Янко Слава [Yanko Slava](Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru || slavaaa@yandex.ru 72
интерпретационных претензий или задающего универсальные массовые стандарты такого рода
интерпретаций, входящие в сложное взаимодействие с плюралистическими тенденциями в динамике
представлений и поведения людей.
В целом в вопросах интерпретации культурных форм можно наблюдать историческую
трансформацию интерпретационных тенденций от «постренессансного» исторического утопизма к
национал-романтизму, затем к самодовлеющему модернизму и, наконец, к постмодернизму, где
предметом интерпретаций становятся не столько онтологии, сколько рефлексии и дискурсы.
Сложившаяся на предшествовавшей стадии специфическая «каста» профессиональных
интерпретаторов культуры — священнослужителей, по мере их сближения с деятелями искусства,
науки, философии постепенно трансформировалась в особое сословие — интеллигенцию
(интеллектуалов), отстаивающих свою монополию на выполнение интерпретаторских функций и
разработку соответствующих стандартов. Сложился также целый ряд гуманитарных наук, предметом
которых стала интерпретация как художественных форм (эстетика, искусствоведение,
литературоведение и пр.), так и поведенческих (этика, некоторые разделы социологии и психологии).
Разумеется, рассмотренные черты культурных систем экономико-социального типа далеко не
исчерпывают всего их реального многообразия, но, как представляется, приведенный перечень
суммирует наиболее сущностные компоненты социокультурной парадигмы, определяющей
специфику этой стадии истории культуры.
Моделирование процессов морфогенеза культурных систем экономико-социального типа
отличается особой познавательной значимостью. Это единственный из процессов такого рода,
происходивший уже
112
в письменную эпоху (морфогенез культуры историко-идеологического типа, как известно, в
основном протекал в позднепервобытное, еще до-письменное время), и исследование которого может
опираться на огромную источниковую базу, информативная надежность которой во много раз выше
археологических и этнографических материалов (при всем нашем глубоком уважении к достижениям
этих наук). Таким образом, искомые модели и схемы интересующего нас процесса (которых,
разумеется, может быть множество в зависимости от избранного предмета исследования) имеют все
шансы стать наиболее достоверными, аргументированными и проработанными, являя собой
методические образцы для такого же рода моделирования культурных систем иных исторических
стадий, а также для моделей исторической динамики отдельных локальных культурных систем.
В данном случае мы имеем возможность проследить этап за этапом, как в европейских
сообществах вызревало понимание необходимости в интенсификации технологий материального
производства от первых попыток решения экономических проблем путем традиционных новых
территориальных захватов (Крестовые походы XI—XIII вв., экономические причины которых не
следует преувеличивать, но и не стоит приуменьшать, затем Великие географические открытия XV—
XVI вв. и последовавшая постепенная колонизация Америки, части Азии, позднее Африки и
Австралии) к уже новационному по своей природе промышленному «перевороту» XVII в.,
технической «революции» XIX в. и, наконец, к новым технологиям индустриального и
постиндустриального XX в. Аналогичный в принципе процесс мы можем проследить и на примере
Японии, где первым результатом реформ эпохи Мэйдзи середины XIX в. было усиление тенденций
военной и колониальной экспансии на континент, а после второй мировой войны — поворот к
радикальной технологической модернизации, политической демократии и иным характерным для
экономико-социальной культурной типологии явлениям.
Такого же рода процесс прослеживается и в динамике развития технологий социального
взаимодействия и регулирования: от возрастания роли договорно-правовых начал в
жизнедеятельности людей эпохи «высокого средневековья» к ломке конфессиональных и сословных
ограничений в ходе Реформации и первых буржуазных революций XVI— XVII вв., просвещенческим
принципам «общественного договора» и, наконец, к конвенциональным формам социальной
регуляции либеральной демократии. В результате были сняты многие традиционалистские преграды
перед возможностью интенсификации использования трудового и творческого потенциала индивидов
в их общественно значимой деятельности.
То же самое происходит и в динамике общественного разделения труда, возрастания уровня
специализированности во многих областях деятельности и взаимодействия, а также в подготовке ее
субъектов. Чем более специализированным становится труд в той или иной области, тем активней
проявляется в нем модернизаторское начало и изощренней становится подготовка субъектов этого
труда. Тенденция к перманентной квалификационной переподготовке работников, их регуляр-
113
ному переучиванию на работу со все более сложными технологиями и инструментарием,
возобладавшая в последние десятилетия в наиболее развитых странах, наглядно демонстрирует
Флиер А.Я. Культурогенез. — М., 1995. — 128 с.
72