Кленшан П.Ф. Рыцарство
Подождите немного. Документ загружается.
возносившей его над другими представителями воинского класса. Для примера – положение
рыцаря было таким же, как в наши дни у солдата элитного полка: он ничем не отличается от
других военных, разве что солдаты обычных полков и гражданские люди оказывают ему
уважение (одни это делают с завистью, другие со страхом).
Однако это равенство было лишь видимостью. Фактически рыцарь почти всегда
занимал пост военачальника. Часто невысокого ранга – он служил только с двумя или тремя
слугами, двумя или тремя оруженосцами, – но тем паче ревностно он относился к
занимаемому посту командира. В завершение можно утверждать, что со времени, когда
рыцарство как институт выделилось из средневекового сословия военных, к нему уже
принадлежал каждый военачальник.
Этот тесный союз рыцарства и военного командования достаточно быстро дал первому
полномочия, которые, по правде, являлись собственностью второго. Яркий пример этому
можно найти в исследовании о геральдическом праве около в 1200.г. Поль Адам-Эвен
(«Печати оруженосцев в XIII.в.» в «Швейцарском геральдическом архиве», 1951) прекрасно
показал, что герб – знак, позволявший узнать командира среди сражающихся, лица которых
были закрыты, – первоначально являлся исключительной привилегией рыцарей. Это
ограничение на право обладать гербом появилось, когда хартии стали скрепляться печатью.
Лишь рыцари могли украшать печать своим геральдическим знаком (blason). Оруженосцы
использовали простую печатку (signet). Когда, наконец, оруженосец проходил посвящение и
становился рыцарем, акты ему надлежало скреплять гербовой печатью. Но данная
привилегия рыцарей, исчезнувшая, когда этот социальный институт объединился со знатью,
и ставшая собственностью последней, произошла не от рыцарского звания, а первоначально
принадлежала командиру небольшого отряда, ведшего в рукопашный бой
тяжеловооруженных воинов.
Кроме того, некоторые из прав, которые, как можно было бы полагать, являлись
собственностью рыцарства, на самом деле были ему дарованы, ведь частично оно
набиралось из воинского класса держателей фьефа (но не полностью, ибо на протяжении
всего существования рыцарства в нем присутствовали воины, не имевшие земли; и
возможно, они являлись самыми образцовыми рыцарями). Права и обязанности вассала, со
временем передававшиеся по наследству, таким образом, будут принадлежать большинству
рыцарей, хотя при этом они не являлись исключительно рыцарской привилегией.
В конце концов, рыцаря XII.в. отличало от современников только нравственное право
(правда, при том условии, что рыцарь являлся достойным носимого им звания). Право,
которым в наши дни, как и в прошлом, владеет человек, старающийся быть более
сострадательным к другим людям, иначе говоря, любить их всем сердцем.
б)Обязанности рыцаря
Ничего, кроме нравственного права. И также ничего кроме нравственных обязательств.
В день своего посвящения, обратившись к Богу, рыцарь поклялся уважать то, что называли
рыцарским кодексом – свод религиозных и светских неписаных правил.
Здесь мы вновь сталкиваемся с одной трудностью, столь частой при изучении истории
рыцарства, которая состоит в четком определении предмета. Никогда рыцарский кодекс не
был сформулирован с той точностью, как сегодня полагает каждый, благодаря столь хорошо
сведенным вместе статьям, например, как в кодексе Наполеона. Поэтому любой человек,
изучавший рыцарство, формулирует его заповеди по своему усмотрению. Согласно Большой
хронике Бельгии (XV.в.) во время коронования Вильгельма графа Голландского, ставшего
Римским королем (то есть главой Священной Римской империи) в Ахене в 1247.г., этот
кодекс включал в себя четыре положения:
–.ежедневная месса;
–.возможная жертва своей жизнью во имя веры;
–.защита Церкви;
–.защита вдов, сирот и немощных.
В период упадка института рыцарства в 1330.г. епископ Камбре определил рыцарские
обязанности восемью заповедями:
–.ежедневная месса, которую следовало выслушивать натощак (но не причастие,
вспомним, что в то время причастия не были частыми);
–.возможная жертва своей жизнью во имя веры;
–.покровительство вдовам и сиротам;
–.неучастие в любой несправедливой войне;
–.отказ помогать в несправедливых делах и, наоборот, защита невинно угнетаемых;
–.неизменное смирение;
–.охрана имущества своих подданных (это подтверждает, что теперь рыцарь являлся
сеньором, сюзереном вассалов и сервов, рыцарей, имевших фьеф, что в XII.в. было еще
необязательным для рыцаря);
–.верность своему монарху (в этом заключалось еще одно признание факта, что рыцарь
был связан узами, сохранившимися от феодальной системы, с сюзереном; рыцарь, живший в
период наибольшего расцвета института рыцарства, мог быть свободен от всех клятв
верности и, особенно, от феодальных оков).
Минуя века и церемониалы, относящиеся к периоду упадка, как в «Книге об ордене
рыцарства» каталонца Раймунда Луллия, перейдем к современным авторам. Леон Готье в
своем «Рыцарстве», много раз нами цитируемом, считал, что рыцарских заповедей было
десять. Как мы уже отмечали, этот историк, чье исследование представляет собой
продолжительное, иногда напыщенное восхваление рыцарей, наделяет их мистицизмом,
выходившим и порой очень далеко за границы обычной религиозности людей Средневековья
и людей других эпох. Доведенные до десяти, заповеди рыцарства наводят на интересные
аналогии с тем же количеством заповедей, данных Яхве Моисею на Синайской горе, и с
десятью нашими христианскими. Вот их список с короткими необходимыми
комментариями:
I..Верь всему, чему учит Церковь, и соблюдай все ее заповеди. (Готье использует здесь
второе лицо, словно желая показать аналогию между «Божьими заповедями» и заповедями
рыцарства.)
II..Защищай Церковь. (Заповедь для ровного счета; незримо она присутствует в
предыдущей.)
III..Выказывай уважение всем немощным и стань их защитником.
IV..Возлюби страну, где родился. (Эта заповедь является «изобретением» Леона Готье.
Средневековье не знало патриотизма в современном понимании. Рыцарь XII.в., если не
владел землей, был верен своему военачальнику или, если держал фьеф, своему сюзерену.
Верность своему сеньору была отличительной чертой рыцарства, равно как впоследствии и
знати: якобит
8
в армии Людовика.XIV, воевавший против Англии, считался человеком чести;
как и французский эмигрант в 1790.г., служащий в войске принца Конде:
9
понятие «родина»
воплощалось для него в личности короля.)
V..Не отступи перед неприятелем.
VI..Сражайся с неверными без роздыху и пощады. (Несущественная заповедь: война
против сарацин не являлась главной целью рыцарства.)
VII..В точности исполняй свои феодальные обязательства, если они не противоречат
закону Божьему. (Леон Готье справедливо вновь подчеркнул, что рыцарь высокого
Средневековья не был человеком, непременно связанным своими феодальными
8 Сторонник изгнанного из Англии в результате Славной революции (1688.г.) короля Якова.II Стюарта. –
Примеч. ред.
9 Имеется в виду французский дворянин, бежавший из Франции после Великой Французской революции
(1789.г.) и служивший в войсках Луи-Жозефа, принца Конде, собравшего на берегах Рейна армию из
эмигрантов для вооруженного вторжения на французскую территорию. – Примеч. ред.
обязанностями. Эта заповедь, таким образом, обращена не к рыцарю, а к воину, держателю
фьефа. Помимо этого, условие, выдвинутое Леоном Готье для соблюдения данной заповеди,
находится за границами самого рассматриваемого вопроса: в обществе, живущем единой
христианской верой, феодальное право, противоречащее ей, было немыслимо.)
VIII..Не солги и будь верным данному слову. (Это наставление, вероятно, содержится в
первой заповеди.)
IX..Будь щедрым и оказывай всем милости. (Если речь идет о материальной
благотворительности, это первая заповедь, внушаемая Церковью; если же о показном
милосердии, она, как нам кажется, наоборот, противоречит христианскому учению.)
X..Везде и всегда будь поборником Права и Добра и борись с несправедливостью и
злом. (Это десятое наставление, прописные буквы которого присутствуют у Леона Готье,
тоже вытекает из первой заповеди.)
В свою очередь, Гюстав Коэн в своей «Истории рыцарства в средневековой Франции»
постарался изложить рыцарский кодекс в общих чертах. Исследователь свел его к пяти
основным принципам:
–.повиновение Церкви и забота о ней; уважение ко всем и верность своим
предводителям;
–.щедрость по отношению к беднякам;
–.смелость и сострадание в бою;
–.помощь и содействие слабым.
В конце концов, нам тоже следует составить свой список заповедей рыцарства. И
принципы, которые вдохнули жизнь в древний рыцарский орден, нам представляются просто
состоящими из трех видов:
1..Религиозные обязательства.
2..Мирские обязательства.
3..Личные обязательства.
1..Нет нужды долго распространяться о религиозных обязательствах рыцаря. Он
должен подчиняться всему, чему учит и что предписывает Церковь. Будучи человеком
военным, рыцарь должен, в частности, обеспечивать каждый раз, когда это потребуется,
защиту ее служителей и имущества. Человеку физически сильному, ему также следовало
оказывать немощным и беднякам ту нравственную и материальную помощь, которую
требует Церковь.
2..Мирские обязательства рыцаря проистекали из занимаемого им в средневековом
мире положения. Воину, не имевшему фьефа, следовало сохранять верность своему
военачальнику. Вассалу надлежало старательно выполнять свои феодальные обязанности.
Если же рыцарь являлся сюзереном, то должен был осуществлять свои права по отношению
к вассалам со всей справедливостью и добротой. Странствующий рыцарь – а их, вопреки
утверждениям рыцарских романов, встречалось не так уж много – должен, будучи
свободным от всех, как военных, так и феодальных уз, поступать на службу к любому, кто
нуждался бы в его помощи и поддержке. Короче говоря, человеку, принявшему рыцарское
посвящение, следовало выполнять все свои сословные обязанности.
3..По отношению к самому себе у рыцаря имелось только одно, но, пожалуй, самое
тяжелое, обязательство: всегда быть верным себе и добровольно данной им клятве – в
общем, всему тому, что сделало бы честь мужчине.
Без сомнения, нас, в свою очередь, обвинят в желании свести рыцарский идеал к
имеющей магический характер цифре. Отметим для тех, кто имеет тягу к символам и
скрытым смыслам (например, три – от Святой Троицы; четыре – огонь, земля, воздух и вода;
пять от пятиконечной звезды; шесть – от печати Соломона; семь – из древнееврейской
религии; и так далее), что дело тут не в ней. Кроме того, этот «треножник», на котором, как
мы полагаем, покоился весь институт рыцарства, стал и моральной основой для его
преемника – знати. Известен знаменитый лозунг дворянства, которым второе сословие в
государстве, вплоть до своего исчезновения, любило характеризовать себя: «Моя душа
принадлежит Богу, жизнь – королю, а честь – мне». В этой краткой формуле находим три
принципа, покоившихся, как мы отметили выше, в основе рыцарства.
Далее же, но в другой главе, мы установим, что этот «треножник» встречается и в
современном мире, который в незначительной степени унаследовал великую рыцарскую
мечту. Речь идет о скаутском движении, главным образом о его христианском течении, а
точнее – европейском католическом скаутском движении.
В день своего посвящения оруженосец публично клялся быть верным этим трем
принципам рыцарского кодекса. А именно при совершении самой церемонии,
происходившей в мирное время и посреди торжественных и помпезных праздников согласно
существовавшему ритуалу (если не сказать – бывшему тогда в моде), будущий рыцарь
клялся, положив руки на Евангелие, произнося условия этого торжественного обещания,
сводившиеся, в конце концов, к одной фразе, которую находим в понтификалии епископа
Гильома Дюрана: «Esto miles pacificus, strenuus, fidelis et Deo devotus» (Будь рыцарем
миролюбивым, отважным, верным и преданным Богу).
Но что происходило, когда церемония совершалась на поле боя, когда не было времени
для продолжительных речей? В таком случае клятва сводилась к простейшему выражению:
всего несколько слов. Казуисты – например, епископ Шартрский Иоанн Солсберийский,
написавший трактат «Policraticus» около 1260.г., – утверждали даже, что слова в этом случае
бесполезны: факт вручения меча и жест удара означали, что рыцарь и без клятвы должен
отныне соблюдать все остальные обязательства, так как это являлось неотъемлемой частью
рыцарского звания.
* * *
Юноша, выходец из воинского сословия, пройдя суровое обучение, в ходе
великолепной церемонии, где присутствовал его государь, или в простом убранстве
домашнего торжества, становился рыцарем. Сопоставляя рыцарский идеал с самыми
банальными повседневными требованиями жизни, этот молодой рыцарь очень быстро
постигал, какая глубокая пропасть разделяет мечту и реальность. Ему предстояло встретить
на своем пути неудачи, перенести личные поражения, испытать разочарования. Могло
статься, что однажды он окончательно утрачивал свои юношеские мечты. Учитывая, что
рыцарство было, по крайней мере, в принципе, званием, а не занимаемым положением, что
же происходило с таким человеком? И как выходили из рыцарских рядов, доступ в которые
был таким ограниченным?
V.УТРАТА РЫЦАРСКОГО ЗВАНИЯ
Как и всем, кто стремится разобраться, чем же являлся институт рыцарства, нам
придется повториться. Если истоки происхождения рыцарства для нас по-прежнему и,
наверное, навсегда остаются сокрыты пеленой, покрывшей все раннее Средневековье, если
ритуал посвящения в рыцари, особенно некоторые из его жестов, нам мало понятен, условия,
при которых утрачивали рыцарское звание, также являются сейчас практически
неизвестными. Литература об этом вопросе незначительна: несколько слов в трех или
четырех песнях о деяниях и намеки в церемониалах. Лишь Лакюрн де Сент-Палей в
«Записках о старинном рыцарстве», работе, которая, хоть и написана в XVIII.в., тем не менее
является серьезным исследованием о рыцарстве, раскрывает этот вопрос с недостаточной
точностью, посвятив утрате рыцарского звания лишь три страницы. Однако автор «Записок»
не привел в своем рассказе ни одного доказательства; кажется, что в данном случае нехватка
документов была частично восполнена его воображением. П..Оноре де Сент-Мари в его
«Рассуждениях» пишет лишь о ритуале лишения звания, относящегося к эпохе, когда
рыцарство отмирало (XV–XVI.вв.).
Представляется, однако, что в процессе утраты рыцарского звания можно
последовательно рассмотреть следующие этапы:
а).Причины лишения рыцарского звания.
б).Церемониал лишения рыцарского звания.
а)Причины лишения рыцарского звания
Здесь мы осветим известные нам немногочисленные причины, служившие основанием
для утраты рыцарского звания. Вплоть до XII.в., периода, когда рыцарство достигло своего
расцвета, хроники не содержат никакого описания церемонии лишения звания, которой бы
подвергся какой-нибудь известный рыцарь – скорее всего потому, что подобные случаи
являлись большой редкостью. Конечно, подобное происходило не по причине высокой
нравственности рыцарей. В то время мужчины были жестокими, и если христианство
заставило их преклонить колени, то и тогда они тем не менее все же поднимались, чтобы
совершать дурные поступки. Если публичные церемонии лишения рыцаря его звания
оказывались немногочисленными, то исключительно лишь потому, что их нежелательно
было предавать огласке.
Так поразмышляем же над этим вопросом. По мнению своих товарищей по оружию,
рыцарь заслуживал лишения своего рыцарского звания из-за неблаговидного поступка или
вследствие предвзятого мнения. Вероятнее всего, что рыцаря чаще всего упрекали в
вероломстве (нарушение вассальной клятвы), когда он переходил из одного лагеря в другой.
Полагаем, что никогда в рыцарском сословии, не только в европейском масштабе, но даже в
пределах одной провинции, не существовало единства по вопросу отказа человеку в
ношении этого звания из-за подобной причины. Того, кого одни считали предателем и
изменником, их противники по-прежнему считали рыцарем. Легендарный Ганелон, если б
только ему удалось избежать мести Карла Великого и сумей он объединить врагов великого
императора, всегда считался бы басками доблестным и верным рыцарем. Суровому ритуалу
лишения звания мог подвергнуться лишь тот, кто остался в руках людей, которых он предал,
однако чаще всего измена раскрывалась, когда перебежчик находился уже в лагере
противника. Возможно, однако, единодушному осуждению подвергался человек,
отрекшийся от христианской веры, чтобы перейти на службу к сарацинам, ренегат. Но ведь
когда отступничество становилось очевидным, ренегат целый и невредимый находился в
стане последователей учения Магомета. Также большинство случаев лишения рыцарского
звания, являвшихся, однако, чрезвычайно редкими, могли представлять собой политическую
месть людям, оступившимся или оказавшимся невезучими.
Тем не менее выходит, что неписаный рыцарский кодекс все-таки предусматривал
утрату рыцарского звания. Такой процедуре подвергался рыцарь, постоянно нарушавший
законы своего сословия. Как мы видели, эти законы касались всех сторон жизни –
религиозной, общественной и личной – человека, посвящаемого в рыцари. Поэтому надо
было быть человеком без страха и упрека, чтобы стать рыцарем, не уклонявшимся от
выполнения своего долга. В конце концов, так как рыцарство являлось неразрывно
связанным с войной и феодализмом, основными причинами лишения рыцарского звания,
помимо вероотступничества (что случалось довольно редко), были предательство в бою и
измена сюзерену.
Итак, логично будет предположить, что публичная процедура лишения рыцарского
звания была чрезвычайно редким явлением. Заметим также, что изгнание из рыцарских
рядов происходило не по специфическим, свойственным рыцарству причинам, но, скорее
всего, по военным или феодальным мотивам. Наконец, кроме случая с вероотступниками,
рыцарь, лишенный своего звания, был таковым только для небольшой части рыцарского
сословия. Можно предположить, что неспособность для рыцарства окончательно исключить
из своего братства человека, не выказывавшего к его принципам должного уважения,
неспособность удерживать на должном уровне достаточно высокий критерий набора в столь
безупречное сословие, каким может быть подобное людское сообщество, во многом
способствовало закату этого института. Слишком труднодостижимый идеал, которому часто
безнаказанно изменяли, разочаровывал людей, никогда долго не выдерживавших
изнуряющего и, может быть, бессмысленного сизифова труда.
б)Церемониал лишения рыцарского звания
Так же как и ритуал посвящения в рыцари, ритуал исключения из рыцарских рядов за
те семь веков, что существовал данный институт, постепенно изменялся. Как и в случае
церемонии посвящения, для процедуры лишения звания мы рассмотрим ритуал времен
расцвета рыцарства, пришедшегося на XII.в., и коснемся сначала, насколько возможно это
сделать, изменений, произошедших в нем вплоть до означенной эпохи.
Можно предположить, что на заре эпохи рыцарства мужчина, нарушавший законы
данного братства, просто отдавал свой меч, что означало его автоматическое исключение.
Вспомним, что вручение рыцарского снаряжения и главное – меча лежало в основе одного из
древнейших ритуалов принятия в рыцари. Таким образом, меч символизировал собой «знак»
рыцаря, отнятие которого лишало мужчину его исключительного статуса. Кроме того, нет
никакого сомнения в том, что такое разоружение провинившегося рыцаря должно было
происходить согласно некоему церемониалу, во время которого меч ломали (как это делали
позже со шпагой разжалованного офицера).
Постепенно к примитивному и не лишенному определенного величия ритуалу
добавились некоторые черты, отражавшие изменения, произошедшие в церемонии
посвящения. Воин, ставший рыцарем, превращался по сути дела во всадника. Потеря им
этого звания, таким образом, будет сводиться к запрету ему пользоваться лошадью, а также
символически коснется того, что являлось самой характерной деталью в снаряжении рыцаря:
шпор.
В XII.в. изгнание из рыцарских рядов состояло из двух основных актов:
1..Уничтожение оружия.
2..Отсечение шпор.
1..Рыцаря, которого его товарищи по оружию сочли недостойным ношения этого
звания, приводили с некой траурной пышностью на публичное место во дворе замка, где в
свое время могла бы состояться церемония посвящения. Иногда, чтобы зримо подчеркнуть
позор приговоренного рыцаря, помост для его наказания украшала навозная куча.
Приговоренный воин был во всеоружии, как на поле боя.
На помосте с провинившегося рыцаря первым делом снимали меч, а затем щит, шлем и
кольчугу. Эти предметы вооружения, брошенные перед ним, били железной палицей, пока
они не становились абсолютно непригодными. Никто из воинов, и особенно сам человек,
лишенный рыцарского звания, впредь не мог бы использовать это оружие (отметим также,
что щит с того времени, когда на нем стали изображать рыцарские гербы, подвергали
особенно позорной процедуре, которую мы подробно рассмотрим в главе, посвященной
периоду упадка этого института).
2..Проводивший церемонию человек – чаще всего им был сержант
10
сеньора
осужденного рыцаря – оставлял разоруженному шпоры. Потом они отсекались ударом
топора на уровне каблуков, а затем также ломались вместе с вооружением. Отныне
оступившийся рыцарь был никем – и даже не сервом; человек без имени, потерявший
родных и друзей, он становился гражданским покойником. Правда, что смерть приходит ко
всем, но та, что следовала чаще всего за процедурой лишения рыцарского звания, в
некотором роде избавляла человека, отвергнутого своими, всеми презираемого, от жизни,
которая грозила стать невыносимой.
* * *
10 Сержант – в Средние века воин неблагородного происхождения. – Примеч. ред.
Так же как в описании церемонии посвящения, все сказанное нами выше о процедуре
изгнания из рыцарей, остается теоретическим. При внимательном изучении кажется, что
отсечение шпор являлось ритуалом наиболее специфическим и самым часто применяемым,
целью которого являлось подчеркнуть факт лишения отступника рыцарского звания.
Уничтожение оружия действительно было позорной карой, которой мог подвергнуться
любой солдат, совершивший преступление или вступивший в сговор с врагом. Шпоры же,
наоборот, символизировали исключительно принадлежность к рыцарскому ордену в эпоху,
когда все всадники, или почти все, принадлежали к этому братству. Так же как прикрепление
шпор являлось одним из главных ритуалов (вместе с ударом по плечу) церемонии
посвящения, их отсечение стало таким же символом позорного изгнания из рыцарских рядов.
Например, когда в поэме «Гарен Лотарингский» (XII.в.) одного изменника приговорили к
лишению рыцарского звания, то лишь приказали отсечь шпоры с его сапог.
Тем не менее очевидно, что данный ритуал, принадлежавший исключительно
рыцарству, совершался если не перед уничтожением оружия предателя, то, по крайней мере,
после его разоружения.
В общем, церемониал изгнания из рыцарского братства в период, когда рыцарство
находилось в самом расцвете, состоял из двойной процедуры: отбирали наступательное и
оборонительное оружие, что в ту эпоху могло служить наказанием для любого солдата, и
отсекали шпоры – унижение, символизировавшее спешивание всадника, каковым являлся
рыцарь. Отныне воин становился гражданским человеком. Если ему оставляли жизнь, можно
догадаться, каковы были его позор и отчаяние в то время, когда славу, за исключением той
высшей заслуги человека, который посвятил себя Церкви, приобретали на поле боя, плечом к
плечу с суровыми товарищами по оружию, ведущими войну на территории всей Европы,
словно какой-то безостановочный праздник.
Постепенно эта состоявшая из двух актов процедура, проводимая над рыцарем,
совершившим преступление, стала обрастать сложными ритуалами, призванными «стереть»
след от удара кулаком. Подобный разрыв ритуала лишения рыцарского звания, как и
церемонии посвящения, с реальностью является одним из признаков упадка самого
института рыцарства. Всякое создание человека преходяще. И рыцарство было созданием
людей, одним из тех творений, которые делают им честь; но и оно оказалось обреченным на
исчезновение. После долгого этапа становления рыцарство познало свой короткий расцвет,
рассмотренный нами выше. И вот настало время его по-человечески стремительного
старения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Закат рыцарства
Рыцарству, созданному под давлением обстоятельств, а не благодаря случайно
высказанному предложению, суждено было увидеть, как его мощь и жизненная сила
начинают угасать, когда факторы, приведшие к его зарождению, стали утрачивать свое
значение в средневековой жизни. В течение трех или четырех веков рыцарство представляло
собой найденное опытным путем разрешение конфликта между христианской любовью и
военной силой. Общественная значимость этого института, таким образом, стала
уменьшаться по мере того, как церковные и светские власти сумели найти наилучший
компромисс между силой и милосердием – то, к чему стремились цивилизации во все
времена, причем этого компромисса достигали под самыми разными названиями: Божье
перемирие, мир короля, равновесие или «европейское согласие», Лига Наций, ООН.
Чтобы проследить, как медленно исчезал институт рыцарства, рассмотрим следующие
вопросы:
I..Власть Церкви над рыцарством.
II..Правительства против рыцарства.
III..Придворное и декоративное рыцарство.
IV..Вклад рыцарства в западноевропейскую цивилизацию.
I.ВЛАСТЬ ЦЕРКВИ НАД РЫЦАРСТВОМ
Церковь, практически неоспоримая в то время хозяйка людских душ, в XIII.в. по
отношению к институту рыцарства проводила умышленно или бессознательно – скорее
всего, присутствовали оба этих компонента – двойственную политику: наделяя рыцарей
христианской верой, она тем не менее желала превратить их в свое воинство. Кроме всего
прочего, надо отметить тенденцию, которая особенно сильно будет ощущаться в конце
XV.в., а именно медленное ослабление религиозного чувства, которое отчасти притупит у
бойцов чувство совестливости, когда им придется исполнять военную обязанность,
превращающую людей в убийц на государственной службе.
В данном случае вновь поэтапно проследим три фактора, коренным образом
изменившие институт рыцарства:
а).Сакрализация рыцарства.
б).Духовно-рыцарские ордена.
в).Солдат без веры.
а)Сакрализация рыцарства
С того времени, когда Церкви пришлось иметь дело с германскими племенами,
обладавшими непреодолимой тягой к войне, она постаралась внедриться в ритуал воинской
инициации, чтобы превратить его в обряд рыцарского посвящения. Постепенно она
полностью подчинила своему влиянию эту церемонию. Этапы данного «завоевания»
прекрасно прослеживаются по изменениям ритуалов посвящения в рыцари и лишения этого
звания. Целый набор религиозной символики вскоре чрезвычайно усложнил как одну, так и
другую процедуру. Больше не было ни одного жеста, ни одежды посвящаемого или
человека, утрачивавшего свое рыцарское звание, которые не содержали бы в себе
религиозного смысла, что мы сейчас продемонстрируем на двух ритуалах:
1..Посвящение в рыцари.
2..Изгнание из рыцарских рядов.
1..В церемонии посвящения исповедь, состоявшаяся накануне ночного бдения над
оружием, отныне сопровождалась омовением, которое, возможно, напоминает простейшую
гигиеническую процедуру в древности, совершаемую перед большими праздниками. Это
было свидетельством того, что перед посвящением в рыцари, рассматриваемом тогда
некоторыми людьми чуть ли не как восьмое таинство, молодой оруженосец должен был
очиститься как от телесной, так и духовной грязи (следует также отметить, что некоторые
«теологи» рыцарства станут даже требовать от кандидата на посвящение в рыцари
определенной телесной красоты: уродство приравнивалось к греху; в этом мы видим
традицию, характерную для Католической Церкви, отказывающей в принятии
священнического сана человеку, физически ущербному). После очищения души и тела
оруженосец облачался в одежду из белого льна, что в античные времена являлось символом
душевной чистоты. На чистую рубаху посвящаемый надевал ярко-красный плащ; согласно
христианской символике этот цвет в действительности означал, что человека посвящают в
защитники Церкви. Белый пояс, охватывавший его талию, должен был хранить будущего
рыцаря от греха плоти, между тем как головной убор такого же цвета – защищать его от
греховных помыслов. Даже штаны оруженосца не избежали процесса сакрализации. Они
были коричневого цвета, как земля, куда, несмотря на всю славу, которую их владелец
может обрести, став рыцарем, он вернется и где его прах смешается с прахом всех христиан
прошедших столетий.
После ночного бдения и утреннего причастия начиналось и само посвящение. Не
изменив ее основных жестов: вручения оружия и прикосновения посвящающего к плечу
кандидата, которые по-прежнему оставались центральными моментами, – Церковь впредь
присутствовала там в каждом мгновении церемониала. Она не только благословляла оружие
посвящаемого, но также обязывала его к долгим молитвам, посвященным каждой детали
снаряжения будущего рыцаря. Эти молитвы, если, конечно, они не являлись пустыми
словами в устах человека, становившегося рыцарем, в будущем превратят его вооружение в
оружие святого. Но самое главное заключалось в том, что рыцарь, если он следовал до конца
пути, на который искренне вступил, был бы весьма близок к тому, чтобы стать человеком,
полностью посвятившим себя Богу, ведь церемонию теперь проводил не воин – рыцарь из
рыцарей, – а клирик, и чаще всего епископ, который чуть ли не рукополагал в рыцари, и это
доказывало безграничную власть Церкви. Очевидно, что тяжелый удар кулаком по шее или
плечу, способный сбить человека с ног, уступил место безобидному прикосновению плоской
стороны клинка меча к плечу посвящаемого человека, а потом сменился традиционным в
Церкви жестом легкого прикосновения, получаемого всеми католиками еще в день их
конфирмации. И это прикосновение отныне содержало в себе только христианский смысл,
подчеркиваемый сопровождавшей его фразой: «Очнись от сна злобы и бодрствуй в вере
Христа…»
2..Одновременно с церемониалом посвящения в том же направлении к сакрализации
жестов изменялся и ритуал изгнания из рыцарских рядов. Перед любой церемонией
священник зачитывал над рыцарем, приговоренным к изгнанию из ордена, заупокойную
молитву, как если бы находящийся перед ним человек был лишь живым трупом. Затем пели
псалом «Deus laudem meam», призывавший проклятия Господа на предателей. Потом
переходили к уничтожению предметов вооружения и отсечению шпор; иногда у лошади,
принадлежавшей человеку, исключаемому из рыцарства, отрезали хвост – поступок, надо
сказать, весьма жестокий. После этого совершалось действо, в некотором роде
соответствующее процедуре телесного очищения посвящаемого в рыцари – речь идет об
омовении головы. Проводящий церемонию лил из таза на голову изгоняемого теплую воду.
Таким образом смывали следы «помазания» мечом по плечу. Этим действием человек,
утративший рыцарское звание, был в некотором роде «лишен посвящения». Потом его
бросали на носилки с навозом, накрывали сукном, словно саваном, и вносили в церковь, где
над ним совершались такие же обряды, как и над усопшим.
На щите изгоя со времени, когда на нем стали изображать гербы рыцарей, начали
оставлять особо позорные следы. Сначала щит тащили в грязи, одновременно пачкая его, с
одной стороны, в нравственном смысле слова, с другой – стирая нарисованный на нем герб;
затем щит вывешивали в ходе позорной процедуры наказания его хозяина. При этом щит
переворачивали острием кверху, что являлось еще одним традиционным символом
бесчестия. После чего его также разбивали и бросали в груду искореженного металла, еще
недавно бывшего рыцарскими доспехами, к лому, некогда являвшемуся оружием.
Как для старинного церемониала посвящения в рыцарство, так и для процедуры
изгнания из рыцарских рядов новые ритуалы отчасти носили теоретический характер. Мы
уже много раз повторяли, что каждая церемония протекала согласно фантазии проводивших
ее людей или же воле обстоятельств.
Этой сакрализации ритуалов посвящения и лишения рыцарского звания суждено было
в конце концов (без сомнения, вопреки воле его авторов) уничтожить одно из оснований,
являвшихся фундаментом рыцарства. Рыцарство желало найти точку равновесия между
войной и христианской верой. В день, когда оно целиком оказалось под властью Церкви,
стало очевидным, что это равновесие нарушено. Тогда существование рыцарства, которое
оказалось, по крайней мере в теории, столь близким к духовенству, перестало быть
оправданным. И в дальнейшем рыцарь, полностью подчинившись Церкви, должен был стать
не более чем воином-монахом.
б)Духовно-рыцарские ордена
К соединению веры и справедливой войны средневековый мир стал стремиться очень
рано. В те времена считали, что данный замысел можно воплотить в реальность, создав
одновременно военные и монашеские ордена. Такие братства появились в Святой Земле, по
крайней мере, самые первые из них. Христиане в освобожденном ими в 1099.г. Иерусалиме
основали или восстановили монастыри и главным образом гостеприимные дома, являвшиеся
одновременно постоялыми дворами для паломников и приютами для больных,
исповедовавших христианскую веру. Практически немедленно возникла необходимость
принять меры, чтобы защитить эти убежища от внезапных набегов мусульман. Личный
состав таких гостеприимных домов разделился тогда на две группы: собственно служители
Церкви, принимающие путников, и их защитники. И те и другие являлись монахами. Из
второй группы, из воинов-монахов, вскоре и были созданы духовно-рыцарские ордена.
В конце XI.в. один уроженец Прованса (из Мартиг) основал в Святой Земле
странноприимный орден, которому его первый великий магистр, Раймунд дю Пюи, знатный
сеньор из Дофине, придал военный характер. Речь идет об известном ордене св. Иоанна
Иерусалимского (госпитальеров), который в разное время будет называться по имени
местопребывания его великого магистра Родосским, а затем Мальтийским орденом. В 1118.г.
в Иерусалиме с еще более четкими военными задачами был создан орден тамплиеров. Среди
крупных международных орденов отметим орден Гроба Господня, основанный Готфридом
Бульонским, и менее значительный орден св. Лазаря, основным предназначением которого
являлась забота о прокаженных.
Но уже появлялись ордена, куда набирали исходя из национальных принципов
комплектования, и эти ограничения вскоре пришли в столкновение с христианскими
принципами и международной основой рыцарства. Самым знаменитым из таких орденов, в
которые принимали рыцарей, принадлежавших к одной национальности, без сомнения,
являлся тевтонский орден св. Марии Иерусалимской, сыгравший столь важную роль в
распространении христианского вероисповедания на территории Балтики. В Испании нужно
упомянуть ордена Калатрава (1157.г.), св. Иакова Меченосца (Сантьяго) (XIII.в.) и Алькатара
(1156.г.); в Португалии – орден св. Бенедикта Ависского.
Эти ордена, будь они международные или национальные, ждала разная судьба.
Некоторые продолжили существование, забыв о довольно глупом аристократическом
тщеславии, как в случае с Мальтийским орденом, между тем как другие, исчезнувшие, были
воссозданы частными лицами, оказавшимися либо мошенниками, либо мечтателями, как это
произошло с орденом св. Лазаря. Однако ныне все функционирующие ордена не имеют
ничего общего с теми, что зародились в XII и XIII.вв. и мечтали объединить крест и меч.
Может быть, потому, что лучшее часто является врагом хорошего, ордена, которые
ошибочно назвали рыцарскими, в немалой степени способствовали уничтожению
настоящего рыцарства. И прежде всего, по той причине, что они представляли собой истинно
религиозные братства, забиравшие из военного класса, откуда пополнялись ряды рыцарства,
людей, способных стать основой светского института рыцарства. Повторим еще раз;
рыцарство стремилось примирить воина и священнослужителя. Отныне равновесие между
ними было нарушено. В то время как рыцарские ордена давали, по крайней мере на
начальном этапе своего существования, приоритет в духовной сфере, воины, оставшиеся в
миру, забудут, что они тоже являются христианами, потому что у них не окажется перед
глазами ни достойного примера, ни лидера.
Подобное отсутствие лучших, которых заманивали в ордена, ревнивые к своей
исключительности, особо ощутимо скажется в XV.в., когда рыцарство начнет превращаться
в светский институт, клуб, как мы сказали бы сегодня, к которому каждый человек,
являвшийся частью «общества», чувствовал себя обязанным принадлежать. Если
международные ордена таким способом разорвали единство духовенства с институтом
рыцарства, то строгое повиновение, требуемое ими от своих членов, разрушало физическое
единение. Рыцарь был рыцарем сам по себе и принадлежал к братству, узы которого были
выше патриотизма и сословных различий. Как рыцарь он не подчинялся конкретному