Ганелин Р.Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой

Подождите немного. Документ загружается.

они

оказалась рабочая семья, мать которой помогала Валкам,

нуждавшимся в этом ввиду болезни Бэлы Семеновны. Но

затем старшая часть семьи выехала, осталась дочь, вышед-

шая замуж. Иногда, выпив, муж поколачивал жену. С.Н. (к

этому времени он овдовел) вопреки советам не выходить в

таких случаях в коридор вмешивался, провозглашая:

«Мило-

сти-с-дарь, я не

разрешу,

я знал ее ребенком». Однажды и он

был схвачен «за грудки». После этого удалось добыть для

С.Н. Валка квартиру в одном доме с семьей

Н.Г.

Симиной,

а после того, как этот дом был переселен из-за строительст-

ва метро, они вместе переехали на Гражданку. Там С.Н.

Валк

прожил около

лет.

Когда же он умер, я как заведующий группой, в которой

он состоял, должен был обеспечить передачу в архив ЛОИИ

его бумаг. Квартира покойного переходила к жилищной

конторе. С.Н. Валк содержал свой ценнейший архив в боль-

шом порядке. Уходя в больницу, он показал мне, где лежит

его ответ атаковавшему его в печати автору-любителю по

фамилии Никитин (ответ был впоследствии опубликован

Д.С.

Лихачевым в «Трудах Отдела древнерусской литерату-

ры»),

еще раньше подготовил список работ, включение ко-

торых в запланированный сборник его избранных сочине-

ний представлялось ему целесообразным. Но для перевозки

архива в ЛОИИ мы хотели зафиксировать порядок распо-

ложения папок, пронумеровать их. Нам нужно было несколь-

ко дней. Н.Г. Симина нашла знакомого юриста в Ленгор-

исполкоме. Мы с ней отправились туда с сочиненным мною

прочувствованным письмом с просьбой об отсрочке. «Поз-

дравляю

Вас,

у Вас прекрасное

перо»,

— сказал мне с саркасти-

ческой улыбкой, посмотрев мое послание, вышедший из

какого-то закутка пожилой человек. «А

Вам

советую,

— уже

серьезно обратился он к Н.Г. Симиной, — до

понедельника

вывезти

архив,

потому что техник-смотритель должен опеча-

тать

квартиру,

вынеся

из нее все в кладовую, которой пользу-

ются дворники». Назавтра, в выходной день, мы с сотрудни-

цами ЛОИИ И.А. Баклановой,

Л.Н.

Семеновой, аспирант-

кой

Л.Б.

Нарусовой, с помощью сына Н.Г. Симиной Гриши

121

Советские историки: о нем они говорили между собой

погрузили все в нанятую ею машину. В ЛОИИ архив при-

нимали Б.Б. Дубенцов и М.М. Сафонов.

Настоящей трагедией была квартирная история

А.И.

Бу-

ковецкого. Вернувшись из заключения, он застал в кварти-

ре вселившегося в нее своего следователя. Тот лишился рас-

судка, помешавшись, конечно же, на бдительности и надзо-

ре за своим бывшим подследственным. Подняв телефонную

трубку,

А.И.

Буковецкий обнаружил, что телефон не рабо-

тает. В коридоре на стремянке стоял его сосед, который,

разрезав телефонный провод, вложил его концы себе в уши.

В другой раз

А.И.

Буковецкий не мог выйти из комнаты,

потому что сосед лежал в коридоре под дверью на полу,

пытаясь услышать, что происходит в комнате. Ректор Ин-

ститута советской торговли, где работал А.И. Буковецкий,

добился предоставления ему с дочерью отдельной кварти-

ры. Так они жили-поживали...

Но вернусь к тем временам, когда я и мои товарищи ока-

зались не только учениками подлинных мастеров нашей про-

фессии, но и их младшими коллегами. Приближался Двад-

цатый съезд, и это определяло как общественную атмосферу

в стране, так и настроения в среде историков. Множество

связанных с этим обстоятельств выходят за пределы моей

задачи. Я остановлюсь только на том, что видел или слышал.

Известно, что речь А.И. Микояна на съезде содержала

критические слова по поводу освещения событий граждан-

ской войны на Украине А.В. Лихолатом, ведавшим секто-

ром истории Отдела науки ЦК КПСС. Речь шла, надо это

подчеркнуть, не о необходимости подлинно научного под-

хода к теме, а о роли в этих событиях

С.В.

Косиора и

П.П.

Постышева,

реабилитация которых сокрушала бывшие

в ходу исторические конструкции, основанные если не це-

ликом, то частично на их «вражеской» роли. Стояли за этим

требованием «партийной правды» вернувшиеся из лагерей

О.

Г.

Шатуновская

и генерал (в прошлом комиссар госбезо-

пасности) А.В. Снегов

(Фаликзон).

Шатуновская была на-

значена Хрущевым членом Комитета партийного контроля.

Старая большевичка Э.М. Бакинская рассказывала мне, что,

122

они

явившись туда за партийной реабилитацией, она встретила

Шатуновскую

коридоре.

Старые знакомые по Баку, они

не виделись много лет и расцеловались на глазах того парт-

следователя, который вел дело Бакинской. Когда она вошла

в его кабинет, он

заявил,

что подготовит все документы для

реабилитации, и у него нет никаких к ней вопросов, кроме

одного — как попала на свой пост в КПК

Шатуновская.

В сущности, сермяжная правда в том и состояла, что ей там

было не место. Стоявшее у власти аппаратное поколение не

желало делиться ею с уцелевшими представителями преды-

дущего, да еще склонными к разоблачению тех методов,

которыми они были от нее отстранены. И через некоторое

время после поездки Шатуновской в Ленинград, где она

многое сделала, чтобы раскрыть дело об убийстве Кирова,

она должна была покинуть КПК, причем первый замести-

тель его председателя З.Т. Сердюк сказал, что он слишком

долго работал вместе с Хрущевым, чтобы выбор — он или

она

—-

мог быть сделан не в его пользу. Как говорили, при-

данные Шатуновской сотрудники нашли в архивах немалое

число писем не только с сомнением в официальной версии

убийства Кирова, но и с такой трактовкой его причин, ко-

торая соответствовала получившей известность частушке:

Огурчики — помидорчики,

Сталин Кирова пришил в коридорчике.

Мне довелось быть свидетелем довольно сердечной обычной

уличной встречи Э.М. Бакинской с той хорошо ей знакомой осо-

бой, которую она, вернувшись из ссылки в Ленинград, называла

как свидетельницу по предъявленным ей обвинениям. Видя мое

недоумение,

она,

не дожидаясь вопроса, объяснила, что у следст-

вия существовало много возможностей для того, чтобы обеспечить

появление таких показаний и помимо прямой их фабрикации с

подделкой подписи. Так, собственноручная подпись свидетеля

могла быть получена путем доведения его до полной невменяемо-

сти. Спрашивать же свидетельницу сейчас, как тогда было дело,

значило, по ее мнению, вернуться к допросам.

123

Советские историки: о чем они говорили между собой

К этому добавляли, что, как показала выборочная про-

верка, некоторые из авторов писем не преследовались.

Тому, как массовое партийное сознание противилось дес-

талинизации, было много признаков. Помню, как А.Л. Си-

доров, позвав к себе в гости домой участников одной из кон-

ференций, предложил тост в память о Бухарине. При этом

двое его старых учителей марксизма-ленинизма, приехавших

из Горького, чуть не упали со стульев. Сам А.Л. Сидоров на-

чал движение по новому пути. Хотя оно не было, как увидим,

непрерывным, он многое сделал. В его вступлении на этот

путь, как я это себе представляю, помимо природного ума,

высокого профессионализма и преданности делу, сыграло роль

влияние его жены Галины Владимировны Лебедевой. Она не

без удовлетворения рассказывала мне, что он был свободен от

карьерных амбиций, не соответствовавших его научным инте-

ресам, ссылаясь на его отказ от поста заместителя председате-

ля Совмина РСФСР по культуре, предложенного ему Моло-

товым. Все это вместе взятое с трудом перевешивало силу

партийного традиционализма, которая, впрочем, сказывалась.

Признаки нового подхода появились уже на происходив-

шем в 1955

Риме очередном Всемирном конгрессе исто-

риков, в котором после многолетнего перерыва приняла

участие советская делегация. Поразила телеграмма ТАСС, в

которой говорилось о приезде в Рим русских историков, в

числе которых наряду с советскими были названы Г.В. Вер-

надский и М.М. Карпович. На заседании, рассказывал мне

Сидоров, выступил Р. Пайпс, известный ему по характери-

стике польского историка, учившего будущего американ-

ского профессора в польской гимназии. Пайпс заявил, что

господство марксизма в советской историографии плохо не

тем, что это марксизм, но своей безраздельностью. Сидоров

эту безраздельность отрицал. «Кто

скажет,

— возражал он, —

что академики Тарле,

Веселовский,

Петрушевский

марксисты,

а они крупнейшие советские историки».

Самый доклад Хрущева на XX съезде о культе личности

читался, как известно, не только коммунистам, но и бес-

партийным. На некоторых слушателей доклад произвел со-

124

влоии

крушительное впечатление. Б.А. Романов узнал о докладе

Хрущева в московском санатории «Узкое» от ученого секре-

таря Института истории

А.П.

Молчановой,

выпускницы Ака-

демии общественных наук, относившейся к нему с большим

почтением. А вернувшись домой, он прочитал доклад во фран-

цузском журнале в Библиотеке АН, представленном на вы-

ставке новых поступлений, а затем взятом им домой.

У нас, молодых, общей концепцией доклада отнюдь не

потрясенных, возникли по содержанию его частные вопро-

сы. Так, например, было непонятно, почему среди назван-

ных Хрущевым депортированных во время войны народов

не оказалось немцев Поволжья и крымских татар (месхе-

тинцев тогда не заметили). Помню свой разговор об этом с

П.В.

Волобуевым,

перешедшим в Москве в Институт исто-

рии из Отдела науки ЦК примерно тогда же, когда я был

принят в ЛОИИ (с тех пор мы были друзьями до конца его

жизни). Он не имел ответа на этот вопрос, объяснив, что,

работая в ЦК, к национальным делам отношения не имел,

хотя Институт этнографии входил в круг его ведения. Мо-

жет быть, не осталось национальной культуры, предполо-

жил он. Я возразил, что с помощью Москонцерта ансамбли

песни и пляски как крымских татар, так и немцев Повол-

жья могут быть составлены по указанию ЦК немедленно,

каждый из одних и тех же или разных исполнителей, кото-

рые сойдут для этой цели, даже если окажутся евреями. Он,

улыбнувшись, сказал, что делается это именно так, но при-

чин того, что эти две национальности не были тогда реаби-

литированы, он не знал. Впрочем, эти причины, кажется,

не установлены и до сих пор.

Мне не довелось слышать его рассказы о работе в ЦК,

кроме одного — о том, что существовала

неписаная,

но стро-

гая установка избегать обычных проявлений партийного

руководства по отношению к музыкальному Институту сес-

тер

Гнесиных

в Москве. Коллеги

П.В.,

ведавшие учебными

заредениями,

должны были это соблюдать. Его уход из ЦК

был, как известно, связан с противоречиями в «сферах» во-

круг политической линии. Отдел стремился притормозить

125

Советские историки: о чем они говорили между собой

антисталинскую тенденцию, проявлявшуюся еще до Двад-

цатого съезда в журнале

«Вопросы

истории»,

редактором ко-

торого была A.M. Панкратова, а мотором редакционного

коллектива — ее заместитель Э.Н.

Бурджалов.

«Конкретный

работник»,

— называла его она. Особая активность

Волобу-

ева в борьбе против журнала дала возможность Панкрато-

вой его одолеть. Рассказывали, что она с такой силой насе-

ла на П.Н. Поспелова, который был секретарем ЦК, что тот

заявил: «Нет здесь

больше

никакого

Волобуева».

Первый номер «Вопросов истории» за

1956

г. открывался

передовой статьей

«Обизучении

истории исторической науки».

В ней в очень осторожной форме была сделана попытка

снять с дореволюционной русской исторической науки

одиум

дворянско-буржуазной, упомянуто о том, что Покровский,

критикуя ее, впадал в вульгаризаторство и сам во многом

ошибался. В ней были взяты под защиту от очень уж уничи-

жительных оценок некоторые западные и такие советские

историки, как Н.И. Кареев и Д.М. Петрушевский. Этот но-

мер журнала был подписан к печати

января 1956 г. Едва

успел он выйти в свет, как 25, 27 и 28 января состоялась

трехдневная читательская конференция, на которой при-

сутствовало более

боо

человек и выступило в прениях

37-

Отчет о конференции был напечатан уже в февральском

номере. В своем докладе на ней Бурджалов кое-что добавил

к сказанному в передовой статье. В частности, говоря о ре-

волюции 1905 г., он сказал, что у некоторых авторов при ее

рассмотрении царизм, либеральная буржуазия, эсеры и мень-

шевики оказываются на одной стороне, а на другой — одни

большевики. Это относилось, собственно говоря, к Кратко-

му курсу истории ВКП(б), но Бурджалов критиковать его

прямым образом не стал, отметив лишь, что некоторые ис-

торики ограничиваются его пересказом, не развивают вы-

двинутых в нем положений, «оставаясь на

уровне,

достигну-

том наукой в 1938 году». Но и такая осторожная постановка

вопроса была объявлена Г.Д. Костомаровым (Институт исто-

рии партии при Московском горкоме) непонятной. Возража-

ла и

М.Д.

Стучебникова

(Институт

Маркса-Энгельса-Лени-

126

они

на-Сталина).

Дело тут было не в науке, а в государственной

практике. Именно необходимостью сохранить в неприкосно-

венности Краткий курс как каноническую основу сталинизма

был мотивирован тогда полученный Главной военной проку-

ратурой запрет на подготовленную уже реабилитацию А.Я. Ча-

янова и Н.Д. Кондратьева, состоявшуюся лишь в 1987

г.

Гефтер и

Сидоров,

судя по отчету, Краткий курс не упо-

минали, сосредоточившись на критике передовой статьи об

историографии. Гефтер считал ее «неправильной».

«В ней не выдвинута на первый план критика буржуазной историогра-

фии, — говорил он, — а отдельным дореволюционным историкам

дана неправильная оценка. Нельзя согласиться с характеристикой,

которая дана в передовой статье

Петрушевскому,

с критикой статьи в

Большой Советской Энциклопедии о

Карееве».

Между тем редакция «Вопросов истории» отвергала кри-

тику Кареева в статье о нем в БСЭ (некоторые его работы

были там, несмотря на высокие оценки его творчества Марк-

сом и Энгельсом, названы эклектическими и антинаучны-

ми, в энциклопедии утверждалось, что по мере обострения

классовой борьбы в России идейный, методологический

уровень его работ систематически понижался). Что касает-

ся

Петрушевского,

журнал возражал против приписывания

ему стремления

«задержать

развитие советской историчес-

кой

науки».

Гефтер же был по-прежнему строг и к Петру-

шевскому, хотя Сидоров, в Риме, как мы видели, допускал

в его лице существование советского историка-немарксис-

та. Но Москва — не Рим.

Сидоров считал, что «в статье следовало бы остановиться и на

космополитических

взглядах,

имевшихся в

историографии,

а не огра-

ничиваться только критикой ошибок объективистского

порядка».

«Глав-

Викторов Б.А. Без грифа «секретно». М.,

199°-

С. 136.

Вопросы истории.

1956-

№ 2. С. 2о8

Там же. № 1. С.

127

Советские историки: о чем они говорили между собой

ный

недостаток советской исторической науки» он видел в отсут-

ствии «за последние годы» «марксистской критики буржуазной ис-

ториографии»,

хотя именно в эти годы недостатка в ней не

было. Им обоим возражала С.И. Якубовская, видевшая «причи-

ну роста авторитета журнала» в том, что он «призывает к научной

добросовестности».

Второй номер журнала, подписанный к

пе-

чати 13 февраля

1956

г., попал к читателю в дни XX съезда.

Хрущевский доклад на нем о культе личности был, каза-

лось бы, победой «Вопросов истории». Однако сопротивле-

ние «Вопросам истории» (линия журнала постепенно полу-

чила обиходное название

«бурджаловской»)

оказалось не-

сокрушимым, и в 1957

их

редакция потерпела поражение.

Я был очевидцем и даже участником нескольких эпизодов

из этой эпопеи. Однажды в Москве А.М.

Анфимов

повел

меня на одно из

антибурджаловских

собраний, устраивав-

шихся по четвергам на истфаке МГУ кафедрой истории

КПСС. Он сделал это, как я думаю, неспроста. Известны и

его заслуги выдающегося исследователя аграрной истории

дореволюционной России, показавшего условность победы

капитализма в русской деревне, и тяжелые испытания, ко-

торые ему пришлось за это пройти во время волобуевского

дела

уо-х

годов Однако я не помню, чтобы при какой-либо

ситуации была названа та политическая причина, которая

делала A.M. Анфимова среди волобуевцев особенно одиоз-

ной в глазах начальства фигурой. А состояла эта причина в

том, что без капиталиста-кулака и т. п. в предреволюцион-

ной деревне идеологическое обоснование сталинской кол-

лективизации становилось затруднительным. Примерно это

однажды и только однажды я услышал от Андрея Матвееви-

ча в Ленинграде. Между тем хотя

Бурджалов

вопроса о кол-

лективизации, насколько я помню, не касался, вопрос этот

(чуть ниже я скажу об этом) как будто напрашивался.

Войдя в лекторий истфака МГУ, я словно оказался в на-

шем лектории на антикосмополитической конференции

Там же. № 2. С.

208.

Там же.

128

они

1949

роли Корнатовского был доцент

П.Н.

Патрикеев,

ярко непримиримый оратор, владевший приемами партий-

ной полемики.

«Во-а-прос

том,

был ли Ленин

вождем

воору-

женного

восстания,

предметом

дискуссии

быть не может», —

провозглашал он, подражая, вероятно бессознательно, ге-

рою фильма «Великий гражданин». Таких же запретных для

обсуждения вопросов в той же форме он назвал несколько.

И вдруг сидевшая в верхнем ряду Э.Б. Генкина

(Бурджало-

ва не было, и она вместе с Е.Н. Городецким отстаивала ли-

нию «Вопросов истории»), как бы раздумывая, спросила:

«А не назовете ли Вы такой

вопрос,

который (она сделала успо-

коившую оратора паузу и, как ни в чем не бывало, продолжи-

ла)

предметом

дискуссии быть может

?»

Трудно описать бурю, поднятую противниками «Вопро-

сов истории». Патрикеев напомнил 6 статье

Бурджалова,

посвященной сталинскому курсу истории ВКП(б) как об-

разцу исторического исследования. Городецкий уподобил

Патрикеева редакторам иностранных газет, публиковавших

рядом речи членов Политбюро на XIX и XX съездах партии.

До сих пор не могу простить себе, что после этого уехал

на вокзал вместо

того-,

чтобы наплевать на билет. Правда,

ночлега в Москве у меня больше не было. Позже A.M.

Ан-

фимов рассказал, что буря продолжалась. У Э.Б. Генкиной

случился сердечный приступ; она ведь была автором моно-

графии о Сталине в Царицыне. Впрочем, отвечая Патрике-

еву, напомнившему о

бурджаловской

просталинской

ста-

тье, Е.Н. Городецкий сказал (это было еще до моего ухода):

«Каждого из присутствующих можно обвинить в

этом,

кроме

Вас,

товарищ

Патрикеев,

потому

что Вы вообще никогда

ниче-

го не писали

или,

во всяком случае, не печатали».

Кафедра истории КПСС боролась против отступлений от

сталинизма, видя в них причину брожения в среде универси-

тетской молодежи. В то время как в кружке из аспирантов и

молодых преподавателей, организованном Л.Н. Краснопевце-

вым,

старались восстановить ленинизм в его первозданном

виде, студенты-озорники перед экзаменами декламировали:

129

Советские историки: о чем они говорили между собой

Я марксизма не боюсь,

Я на Фурцевой женюсь.

Стану тискать сиську я

Самую марксистскую.

Проценты на сталинский капитал страха куда-то исчезли,

начинать репрессии заново в полном объеме было невозмож-

но, но аресты отдельных лиц и групп стали нередкими.

A.M. Панкратова и Э.Н.

Бурджалов

приезжали в Ленин-

град. Кроме читательской конференции журнала с докла-

дом

Бурджалова

летом

1956

г., состоялось несколько встреч

с Панкратовой. Доклад Бурджалова на конференции в Доме

ученых был боевым. Он очень точно наметил наиболее уязви-

мые в тогдашних условиях пункты официальной историо-

графической концепции. Прения не носили такого уж вызы-

вающего характера, хотя один из их участников, представив-

шийся сельским учителем, заговорил было о коллективизации.

Тем не менее ленинградское партийное начальство, а скоро

будет показано, что не только оно, пришло в движение. О

двух выступлениях A.M. Панкратовой я узнал по рассказам,

а одно, на встрече с ведущими ленинградскими историка-

ми, слышал сам.

М.П.

Вяткин, заведовавший тогда ЛОИИ,

пригласил меня пройти с ним в кабинет директора

БАН

Г.А.

Чеботарева, где собралось человек 20 или 30, среди ко-

торых я был младшим по возрасту и по должностному по-

ложению. Самое определенное мое впечатление заключа-

лось в полном несоответствии поведения A.M. Панкрато-

вой тем стандартам, которые были характерны в то время

для людей ее ранга. А она занимала все сколько-нибудь важ-

ные посты в руководстве исторической наукой. Чувствова-

лось, что она в самом центре борьбы не на жизнь, а на

смерть, сознает это и отступать не собирается.

«Они,

Хрущев

Булганин,

— заявила она в частности,

—

мне говорят: "Ты,

Анна

Михайловна

(может быть, даже — Нюра. —

Р.Г.),

ска-

жи своим

историкам,

чтобы ничего не

боялись,

обо всем нам пи-

сали и говорили. То, что было, никогда больше не

повторится"».

Закончила же она изложение поручения из Кремля, словно

130