Категории жизни и смерти в славянской культуре. Сборник статей
Подождите немного. Документ загружается.
Я умер... 361
Слова эти: «Я умер» — продолжают действовать. Чувствую: что)то
странное есть в их сочетании; начинаю вдумываться. Ну да: можно ска)
зать: «Он умер» или «‘я’ умерло» (во мне). Тут есть кому сказать, субъект
высказывания существует. Но «Я умер» значит: я не существую; как же
я могу сказать об этом? В этом мистика и жуть этих слов. Будто я об)
манываю — себя и других, продолжая что)то говорить (как в «Бобке»
Достоевского), а на самом деле мои слова уже упырьи, без субстанции,
без крови.
Так что висит этот лист на шкафу с эмблемой этих слов — и въедается
мистической неслаженностью сочетания этих слов, и, значит, в этом что)
то есть, раз так ненарочито сказалось! Сочетание — как впервые создан)
ное своевольное живое существо, и слушаешь его. Ну да: «я» соединимо
лишь с «есть»: «существую» иль «живу». Так что Декарту нечего и вы)
кладки было делать: для доказательства, что «существую», делать заход
в «я мыслю». Т.
е. в 1)м лице возможно лишь «есть». То же и для 2)го.
Нельзя сказать: «Ты умер», ибо некому тогда воспринять этих слов. Но
можно — «Он жив» или «Он умер», «Он есть», «Его нет», ибо «он» —
вещь, объект, выключен из ситуации жизнемысли, не участник в ее акте.
А «Я» и «Ты» — лица живые по сути своей и суть только функции, область
определения которых жизнь. А когда сказалось «Я умер», тут как раз
трансцензус из Жизни в Бытие слышится: от лица — к безразличию: тут
«я» слышится в первом лице, а «умер» — в третьем (как бы ego est mortuus);
и это не как неграмотность, а именно как метафизическое высказывание
ноументального
*
уровня, где лица не важны и путать их должно: что
«я» — что «он», что «есмь» — что «есть»; исчезли эти счеты, рассечение:
субъект или объект.
Итак, «Я умер» — это говорит некая без(сверх)личная, сверхжизнен)
ная инстанция — кому? «Мне», который уже «якобы я», шутник и шулер,
на чужом месте, которое уже закрылось; самозванец и упырь, тень
в одежде чужого тела, — продолжает отщелкивать дни, которые несерь)
езны, не имеют значения, нулевые, бутафорские, без сюжета, задания
и дела.
(Вот уже с этой гипотезы нулевого бытия раскрывается, в чем есть со)
став жизни: она есть действительно — задание на путь, имеет цель и дело,
серьезно, и когда выполнила и дошла, — тогда уж и незачем ей долее...)
*
Сохраню)ка эту опечатку машинистки: в итоге ее неологизм родился не бес)
смысленный: вместо «ноуменальный» — «ноу)ментальный». Такие слова — пода)
рок от Бытия... — 4.III.83.
362 Георгий Гачев
Но, с другой стороны, явно вижу, как я резко лучше стал к людям, добрее,
жалостливее, и даже чистота какая)то заизлучалась. Вон вчера, одетый
в это умонастроение, зашел в место одно. Ушел — и чувствую, что на тех,
с кем говорил, от меня хорошая осталась заметка... То же самое сын Дим)
ка, когда вчера пришел, — очень человеческое у нас с ним было общение.
Надпись увидел — я ему объяснил (что и делать? — не прятать же: не под)
обает это мельтешение умершему: он добр и делится с живущими опы)
том). Хоть и расскажет знакомым и буду смеяться — ну и что? «Мертвые
сраму не имуть...» Вечером жену в кино отпустил—послал: пусть восчув)
ствует себя вновь в мире. И утром говорю: «Молодая вдова» — это ведь
эстетически красиво, со стороны; а ей)то каково остаться без «своего»,
при малых)то детушках, в холодном мире?
И жалеем мы друг друга.
— Да, что)то в твоей надписи есть, — говорит. — Недаром на стол кла)
ли череп как постоянное memento mori
*
.
Я в компрессе на шее.
— Идет тебе, папка: тебе бы испанские брыжжи — голова на них кра)
сиво...
— Ну да: как на белом блюде подана, отдельно от тела. Эти складки
белые — как пружинят, удушают — как белая гаррота: недаром в Испании
и Нидерландах это белое убранство шеи — где особенно отсекали головы.
Иродиадин вкус.
И у Ван Дейка в этих головах, как цветках в белых чашечках, — жерт)
венное убранство: звучит щемящий мотив приговоренности...
___________________________
Итак, для людей я стал лучше: ни в чем не отказываю, не раздражаюсь.
Чего на беспорядок в доме сердиться? Меня ж нет — я уже этого не вижу,
это ее дело. Так что просто беру — и сам убираю: как добрый дух, что сле)
тел и помог, как в сказках, — пока она из дома уходила.
Говорю мягко и не противлюсь словам, велениям, просьбам других
(что велит жена, просит мать, сын, дочери — делаю): у них они, воления,
есть, а у меня же нет, так что и положено им через меня беспрепятственно
проходить: я ж — пустое место, не имею своеволия, упругости и отдачи
**
.
*
Помни, что умрешь! — так переведу вместо стертого «Помни о смерти»
(латин.).
**
Ей)богу, чем не метафизическое размышление в духе Декарта получается?
Годится ему в «седьмое». Проделываю духовный опыт, мысленный эксперимент,
вживаюсь в предположение, как в реальность до полной сбыточности. — 11.V.75.
Я умер... 363
Вкус пищи ожил — чюдусь будто с Луны свалился в земную жизнь: див)
люся всему...
Как будто после поста и путешествия в далекие края возвращаюсь
в свои члены, в родные места.
Но — не внедряйся и не врастай)зарастай, а посещай члены своего
тела.
11.II.73. Смотрю опять в надпись: «Я умер». Делаю процедуру отстра)
нения, устранения переживаний ревнивых, мороз и наркоз. Значит,
опять даровой, беззаданный и безсущностный денек (тебе) предстоит —
да и не «тебе», а сам по себе день — онтологический: в безличное бытие
вырвался, в чистое (так и почуял), этим ходом.
...Легко ревновать умершему, а каково — если живому!.. Тут сразу на)
плывают конкретные представления, заливают мозг, сердце возжигают
жуткой лютостью (знаю, но не допускаю сейчас этого воживления обра)
зов в себе), — и как с этим справиться?..
Нет, только умерев в «я», только убежав душой в иное измерение
бытия...
Значит — предстоит «день сам по себе» (а не день «в твоих глазах», не
«твой день», не день «тебе» — без восприятия и от)ношения).
Но ведь это же философское откровение: прорваться к бытию самому
по себе — так можно, найден ход, переход... Разрешение проблемы гно)
сеологии — через просто ее аннигиляцию, испарение (вместе с «я», ибо
она при предпосылке твердостенного, как немецкий Haus, «я» возникает
и развивается).
Ну что ж: начни так быть (не жить) этот день — чтоб просто существо)
вание существовало (а не ты существовал).
...Был вчера у знакомых философов — и опять всколыхнулось чувство
неполноценности меня как «философа» доморощенного, самозванно)
го — пред ними, знающими философию, культурными профессионалами.
Но как раз я этим и выразил отличие меж нами: они знают разные фи)
лософские проблемы — я их порождаю, возрождаю, дома взращиваю —
испытываю; они знают философию — я философствую; они рассуждают
о трансцендентном — я вот самочувствуюсь в трансцендентном, транс)
ценденствую: день)день как трансцендень провожу, в медитации и па)
рении — дышу и живу философски (стараюсь злобу дней своих решать
философией, как медициной, — и удается нередко) — и это живой род)
ник мышления философского. Медитация — как медицина, т.
е. живой
философский опыт — как первоисточник рассуждения. Как Кант учил:
не «знать философию», но philosophieren — «философствовать».
364 Георгий Гачев
А ведь это хороший колокольный звон на день, благовест радостный:
День)день, трансцендень.
...Ну, пора выходить — в жизнь, в орань, в коридор, сталкиваться...
Отвечать на вопросы: «Что ты дуешься?» — все эти семейные ужимки...
______________________________
6.30. веч. О, как легко умершему духу заводить члены тела: невесомы
летали на лыжах! Приятно свободно себя возжизнивать, не вязясь, игра)
ючи, готовый в любой момент сложить свою машину складную, взятую
напрокат на текущий день.
Вот сегодня, проснувшись, взял напрокат машину эту, чтоб восчувст)
вовать жизнь, снег, свет, деда Никиту
*
, жену, семейные отношения в воск)
ресный день: вдеться, как в матерчатую куклу, пальцами и поиграть
в жизнь. И ведь без сопряжения с этими руками, ногами, легкими, гла)
зами — я бы не мог постичь блаженство лыжной гонки в зимний солнеч)
ный день, когда уже весна света предчувствуется. Не уведал бы в сем мире
феноменов превращений своих братьев по ноуменальному бытию; а как
они, в какую игру играют, чем оборачиваются? Кто — Солнцем, кто —
лесом, кто — снежинкой, — и на меня они так же, удивляясь и подми)
гивая, смотрят: ишь в какой костюм вырядился на жизненный)то наш
карнавал! Там)то мы все друг друга знаем безвидными монадами, а здесь —
кто во что горазд разбегаемся — и весело нам.
Когда просветлел умом на снегу да под солнцем, — пришло в голову,
что, может, мне весь этот сюжет для ревности просто вообразился: ведь
смог же умертвить я себя из)за железки и представил и пережил свою
смерть — и действительно как будто опыт умершести обрел. Так и с этим:
опыт ревности, как она «когтит» (маяковское слово) и как с ней справ)
ляться...
...Что я буду сторожем своей злобы жить?..
_____________________________
В любви чрез нас прокатывается волна — ликование всебытия: оно
самочуется нами, а мы себя и не чувствуем.
*
Приехал из Щитова с внуком Васькой в Москву и у нас ночевал. — 4.III.83.
Оглавление
Предисловие (Л. А. Софронова). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
Т. И. Вендина
Базовые категории русской традиционной культуры (жизнь и смерть) . . . . . 6
М. А. Осипова
Успех, удача и ошибки атрибуции. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25
Л. Н. Виноградова
Смерть хорошая и плохая в системе ценностей традиционной культуры . . . 48
А. В. Семенова
Начало и конец жизненного пути
на материале кашубской фразеологии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57
Л. И. Тананаева
Нагробный портрет в Речи Посполитой (ХVI—ХVII века) . . . . . . . . . . . . . . . . . . 69
И. А. Морозов
Переживание смерти в игре как аспект становления личности . . . . . . . . . . . . 93
Е. Е. Левкиевская
Страх смерти в детской страшилке
в сравнении с традиционной мифологией . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
И. И. Свирида
Аркадия пелопоннесская и Аркадия радзивилловская . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
О. Ю. Тарасов
Эпитафия в творчестве Василия Васильевича Верещагина. . . . . . . . . . . . . . . . 139
И. Е. Светлов
«Остров мертвых» Арнольда Бёклина —
русский и европейский резонанс. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149
366 Оглавление
Н. В. Злыднева
Смерть как возвращение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156
Г. П. Мельников
Тема смерти в музыке славянских композиторов
конца XIX — начала XX века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166
Л. А. Софронова
Чередование культурных парадигм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180
Л. В. Левшун
Оппозиция жизнь/смерть в произведениях
восточнославянской книжности XI—XVII веков. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 196
Л. А. Черная
«Порог» и «час» смертный в древнерусской культуре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 212
М. С. Киселева
Концепты жизни, смерти и бессмертия
в проповедях Симеона Полоцкого. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 224
М. В. Лескинен
Событийность и повседневность в сарматских эгоFдокументах . . . . . . . . . . . . 234
М. Ю. Люстров
«Множество пленников убиенных» и «милость
к пленным» в русских и шведских панегириках начала XVIII века. . . . . . . . . . 252
Н. М. Филатова
Самоубийство или цареубийство?
Варианты польского национального поведения в эпоху романтизма . . . . . . . 259
Г. Д. Гачев
Смерть — как сотрудник Жизни . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275
Т. И. Чепелевская
Темы жизни и смерти в повести Ивана Цанкара «Курент» (1909) . . . . . . . . . 282
Н. В. Шведова
Образ Софии как антипод смерти
в поэзии Валентина Бениака 1940Fх годов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 297
Н. М. Куренная
Мотив «доли/нядоли» в творчестве Янки Купалы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307
Оглавление 367
ПРИЛОЖЕНИЕ
Ян Флориан Дробыш Тушиньский
Завещание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 317
Адам Мицкевич
Дзяды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .319
Юлиуш Словацкий
Кордиан. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 323
В. В. Селиванов
Год русского земледельца. Зима . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 331
Представления о смерти в полевых материалах
из Полесья и Русского Севера . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 335
Георгий Гачев
Я умер.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .357
Оглавление. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 365
Н а у ч н о е и з д а н и е
Категории жизни и смерти
в славянской культуре
Сборник статей
О т в е т с т в е н н ы е р е д а к т о р ы:
М. В. Лескинен,
Л. А. Софронова
Обложка — М. И. Леньшиной
Сборник подготовлен к печати
в отделе редакционной подготовки рукописей
Института славяноведения РАН
Подписано в печать 05.08.2008. Печ. л. 23,0.
Тираж 300 экз. Цена договорная.
ООО «Пробел)2000»
121069, Москва, Поварская ул., 36.