Дублянский В.Н. Пещеры и моя жизнь
Позднее он почти ежегодно публиковал описания спелеологических районов и отдельных
пещер, их отложений и фауны.
Как автор монографий «Карст» (1950, 1954, 1981) и «Проблемы изучения карста и
практика» (1972), он ввел в этот удивительный мир тысячи читателей. Заслуги
Гвоздецкого в области спелеологии отмечены золотой медалью в Оломоуце (1973). Он
явился инициатором публикации в СССР книг Н. Кастере (1956, 1959, 1962, 1969, 1974),
Л. Якуча (1963, 1979), У. Холидея (1963), М. Сиффра (1978, 1982), знакомство с которыми
способствовало становлению отечественной спелеологии. Его комментарии к этим
работам часто были не менее интересны, чем сами работы.
Н.А. Гвоздецкий много путешествовал по Советскому Союзу, Зарубежной Европе,
Азии, западной Африке, Кубе. Его научные и научно-популярные книги знакомят нас и с
миром пещер этих стран. Оказалось, что Николай Андреевич хорошо рисует, играет на
рояле. После этой откровенной беседы он предстал перед нами совсем другим человеком:
доброжелательным, увлеченным, жизнелюбивым... Время прошло незаметно и мы
угомонились уже в поезде.
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ. Летом мой отряд по заданию Островского работал на Северном
Кавказе. Прежде всего мы сделали топосъемку знаменитого провала на горе Машук. Гора
Машук – лакколит. Откуда здесь пещеры? Оказалось, что пещера заложена в
перекрывающих вулканическую толщу палеогеновых карбонатных породах. Под
действием гидротерм в известняке образовалась полость, а затем ее свод провалился.
Именно об этом Провале писал Лермонтов в «Герое нашего времени», но съемки его не
было лет сто. По распоряжению Управления курортов галерея, ведущая к озеру на дне
Провала, была закрыта и ключи переданы нам. Мы начали работу. И как будто ожили
герои романа Ильфа и Петрова: мои ребята, стоящие у входа, не успевали отбиваться от
желающих «приобрести билетик…».
Закончив работы в Провале, мы направились на Бермамыт. Это покрытое отдельными
воронками наклонное плато, по которому можно подняться с 700-800 до 2200 м. Мы
медленно набирали высоту и почти вышли к метеостанции, когда внезапно (в горах все
происходит внезапно…) лег сплошной туман. Поднимаясь, мы видели на горизонте каких-
то всадников. Только поставили палатку (в тумане идти опасно), в нее всунулась
лошадиная голова. «Кто такие? » – спросил всадник. Я сказал ему, кто мы и что тут
делаем, показал удостоверение. «Хорошо. Если кто будет тревожить, скажи, что Азамат
разрешил».
У меня в группе были девочки и они подняли крик – скорее на метеостанцию… Но
куда идти? Я был здесь всего один раз и помнил, что проход к станции довольно
сложный, между обрывами. «Сидите и смотрите в оба. Будут разрывы в тумане, берите
азимут», – сказал я девочкам. Я дал им компас и прилег. Часа через три проснулся от
стука столкнувшихся голов, вопля боли и крика: «метеостанция»… Мы провели на
гостеприимной станции три дня, пока не установилась погода. Сотрудники пояснили, что
за нами следили охраняющие свою территорию дежурные разных кабардинских кланов…
Туман рассеялся и мы ушли вниз по крутой тропе. Но в памяти навсегда осталась
небольшая комната метеостанции с портретом Ермолова на стене, видом на Эльбрус и
знаменитые обрывы Бермамыта в окне… Нет, генерал Ермолов явно не довел до конца
свои дела на Кавказе… Когда Островский предложил мне выгодный хоздоговор по
обследованию карстового месторождения минеральных вод в Кабарде, в очень глухом
районе, мы подумали и отказались…
Не менее острой была вторая встреча на Северном Кавказе. Геологическое управление,
где работал Островский, находилось в Ессентуках. Да, да, в тех самых Ессентуках, где
жила Майя. Не скажу, что я избегал встречи, но и не жаждал ее. Поэтому я не поехал в
управление городским автобусом, а добрался электричкой до станции Белый Уголь,