[233]
чтобы доказать, что она уже не может больше применяться
для прежних целей. Растворение характера — это сознательная
жертва постмодернизма, которую он приносит, обращаясь к
технике научной фантастики" (там же, с. 194).
Можно не согласиться с Брук-Роуз в ее характеристике
общего состояния всей западной литературы, на что
претендует ее анализ, поскольку она ограничивается лишь
авангардистской тенденцией, как трудно серьезно отнестись к
ее довольно хрупким, по ее же признанию, надеждам, что
технологическая революция, которая, возможно, "изменит наш
склад ума" и возродит интерес к "глубинной логике
характеров" (там же, с. 195), окажет в будущем благотворное
воздействие на литературу. Но в одном ей, несомненно, надо
отдать должное: как никто другой она четко сформулировала
основные тезисы постмодернистской концепции личности в
литературе.
Заканчивая этот обзор основных признаков постмодернизма,
в котором собственно художественное формотворчество и его
критическая рефлексия переплелись настолько тесно, что не
всегда удается их безболезненно разграничить, я хотел бы
указать на две основные версии причин его появления. Самая
распространенная версия состоит в ссылке на кризис
буржуазного сознания и на те конкретные форма, которые он
принял в искусстве. Наиболее проницательные теоретики
постмодернизма характеризуют его как искусство, наиболее
адекватно передающее ощущение кризиса познавательных
возможностей человека и восприятие мира как хаоса,
управляемого непонятными законами или просто игрой
слепого случая и разгулом бессмысленного насилия. Другой
причиной возникновения постмодернизма считают реакцию на
изменение общей социокультурной ситуации, в которой под
воздействием масс-медиа стали формироваться стереотипы
массового сознания. Именно этим в значительной степени
объясняется эпатажный и гротесковый характер постмодерна,
иронически высмеивающего шаблоны тривиального искусства.
Однако буйный взлет искусства, которое иначе как
искусством постмодерна не назовешь, в моей собственной
стране, причем в самых разных его видах и родах: музыке,
живописи, скульптуре, литературе и т. д., заставляет меня с
настороженностью относиться к попыткам свести этот
феномен к кризису лишь только одной конкретной
исторической формы общественного сознания. Очевидно,
более правы те теоретики (например, У. Эко и Д. Лодж),
которые считают неизбежным появление подобного феномена
при любой смене культурных эпох, когда происходит слом
одной культурной парадигмы и возникновение