник) решил вонзить ему кинжал в живот, но кинжал не прошел через железные

штаны, настолько хорошо они были пригнаны к доспеху»

412

. Французский перевод книги

Иоанна Генуэзского «Catho-licon» дает слово «haubert» для латинского «Iorica». Слово

«thorax» переводится как «панцирь (в значении „грудь“) или короткий доспех», тогда как

другой словарь то же слово объясняет как «панцирь или доспех (haubert)»

413

Неверным кажется и утверждение, что «haubergeon» всегда делался из металлических

пластин. Доказательством тому может быть французская загадка XV в.: «Угадайте, что это:

чем больше дыр, тем тяжелее.|– Ответ: Это haubregon»

414

С другой стороны, обычным, расхожим значением слова «maille» было значение

«железное кольцо». Так, в старофранцузском переводе трактата Фридриха II «Об искусстве

соколиной охоты» (De arte venandi cum avibus) говорится: «А еще нужно иметь два кольца,

или два кольца доспеха, и неважно, железные они или бронзовые»

415

. Кстати, обычным было

сравнение рыболовной сети (старофр.«rois»), брони и доспеха. «Из брони своей сделали

невод. / Хорошо забросили его. / Но знаю, ничего не поймали: / угри прошли сквозь кольца

(mailles)»

416

. Согласно упоминавшимся выше словарям, лат. «macula(пятно, кольцо) – кольцо

кольчуги или рыболовной сети» («maille de hauberjon ou de roiz»), и «macula– вина, грех или

кольцо доспеха или рыболовная сеть из железных колец» («maille de haubregon ou de rois de

coffes de fer»). В IX в. Рабан Мавр разъяснял, что «панцирь» (Iorica) «называется так потому,

что не имеет кожаной основы и сплетен из одних железных колец»

417

При всем этом нельзя исключать того, что в классическое Средневековье иногда

использовали доспехи из металлических чешуек или пластин. Существует несколько

указаний на это: прежде всего иконография, если, правда, допустить, что она воспроизводила

реальное вооружение, а не старалась представить, например, воображаемых античных

воинов (так же, как солдат, охраняющих могилу Христа)

418

. Затем – археологические

411 Mezieres Ph. de. La songe du Vieil Pelerin. / Ed. G. W. Coopland. Cambridge, 1969. T. I. P. 213.

412 Цит. по: Buttin F. Op. Cit. Р. 172.|– Бюттен приводит причины, по которым это свидетельство считает

неприемлемым только он один.

413 Roques М. Recueil general des lexiques francais du Moyen Age (XII-XV siecle). Paris, 1938. Vol. II.|– To, что

«haubergeon» является уменьшительным от «haubert», кажется несомненным (ср. латинские формы

halsbergotum, halsbcrgctum, halsbergellum, halsbergeolum).

414 Devinettes francaises du Moyen Age. / Ed. В. Roy. Montreal, Paris, 1977. P. 106.

415 Tobler-Lommatzch. Altfranzosisches Worterbuch. Bd. V. S. 796-797.

416 Ibid.

417 Patr. Lat. T. III. P. 543.

418 Два примера: миниатюра в рукописи (Bibl. Nat., Paris, fr. 403, f. I, v° и скульптура в монастырской церкви

Сен-Жнль-дю-Гар XII в, воспроизведенная в кн.: Buttin F. Op. Cit. Fig. 1.|– О том, как в Средние века могли

представлять античные доспехи, см.: La Brocquiere В. de. Le voyage doutremer. / Ed. С. Schefcr. // Recueil de

находки: металлические пластинки и чешуйки, найденные в оссуарии Висби; чешуйчатый

доспех неопределенного времени (между X и XII вв.) в оружейной экспозиции Музея Алава

(Витория, Испания)

419

. О том, что монголы тоже использовали доспехи из пластинок,

свидетельствует Джованни ди Плано Карпини: «Они делают тонкую, шириной в палец и

длиной в ладонь пластину, и изготовляют их одного размера в большом количестве. В

каждой пластине они просверливают восемь маленьких отверстий, подкладывают три узких

крепких ремня, и на них укладывают другие пластины, одну над другой, как ступеньки,

прикрепляя их к ремням тонкими шнурами, которые продевают через отверстия, так чтобы

все пластины были хорошо соединены»

420

. Гиральд Кембрийский упоминает, что датчане,

напавшие на Дублин в 1171 г., были защищены доспехами «из искусно сшитых железных

пластин» (laminis ferreis arte consutis). Адам дю Пти-Пон говорит о «панцирях, сплетенных из

колец и кругом обшитых пластинами» (loricas textas ex circulis et circumsquamatas ex laminis).

А Жюльен де Везеле описывает доспех солдата, охранявшего Христа, следующим образом:

«Кираса из пластинок, находящих друг на друга, как сплошная чешуйчатая туника»

421

Остается неясной проблема клепаных, полуклепаных, накладных петель. Не стоит ли,

вопреки гипотезе Ф. Бюттена, предполагающего, что имеются в виду петли, наклепанные

или наложенные на какую-то основу,сохранить традиционное представление «clorure» – это

«пробивание петель в заготовках, чтобы сделать кольца» (Годфруа)? Неясного, конечно,

много, и одной из заслуг пространного исследования Бюттена является то, что оно показало,

насколько вроде бы ясные понятия нуждаются во внимательном критическом анализе

422

4. КОЛЛЕКТИВНОЕ СНАРЯЖЕНИЕ И УНИФОРМА

Существуют две противоположные модели: с одной стороны, система или военная

организация, где каждый воин совершенно свободно, по своей инициативе сам обеспечивает

себя оружием, снаряжением, боевым конем, исходя из своих финансовых возможностей,

соображений безопасности и военной эффективности, при косвенном, однако, контроле как

использующих его властей, так и ближайшего окружения, а с другой – система, при которой

обеспечение войск полностью берет на себя государство, строго определяя и регламентируя

виды снаряжения, дабы оно было унифицированным, стандартным, одним своим видом

демонстрирующим принадлежность к армии и ее иерархии.

В общем, на протяжении всего Средневековья широко использовалась первая модель.

Даже в XV в. значительная часть вооружения находилась в частных руках не только у

профессиональных военных, но и у гражданского населения городов и сельской местности.

Что касается второй модели, то Средневековье приблизилось к ней, но сколько-нибудь полно

и систематически ею не пользовалось. Между этими двумя крайностями существовали

различные решения, предполагавшие и разную ответственность индивидов, сообществ и

властей.

Крайне упрощая дело, можно сделать следующие замечания:

1. Снаряжение воинов, когда оно не зависело от ответственности и частной

инициативы, могли обеспечивать вовсе не высшие власти, а власти и начальники среднего

уровня: сеньор, капитан отряда, городская или сельская коммуна.

voyages et de documents. Paris, 1892. Vol. II. P. 219-220. («Я видел, что они (турки) носят очень красивые легкие

кольчуги из более мелких чешуек, чем наши, и они такие же, как на картинах времени Юлия Цезаря».)

419 Riquer M. de. L’arnes del cavalier... (596). III. 2.

420 Цит. по: Burin F. Op. cit. P. 103.

421 Julien de Vezelay. Sermons. / Ed. D. Vorreux. Paris, 1972. Vol. II. P. 608.

422 Заметим, что столь опытный специалист, как Г. Гайер, в целом согласен с мнением Ф. Бюттена. (Gaier С.

L’industrie et le commerce des armes... (579). P. 265 et s.).