Разумеется, пещерное, хищное подполье сознания — слишком расхожий и ненаучный сюжет.
Но едва ли можно обойтись без характеристик охотничьего мироотношения при объяснении
магии — первоосновы духовной культуры верхнего палеолита и вместе с тем
суггестивного комплекса. Теории магии трактуют отношения последней к религии и
тяготеют к двум полюсам: на одном магия определяется как практическое демоническое
действие, несовместимое с религией, на другом — сливается с ней. Впрочем большинство
авторов, признавая, что магия — это древнейшие верования, таким образом сталкиваются с
противоречием: верование и одновременно действие, ибо в любом колдовстве активные
манипуляции и движения на первом месте, без этого оно не существует. Когда Ж.-П. Сартр
пишет, что магия — это идеальное квазидействие
25
, то имеет в виду представление о магии.
Древнейшее идеальное удвоение мира, видимо, базировалось на сумме образов, возникающих
в движении и обслуживающих его. Избавив передние конечности от опорных функций,
эволюция наделила человеческое тело новыми степенями двигательной свободы. Множество
моторных комбинаций, доступных человеку, требует психофизиологической регуляции, в том
числе с помощью образов ближайшего представимого или более отдаленного действия.
Отсюда возникает двигательная фантазия, первичный координатор человеческих проектов,
еще до-сознательных и погруженных в моторную активность. А. Гелен, исследовавший роль
сенсомоторики в становлении человека и его культуры на основе понятия «разгрузки», пишет
об этом так: «Движения рук, первоначально обремененные задачами перемещения, теряют их
с обретением вертикального положения. Во множестве игровых, обиходных, осязательных и
хватательных движений они проиграли огромное количество комбинаций и вариаций в
прямом контакте с самими вещами. Но это значит: они не совершили действий в
собственном смысле слова, заранее запланированной работы. Только когда развернуто поле
проектов фантазии, все вариации и комбинации могут
52
быть спроектированы заново, «в представлении», в воображаемой картине движений и
ситуаций, а само реальное движение становится направляемым, вторично вводимым рабочим
движением»
5
.
Психология магии не претендует на разъяснение содержания и социальных функций
древнейшего ритуала, т. е. не подменяет религиоведения. Модель телесного действия,
порождающего образцы и знаки, очерчивает ядро древнейшего психокультурного комплекса,
который до сих пор дает основу множеству социальных практик. Этот универсальный
суггестивный и сенсомоторный механизм весьма условно может быть назван магическим. В
той степени, в которой он включается в обслуживание конкретных социальных функций и
производство определенных верований, картин мира, можно говорить об исторических
разновидностях магии, магии как предрелигии, чернокнижии, оккультной практике и т. д. Но
в самом начале, как известно, стоит охотничья магия.
Все исследователи первобытной культуры признают, что палеолитические изображения —
это аксессуары ритуала. Охотничья магия репетирует появление добычи и овладение ею. Но,
разумеется, сводить действо к тренировке невозможно: эта вторая реальность, создаваемая на
ходу, воспринимается как подлинная, первая, реальность. Антиципация и смысл события
инсценируются и представляются фактурно, натуралистически. «Переосмысляя реальность,
это общество начинает компоновать новую реальность, иллюзорную, в виде репродукции того
же самого, что оно интерпретирует. Это и есть то, что мы называем обрядом, и что в
мертвом виде становится обычаем, праздником, игрой и т. д. Мышление, орудующее
повторениями, является предпосылкой к тотемистическому мировоззрению, в котором
человек и окружающая действительность, коллектив и индивидуальность слиты, а в силу этой
слитности и общество, считающее себя природой, повторяет в своей повседневности жизнь
этой самой природы, т. е., говоря на нашем языке, разыгрывает све-
53
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков