Или: Я заявляю / что у обвинительной власти есть все основания утверждать…//. Я уверен.
Лекторское мы объединяет оратора и состав суда в процессе поиска истины: мы видим, мы
знаем, мы помним, мы исследовали и т.д.
Анализируя доказательства по делу, судебный оратор приводит показания подсудимого,
потерпевшего, свидетелей (одни из них он отвергает, как недостоверные, другие принимает, как
имеющие доказательственное значение), тем самым включает разные речевые сферы в
официальную речь. Это чаще всего оформляется конструкциями с несобственно-прямой речью:
«Обвиняемый говорит, что он в этот день до 6 часов сидел в мировом съезде, слушая суд и
собираясь подать апелляцию» (А.Ф.К.). «Данилов показал, что никогда не знал Попова, никогда
не бывал у Феллера, никакого перстня не закладывал…» (М.Ф.Г.).
Может быть приведена даже прямая речь свидетеля или подсудимого, если она содержит
важные для суда сведения:
«Думаю, вы согласитесь со мною: именно он предотвратил трагедию. Можно по-разному
относиться к этому человеку, но я прошу вас не забывать то, о чем говорил свидетель в суде:
«Если бы я отказался от заказа, она нашла бы другого исполнителя» [172. С. 367].
Для подтверждения правильности своей точки зрения судебный оратор нередко ссылается на
чужое мнение: на постановления пленумов Верховного Суда РФ, на нормы УК и ГК РФ, на
акты судебно-медицинской экспертизы, протоколы осмотра и т.д. Очень важно, чтобы оратор
не читал текст документа, а изложил его главные мысли, как это сделала, например, Т.В.
Новикова (Алтайский край):
«Нет никаких оснований не доверять показаниям свидетелей, ведь все показания согласуются
между собой. Кроме того, показания свидетелей о драке, об орудии убийства, о количестве
телесных повреждений, о месте, где они были причинены потерпевшему, подтверждаются
протоколом осмотра места происшествия, заключениями экспертов. Напомню вам их.
В протоколе осмотра места происшествия от 25 марта 1996 г. зафиксировано, что на
площадке 10-го этажа находится труп мужчины, на теле которого обнаружено шесть колото-
резаных ран. От трупа через тамбур и далее через коридор идет дорожка в виде мазков крови.
Эксперт-биолог, исследовав кусок материи, соскоб с косяка, фрагменты обоев, пришел к
выводу, что на них имелась кровь, которая, судя по групповой принадлежности и другим
показателям, могла принадлежать Никитину» [172, С. 317-318].
Чтобы подчеркнуть какую-либо мысль, оратор иногда использует чужую речь. Это могут
быть цитаты из художественных произведений:
«Известный хирург / в романе «Сердце и мысль» / говорит так // В жизни / есть два крепких
якоря / работа и дети // Работа должна быть творческой // а дети / чтобы приносили радость / их
нужно воспитывать //».
Как правило, анализ обстоятельств дела ведется в форме вопросо-ответных реплик (вопросо-
ответного хода)
[29]
:
«В рыбных делах Мясниковым принадлежали только две трети; но разве им трудно было бы
приобрести остальную треть от законных наследников Беляева? Кто эти наследники? Та же
Беляева, Ремянникова, одинокая и бездетная женщина, наконец, Мартьянова, бедная мещанка.
С кем легче вести разговоры: с человеком, который сам обеспечен, который может
советоваться с лучшими адвокатами и имеет все средства вести дело в судах, или с бедной
женщиной, приславшей в Петербург поверенного, который за две тысячи рублей уступает
половину наследства? Конечно, с Мартьяновой легче было бы сойтись, чем с Беляевой, которая
не сразу подписала условие…» (К.К.А.).
Или:
«Овчинников изображает такую картину: он слышит крики, глухие удары, слова «убийца» из
дома Савицкого. Подходит к нему и видит выходящим из калитки двора самого Савицкого и
запирающим на замок калитку. А 20 минут спустя он наблюдает бегущим по целику огородов -
сначала дома Савицкого, потом Батыхова - обвиняемого Галкина. Что это за картина? Какой
из нее вывод? Только один, что преступление сделано двумя - Галкиным и Савицким вместе.
Тогда какой разум в действии Савицкого, запирающего на ключ Галкина вместе с жертвой их