Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь
Подождите немного. Документ загружается.
дух-хранитель в образе кабана, которого он повсюду водит за собой на
магическом ремне. Гибель этого кабана влечет за собой смерть шамана.
Самоеды рассказывают предания о поединках между шаманами, которые,
прежде чем сойтись в единоборстве друг с другом, посылали на бой своих
духов. Малайцы полагают, что душа человека может перейти к другому
человеку или к животному; вернее, между ними может образоваться
мистическая связь, и судьба одного из них оказывается в полной зависимости
от судьбы другого».
У меланезийцев одного из Ново-Гебридских островов представление о
внешней душе находит приложение в повседневной жизни. Слово таманиу
означает на местном наречии «одушевленный или неодушевленный предмет,
от которого, по убеждению человека, в тесной зависимости находится его
собственное существование... Не каждый островитянин имел свой собственный
таманиу. Только некоторым из них приходило в голову, что между ними и
ящерицей, змеей, а иногда и камнем существует такого рода отношение. В
иных случаях, чтобы найти таманиу, пили настой из определенного рода
листьев. Оставшуюся на дне гущу сливали, и таманиу считалось первое живое
существо, которое замечали на этой куче или внутри ее. За этим существом
присматривали, но его не кормили и ему не поклонялись. Туземцы полагали,
что оно являлось по зову и жизнь человека была тесно связана с жизнью
таманиу (если это живое существо) или с его безопасностью. Стоит такому
существу умереть, а если это неодушевленный предмет – поломаться,
потеряться, и человек обязательно умрет. Поэтому в случае болезни они
посылали взглянуть, в каком состоянии находится таманиу больного».
Весьма широкое распространение представление о внешней душе,
помещенной в животное, получило в Западной Африке, в особенности в
Нигерии, Камеруне и Габоне. Фаны из Габона полагали, что совершаемый при
инициации каждого шамана обряд побратимства связывает его жизнь с
жизнью того или иного дикого животного. Шаман берет кровь из уха животного
и из своей руки и прививает свою кровь животному, а кровь животного – себе.
С этих пор между ними устанавливается столь тесная связь, что смерть одного
влечет за собой смерть другого. Предполагается, что в результате заключения
этого союза сила шамана или колдуна в огромной мере возрастает, из чего он
может извлечь многочисленные преимущества. Во-первых, с этих пор шаман
фанов, подобно сказочному волшебнику, который спрятал свою жизнь в
надежном месте, мнит себя неуязвимым. Более того, животное, с которым он
обменялся кровью, стало его верным другом и готово выполнить любой его
приказ; к его услугам он прибегает для того, чтобы нанести ущерб своим
врагам или навлечь на них гибель. По этой причине шаман никогда не делает
своим побратимом прирученное животное, напротив, эта роль неизменно
выпадает опасному и свирепому животному, например леопарду, черной змее,
крокодилу, гиппопотаму, кабану или коршуну. Наиболее популярным
животным-побратимом является у фанских шаманов леопард, на втором месте
стоит черная змея, а замыкает список коршун. Есть животные-побратимы и у
местных колдуний. Впрочем, животные, которым отдают на хранение свои
души женщины, как правило, отличаются от животных, которых используют в
тех же случаях мужчины. Так, побратимом колдуньи ни в коем случае не может
быть пантера, зато эта роль часто выпадает ядовитым змеям, к примеру
рогатой гадюке, черной змее, иногда зеленой змее, обитающей среди
банановых деревьев, а также коршуну, сове или другой ночной птице.
Животное или птица, с которыми шаман или колдунья заключили
таинственный союз, играет эту роль не в качестве представителя вида, а как
особь. Когда данная особь умирает, союзу, естественно, наступает конец, так
как считается, что за смертью животного-побратима последует смерть
человека.
Сходных верований придерживаются племена, расселенные в долине
Крестовой реки в Камеруне. Отдельные группы людей – как правило, это
обитатели одного селения – останавливают свои выбор на различных
животных, с которыми они, как им кажется, связаны узами теской дружбы пли
родства. В число таких животных входят гиппопотамы, слоны, леопарды,
крокодилы, гориллы, рыбы, змеи и т.д. Все эти существа либо наделены
большой силой, либо обладают способностью с молниеносной быстротой
скрываться в чаще леса или под водой. Это умение скрываться, по имеющимся
сведениям, является необходимым условием при выборе
животных-побратимов. Ведь от того животного ожидают, что оно будет
исподтишка вредить врагу, например неожиданно вынырнет из воды и
перевернет каноэ врага, если это гиппопотам. Предполагается, что между
такими животными и их друзьями и родственниками-людьми существует такой
силы симпатическая связь, что, как только умирает животное, умирает и
человек и, наоборот, со смертью человека испускает дух и животное. Из этого
следует, что в животное-побратима нельзя стрелять или вообще причинять ему
какой-либо вред из опасения повредить или убить людей, жизнь которых
неразрывными узами связана с жизнью такого животного. Это, впрочем, не
мешает жителям деревни, связанной узами дружбы со слонами, охотиться на
них. Ведь их благоговение относится к отдельным особям, которые тесно
связаны с конкретными мужчинами и женщинами, и не распространяется на
вид в целом. Они воображают, что могут безошибочно отличить
слонов-родичей от обычных слонов. Более того, и слоны якобы обладают
способностью узнавать своих сородичей. Когда охотник встречает слона,
который находится в дружеских отношениях с человеком, благородное
животное поднимает свой хобот на уровень его лица, как бы говоря: «Не
стреляй в меня!» Если охотник окажется настолько неосмотрительным,
бесчеловечным, что выстрелит и ранит животное, несмотря на
предупреждение, человек, чья жизнь находится в зависимости от жизни
животного, заболеет.
Балонги из Камеруна верят, что у каждого человека имеется несколько душ,
одна из которых пребывает в теле, а другая – в животном, к примеру в слоне,
кабане, леопарде и т.д. Если по возвращении домой кто-нибудь плохо себя
почувствует, скажет: «Я скоро умру»-и действительно умирает, балонги
утверждают, что это одна из его душ в образе кабана или леопарда погибла и
смерть этой внешней души стала причиной смерти души, находящейся в теле.
Сходное верование бытует и у ибо, крупного племени в дельте реки Нигер. Они
полагают, что дух человека может на время покидать его тело и переселяться в
животное. Человек, желающий наделить свою душу такой способностью,
раздобывает у колдуна нужное зелье и подмешивает его к своей пище. Вслед
за этим душа его выходит из тела и входит в животное. Если случится так, чnо в
то время, когда в нем пребывает душа человека, животное убьют, этот человек
умрет; если такое животное ранить, тело человека незамедлительно покроется
волдырями. С этим верованием связано большое число черных дел: ведь стоит
какому-нибудь пронырливому негодяю тайком подлить магическое зелье в
пищу своему врагу, ни о чем не подозревающая душа которого перейдет,
таким образом, в тело животного, и убить это животное – вместе с ним
погибнет и неугодный человек.
Негры Калабара, живущие в устье реки Нигер, верят, что у человека имеются
четыре души, одна из которых постоянно обитает вне его тела в лесу в образе
какого-нибудь дикого животного. Найти себе прибежище эта внешняя, или, как
выражается мисс Кингсли,
145
лесная, душа может практически в любом
животном, например в леопарде, рыбе или черепахе, но это не может быть
домашнее животное или растение. Человек, если он не одарен двойным
зрением, не в состояния видеть свою лесную душу, но нередко он узнает от
прорицателя, в каком животном его лесная душа пребывает, после чего
старается не убивать животных этого вида сам и не дает это делать другим. Как
правило, лесными душами отца и сыновей являются животные одного и того
же вида. То же самое относится к матери и дочерям. Однако нередко все
представители младшего поколения семьи имеют те же лесные души, что и
отец. Если, например, душа отца пребывает в леопарде, в леопардах находят
себе пристанище также души его сыновей и дочерей. Иногда внешняя душа
наследуется по линии матери: если ее душа пребывает в черепахе, то в
черепахах находятся и души ее детей. Жизнь такого человека связана с жизнью
животного, которое он считает своей внешней, или лесной, душой, столь
тесными узами, что его ранение или смерть с необходимостью имеют своим
последствием смерть или ранение этого человека. И наоборот, когда умирает
человек, его лесная душа уже не может найти себе места, сходит с ума,
кидается в костер или набрасывается на людей, которые и приканчивают ее.
В Северном Калабаре, неподалеку от Экета, расположено священное озеро, в
котором строго-настрого запрещено ловить рыбу, потому что местным
жителям кажется, что в ней находятся их души и вслед за каждой пойманной
рыбой угасает человеческая жизнь. Еще недавно в реке Калабаре жил матерый
крокодил огромных размеров, и в нем, по народному поверью, пребывала
душа одного вождя, резиденция которого находилась в Дьюк-Тауне. Время от
времени местные сатрапы ради спортивного интереса устраивали на этого
крокодила охоту, и был такой случай, что одному из охотников удалось попасть
в крокодила. И тут же вождь в Дьюк-Тауне слег в постель с раной в ноге.
Изданный им декрет гласил, что его укусила собака, но люди помудрее только
головой качали и отказывались принимать всерьез столь легковесное
объяснение. У племен, расселенных на берегах реки Нигер между Локоджей и
дельтой, также бытует вера в то, что у человека может быть alter ego
146
в виде
крокодила или гиппопотама. Считается, что жизнь такого человека настолько
тесно связана с жизнью животного, что все, что приключается с одним, имеет
145
Кингсли Мэри Генриетта (1862-1900) – английская путешественница и этнолог.
146
«Второе я» (лат.)
соответствующие последствия для другого, и если один умирает, то и другого в
скором времени ожидает смерть. Не так давно одному англичанину случилось
в непосредственной близости от деревни застрелить гиппопотама; друзья
женщины, которая той ночью умерла в деревне, в качестве компенсации
запросили с него сумму в пять фунтов стерлингов, и он им ее заплатил.
Когда женщине у сапотеков (Центральная Америка) приходило время рожать,
ее родня собиралась в хижине и принималась рисовать на полу фигурки разных
животных, стирая изображения, как только они были закончены. Это занятие
не прекращалось до разрешения женщины от бремени, и фигурка, которая
была нарисована на полу в момент родов, получала название «второе я»
ребенка. «Когда ребенок подрастал, он обзаводился этим животным и
заботливо за ним ухаживал, потому что, по местному поверью, его жизнь и
благополучие были связаны с жизнью и благополучием этого животного и
умереть им было суждено одновременно», точнее, за смертью животного
должна была сразу же последовать смерть человека. Нагуал , или науал ,
называется у индейцев Гватемалы и Гондураса «одушевленный или
неодушевленный предмет, чаще всего животное, связанное одной нитью с
конкретным человеком, так что его здравие и благополучие находятся в
зависимости от судьбы нагуала». По сообщению одного старого автора, многие
из индейцев Гватемалы «по наущению дьявола верят, что жизнь их зависит от
жизни такого-то зверя, которого они считают своим духом-хранителем и
полагают, что со смертью этого зверя наступит и их смерть; что, когда гонятся за
ним, у них самих учащается сердцебиение; что, когда он падает без сознания, и
они лишаются чувств. Да что там, случается, что по наущению дьявола они
принимают обличье этого зверя (свой выбор они чаще всего останавливают на
самце или самке оленя, льве, тигре, собаке или орле), и в таком виде их
обстреливают и ранят». Индейцы не сомневались, что за смертью их нагуала
последует их собственная смерть. Предание гласит, что в первых битвах с
испанцами на плоскогорье Кветцальтенанго вожди индейцев принимали
участие в виде нагуалей-змей. Особенно выделялся нагуал верховного вождя –
огромных размеров птица с великолепным зеленым оперением. Эту птицу
насмерть поразил своим копьем испанский полководец Педро да Альварадо, и
в то же мгновение замертво упал сам вождь.
Мужчины и женщины большей части племен Юго-Восточной Австралии
относились ко многим видам животных в основном так же, как индейцы
Центральной Америки относились к нагуалям, с той лишь разницей, что
индейцу была известна конкретная особь, с которой связана его жизнь, а
австралийцы знали только, что их жизнь связана с некой особью
определенного вида, но не знали, с какой именно. В результате
мужчина-австралиец брал под свою защиту всех животных данного вида, от
которого зависела жизнь мужчин, а женщина так же поступала по отношению к
виду, в зависимости от которого находилась жизнь женщин. Известно было
одно: за смертью любой особи соответствующего вида последует его – или ее –
смерть, подобно тому как за умерщвлением птицы с зеленым оперением
последовала смерть вождя индейцев, а за умерщвлением попугая – смерть
Пунчкина в сказке. Например, члены племени вотьобалук в Юго-Восточной
Австралии "полагают, что в летучей мыши заключена жизнь мужчины, а в
козодое жизнь женщины; умерщвление каждого из таких животных сокращает
кому-нибудь из мужчин или женщин жизнь. В результате у каждого мужчины и
женщины на становище возникали опасения, что жертвой могут стать он или
0!:а. Из-за этого случались настоящие сражения. Насколько мне известно, в
этих схватках мужчин с женщинами нельзя было предсказать заранее, какая
сторона одержит победу, ибо иногда женщины задавали мужчинам изрядную
трепку своими заостренными палками, но мужчины нередко ранили и убивали
своими копьями женщин. Поговорка вотьобалук гласит, что летучая мышь
является «братом» мужчины, а козодой – «женой». У различных племен виды
животных, с которыми считалась связанной жизнь представителей обоих
полов, были разными. Так, у вотьобалук летучая мышь являлась специфически
мужским животным, а у ганбауэр-криков, живущих в низовьях реки Муррей,
она была женским животным, туземцы не убивали ее на том основании, что
«если ее убить, кто-нибудь из женщин умрет». Но с каким бы конкретным
видом животных ни связывалась жизнь женщин и мужчин, само это верование,
как и схватки, к которым оно давало повод, насколько известно, было
распространено почти по всей Юго-Восточной Австралии (не исключено, что
зона распространения этого суеверия была куда более широкой). Верование
это, как и возникавшие из-за него столкновения, носило глубинный характер. У
некоторых племен района Виктория «летучая мышь имеет отношение к
мужчинам, которые ее всячески защищают и до полу смерти избивают из-за
нее всех, даже собственных жен». Женским тотемом является козодой
обыкновенный, и, хотя эта зловещая птица по ночам нагоняет ужас своими
криками, женщины ее ревниво оберегают. Если мужчине случается убить
козодоя, женщины приходят в такую ярость, словно речь идет об их
собственном ребенке, и избивают его длинными шестами.
Ревностная защита и покровительство, которые австралийские мужчины и
женщины оказывают летучей мыши и козодою как половым тотемам, покоятся
не только на соображениях сугубо эгоистического порядка. Ведь абориген
верит, что с жизнью тех или иных летучих мышей связана не только его
собственная жизнь, но и жизнь его отца, братьев, сыновей и т.д., и потому,
защищая летучую мышь как вид, он защищает не только свою собственную
жизнь, но и жизнь всех своих родственников мужского пола. Равным образом
каждая женщина верит, что в зависимости от жизни той или иной совы
находится не только ее собственная жизнь, но жизнь ее матери, сестер,
дочерей и т.д.; поэтому, охраняя сову как вид, она сохраняет жизнь не только
себе, но и всем своим родственницам. Когда определенный вид животных, как
считается, является вместилищем человеческих жизней, представителей этого
вида не так легко отличить от людей, а людей – от таких животных. Если жизнь
моего брата Джона заключена в летучей мыши, то, во-первых, летучая мышь
также является моим братом, а во-вторых, мой брат Джон в некотором смысле
является летучей мышью, поскольку в ней заключена его жизнь. Равным
образом, если жизнь моей сестры Марии заключена в сове, сова является моей
сестрой, а Мария – совой. Этот вывод напрашивался сам собой, и
австралийские аборигены не преминули его сделать. Летучая мышь, раз она
является животным мужчин, зовется братом, а сова, поскольку она является
женской птицей, зовется сестрой. В соответствии с этим мужчина в обращении
именует женщину совой, а она его – летучей мышью. Точно так же обстоят дела
с половыми тотемами других племен. К примеру, у курнаи все казуары
назывались «братьями» мужчин и все мужчины – казуарами, все славки
именовались «сестрами» женщин и все женщины – славками.
Когда первобытный человек называет себя именем животного, именует его
своим «братом» и воздерживается от его умерщвления, такое животное
называется тотемным. Следовательно, летучая мышь, сова, казуар и славка у
интересующих пас племен Юго-Восточной Австралии могут рассматриваться
как половые тотемы в строгом смысле слова. Впрочем, увязывание тотема с
полом является явлением сравнительно редким, до сих пор его удалось
обнаружить только в Австралии. Чаще тотем связывается не с полом, а с
кланом и передается по наследству по мужской или по женской линии.
Отношение индивида к клановому тотему ничем не отличается от его
отношения к половому тотему: он не убивает тотемное животное, именует его
«братом» и называет себя его именем. Но раз речь в обоих случаях идет об
отношении одного типа, то и объяснение, верное для одного случая, должно
быть приложимо к другому. Причина, по которой клан почитает те или иные
виды животных и растений – ведь тотемом клана может быть и растение – и
называет себя их именем, лежит, видимо, в вере в то, что жизнь каждого члена
клана связана с жизнью какого-либо представителя животного или
растительного вида и что следствием умерщвления этого животного и
уничтожения этого растения явится смерть соответствующего человека.
147
Это
истолкование очень хорошо увязывается с определением, которое дает
западноавстралийскому тотему (kobong) сэр Джордж Грэй".
148
"Между семьей
и кобонгом существует некая таинственная связь; член этой семьи никогда не
убьет животное, принадлежащее к тому же виду, что и кобонг, если застанет
его в состоянии сна. Да и вообще он убивает таких животных неохотно и,
прежде чем это сделать, неизменно дает животному возможность скрыться.
Это является следствием семейного поверья, согласно которому одна из
особей данного вида является его ближайшим другом и убить это животное
великое преступление, которого следует всячески избегать. Равным образом
туземец, кобонгом которого является растение, при определенных
обстоятельствах и в определенное время года не имеет права его срывать.
Заметим, что, хотя такой человек избегает причинять вред всем особям
данного вида растений и животных, они не обладают в его глазах одинаковой
ценностью. Напротив, из всего вида подлинную ценность для него
представляет одно-единственное растение, но поскольку он не знает, о каком
именно животном или растении идет речь, то оказывается вынужденным
воздерживаться от причинения вреда всем остальным особям из боязни
повредить одно из них. Данное объяснение кланового тотема вполне
согласуется с последствиями, которые должно якобы возыметь умерщвление
представителя тотемного вида. «Однажды кто-то из аборигенов убил ворону.
Три или четыре дня спустя умер человек по имени Лерри из клана боортва (то
есть вороны). Хворал он уже несколько дней, но умерщвление уингонга
(тотема) ускорило его кончину». В данном случае убийство вороны стало
причиной смерти человека из клана вороны точно так же, как (когда речь шла о
половом тотеме) убийство летучей мыши вызвало смерть мужчины – летучей
147
Свои взгляды на тотемизм и его происхождение Дж. Фрэзер менял несколько раз в своей жизни, не
отказываясь, впрочем, ни от одного из них.
148
Грэй Джордж (1812-1898) – английский офицер, исследователь Австралии.
мыши, а убийство совы – смерть женщины-совы. Равным образом убийство
нагуала вызывает смерть индейца Центральной Америки, умерщвление лесной
души – смерть калабарского негра, убийство таманиу – смерть жителя острова
Банкса, а гибель животного, в котором заключена душа сказочного волшебника
или великана, – смерть этого последнего.
Таким образом, ключ к предполагаемому отношению между человеком и его
тотемом дает, видимо, рассказ о великане, в груди у которого не было сердца.
Согласно этой теории, тотем является не более как вместилищем, в котором
человек хранит свою жизнь, подобно тому как Пунчкин хранил свою жизнь в
попугае, а Бидасари держала свою душу в золотой рыбе. Возражение, что,
когда у первобытного человека имеются два тотема – половой и клановый,
жизнь его также должна быть связана с двумя различными видами животных,
так что умерщвление представителя любого из них может повлечь за собой его
смерть, звучит неубедительно. Первобытный человек .рассуждает следующим
образом: раз в теле человека имеется несколько жизненных центров, почему
меньшее число таких центров должно быть вне тела? И если уж жизнь можно
поместить на хранение, то почему бы одну часть души не перенести в одно
животное, другую – в другое? На представление о делимости жизненной
субстанции, другими словами, о множественности душ наталкивали людей
многие привычные факторы; его разделяли и такие философы, как Платон, и
первобытные люди. И только тогда, когда, перестав быть квазинаучной
гипотезой, понятие души становится богословским догматом, люди начинают
настаивать на ее существенной неделимости и единстве. Что же касается
первобытного человека, то он, не будучи связан никакими догматами, волен
объяснять факты при помощи допущения такого числа душ, какое ему
представляется необходимым. Карибы, к примеру, полагали, что одна душа
находится в голове, а другая – в сердце, а остальные души – во всех местах, где
они чувствовали биение пульса. Часть индейцев-гидатса объясняет феномен
постепенного умирания, когда сначала у человека отмирают конечности, тем
что есть четыре души, которые-де покидают тело не одновременно, а одна за
другой. Окончательная смерть наступает лишь после того, как тело оставляют
все четыре души. Часть даяков с острова Борнео и с Малайского полуострова
верит, что у человека есть семь душ. Альфуры из Посо на острове Целебес
придерживаются мнения, что у человека имеется три души. Туземные
обитатели Лаоса полагают, что тело является вместилищем тридцати духов,
которые находятся в руках, ногах, во рту, в глазах и т.д. Итак, с точки зрения
первобытного человека, в том, что одна из душ человека имеет своим
местопребыванием половой тотем, а другая клановый, нет ничего
удивительного. Впрочем, как было отмечено выше, половые тотемы
встречаются исключительно в Австралии, так что первобытный тотемист, как
правило, не нуждается в том, чтобы одновременно держать за пределами тела
больше одной души.
Если предложенное нами объяснение тотема как сосуда, в котором человек
держит свою душу или одну из своих душ, соответствует действительности, мы
можем надеяться обнаружить обладающую институтом тотема народность,
каждый представитель которой постоянно хранит, как минимум, одну из своих
душ, чье разрушение, по существующему поверью, повлечет за собой смерть
ее владельца, за пределами тела. Такой народностью являются батаки с
острова Суматра. Батаки разделены на экзогамные кланы
149
со счетом родства
по мужской линии; каждому клану запрещается употреблять в пищу мясо
определенного вида животных. Одному клену запрещено есть мясо тигра,
другому – мясо обезьяны, третьему – мясо крокодила, четвертому – мясо
собаки, пятому мясо голубя, шестому – мясо белого буйвола, седьмому –
саранчу. В качестве причины воздержания от употребления в пищу мяса того
или иного животного члены клана приводят то обстоятельство, что они ведут
свой род от животных этого вида и что после смерти их души могут
переселиться в этих животных, или утверждают, что они или их предки в долгу
перед этими животными. В некоторых случаях клан носит имя животного.
Таким образом, тотемизм имеется у батаков в своей полной форме. Кроме
того, батаки полагают, что у них имеется семь, а по более скромным подсчетам
– три души. Одна из душ постоянно находится вне тела, и тем не менее, стоит
ей умереть, и человек, как бы далеко он ни находился, в тот же миг испустит
дух. Автор, в работе которого содержится упоминание об этом веровании, ни
словом не упоминает о батакских тотемах, но по аналогии с австралийскими,
центральноамериканскими и африканскими данными мы можем
предположить, что пребывающая вне тела душа, смерть которой влечет за
собой смерть человека, находит себе пристанище в тотемном животном или
растении.
Этот взгляд нельзя опровергнуть ссылкой на то, что сами батаки прямо не
утверждают, что их внешние души пребывают в тотеме, и приводят в
149
Экзогамный клан – родственный коллектив, между членами которого брачные отношения запрещены.