австрийского кабинета было выставлять себя нападающей стороной. Оба эти
обстоятельства мешали использовать численное превосходство для нанесения
решительных ударов в самом начале войны. К тому же в данном случае неожиданное
нападение на противника не представлялось необходимым в стратегическом отношении.
Но во всяком случае этот план мог предохранить австрийцев от того, что они сами станут
объектом стратегического нападения, как это произошло в марте.
Другим доказательством того, что австрийцы не думали использовать свое
первоначальное превосходство для решительных действий, является тот факт, что они
начали свое главное наступление в Италии, где они могли использовать это превосходство
только после прибытия русских, т. е. позднее. Это — второй существенный пункт, в
котором австрийский план расходится с нашим.
При этом, во всяком случае, не следует забывать, что австрийскому правительству трудно
было знать соотношение сил с такой точностью, с какой оно теперь представляется
нашему взгляду. За месяц до начала войны само французское правительство оценивало
боевые силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной (наблюдательной) армий
приблизительно в 140 000 чел., из которых 20 000 чел. приходилось на рейнские крепости,
так что в его распоряжении оставалось 120 000 чел., т. е. на 40 000 чел. больше, чем было
в действительности. Если подобную ошибку допустило французское правительство, то не
удивительно, что ее допустило также и австрийское, считавшее численность французской
армии на 40 или 50 тыс. чел. больше, чем она имела на самом деле. Но, как это всегда
случается, оно также преувеличивало и силы собственной армии по сравнению с теми,
какими они представляются нам теперь в круглых цифрах. Поэтому соотношение сил не
казалось ему слишком неравным.
Во всяком случае, эта ошибка не заходила так далеко, чтобы вообще сомневаться в
численном превосходстве австрийской армии, которое было настолько значительным, что
побуждало к решительному наступлению с самого начала кампании.
Третий пункт, в котором австрийский план расходится с нашим, состоит в том, что
огромные силы в 73 000 чел. предназначались для простой связи между Германской и
Итальянской армиями, тогда как, по нашему мнению, для этой цели было вполне
достаточно от 15 до 20 тыс. чел.
Тирольская армия была подчинена отдельному командующему, и, таким образом, все
боевые силы были вверены трем полководцам, тогда как, по нашему плану, их должно
было быть только два. Это само по себе незначительное обстоятельство все же
приобретает большое значение там, где речь идет о стратегии, потому что всякое
разделение власти происходит за счет ее действенности и вследствие этого должно
рассматриваться как неизбежное, но немаловажное зло. При существующем положении
дел это разделение не оправдывалось никакими серьезными основаниями — напротив, тот
факт, что генерал Бельгард не был поставлен в подчинение эрцгерцогу Карлу, нужно
рассматривать единственно как дань личного уважения к нему. Факты проявления
личного уважения наблюдаются слишком часто и, с точки зрения критики, они
совершенно неразумны. Оно требуется во всякого рода человеческих отношениях и может
иметь место и в таком деле, как война, и даже иногда является решающим фактором, но, с
другой стороны, оно может вести к злоупотреблениям, к торжеству ничтожных мнений,
примером чего служит рассматриваемый здесь случай.
Из всех этих расхождений австрийского плана с нашим само собой вытекает, что армия
эрцгерцога не могла играть той роли, которую мы отводили ей в нашем плане. Если бы