Поэтому К. Левин говорил не отдельно о субъекте и его физическом окружении, а о "жизненном
пространстве" индивида, включающем и то и другое. В "жизненное пространство" могут включаться не
только физические объекты, но и социальные факторы, действующие на человека, при этом важно, чтобы
все это воспринималось субъектом, поскольку не воспринимаемое в данный момент индивидом не
включается в его "жизненное пространство". В зависимости от того, в какое отношение в "жизненном
пространстве" человек вступает с предметом, К.Левин выделял волевое и полевое поведение. Волевое
поведение проявляется в преодолении сил, существующих в "поле", а полевое поведение характеризуется
тем, что человек попадает во власть "поля" и не может встать над ним. Приведу простой пример. Перед
вами на эскалаторе стоит женщина в пушистой меховой шубе; видно, что мех мягкий и приятный на ощупь.
Вам очень хочется потрогать этот мех, таким образом, вы попали в "поле" притягивающего вас объекта, но
чувство приличия подсказывает вам, что этого делать нельзя. Если вы не сможете побороть искушения или,
ни о чем не задумываясь, погладите мех, то это будет пример полевого поведения, если же, несмотря на
очень сильное желание, вы не дотронетесь до меха, то это будет пример волевого поведения, так как вы
смогли встать над "полем" и преодолеть его власть. Существует два типа полевого поведения. В основе
первого лежит существующая у человека потребность, способствующая тому, что человек избирательно
реагирует на находящиеся в его "жизненном пространстве" предметы. Так сытый и голодный по-разному
будут реагировать на хлеб, лежащий перед ними на столе. Второй тип полевого поведения характеризуется
тем, что нельзя установить связь между потребностью человека и его ситуационным поведением.
Например, увидев на столе колокольчик, почти все люди берут его в руки и пробуют звонить, если же
ситуация не позволяет этого сделать, то все равно вид колокольчика рождает желание позвонить в него.
Итак, для К. Левина волевое поведение характеризуется прежде всего преодолением сил, идущих от
различных предметов, существующих в "психологическом поле". Но почему обязательно понимать
указанное преодоление сил как насильственный процесс, когда человеку необходимо совершить усилие по
преодолению непосредственного желания? На мой взгляд, здесь вполне допустима иная трактовка: при
сильном желании, как уже указывалось, возникает доминанта, позволяющая не замечать импульсы, идущие
от других раздражителей, а потому предметы в широком смысле слова, находящиеся в "жизненном
пространстве" человека, не вызывают у него полевого поведения. Но если у индивида нет никакой
потребности, к осуществлению которой он стремится всей душой, если он не действует согласно
созданному намерению, то его поведение имеет импульсивный характер, что, по терминологии К. Левина, и
является полевым поведением.
Переосмысление понимания развития произвольности и воли возникло в результате работы с
первоклассниками, не готовыми к школьному обучению и отличающимися, в традиционном понимании,
слабым развитием произвольности, или неумением сознательно управлять своим поведением. С моей точки
зрения, первоклассники, не готовые к школьному обучению, характеризуются не слабым развитием
произвольности, или невозможностью сознательно управлять своим поведением, а слабым развитием воли,
проистекающим из недоразвития мотивационной сферы. Маленький ребенок не может сознательно
выполнять то, что ему неинтересно и не нужно, но как только деятельность приобретает для него смысл,
появляется и сознательное управление собственным поведением.
Здесь возможен вопрос: как в таком случае объяснить, что часть учащихся обладает плохим произвольным
вниманием или памятью? Разве слабость этих процессов не указывает на слабое развитие произвольности у
ребенка? Думаю, что и в этих случаях чаще всего причина не в слабом развитии произвольных процессов.
Если ребенок не страдает патологическими нарушениями внимания и памяти, то, как только удается
вызвать у него интерес к тому, что рассказывают или надо запомнить, проблемы с произвольным
вниманием и памятью исчезают. Произвольные, или высшие психические процессы, по терминологии Л.С.
Выготского (1983), являются опосредствованными, а не непосредственными, или натуральными. Имеется в
виду, что непроизвольное внимание — это внимание, вызываемое самим объектом, независимо от нашей
воли, то же самое и непроизвольная память — это запоминание независимо от нашей воли, как бы
"впечатывание" объекта в память человека. Совсем другое дело, когда требуется сознательно
сконцентрировать на чем-то свое внимание или что-то запомнить. При этом приходится прибегать к
процессам опосредствования, то есть включения данного действия (внимание, запоминание) в контекст
какой-то значимой для человека деятельности, в результате чего возможно сознательно что-то запомнить, а
затем воспроизвести. Могут быть и другие пути опосредствования, например инструментальный, когда то,