Деревянко А.П и Молодин В.И. (отв. ред). Материалы итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН 2009. том XV, часть 2

Подождите немного. Документ загружается.

221

В наборе защитного вооружения монгольских и тюркоязычных номадов

Саяно-Алтая присутствовали близкие по конструкции доспехи: пластин-

чатые панцири-куяки и пластинчато-нашивные внутренние панцири, плас-

тинчато-кольчатые комбинированные доспехи, кольчуги, сфероконические

и сфероцилиндрические шлемы. Сведения о различных типах кыргыз-

ских доспехов содержатся в русских письменных источниках, в которых

русские воины высоко оценивали их качество [Бахрушин, 1955. С. 182].

Отдельные находки позднесредневековых панцирей, кольчуг и шлемов

обнаружены в Южной Сибири. Комплекс вооружения енисейских кыр-

гызов и кыштымов, телеутов и тувинцев имел общую основу. Он включал

оружие дистанционного и ближнего боя и средства защиты, которые были

характерны для всей Центральной Азии.

Военная организация улусов енисейских кыргызов включала отряды

отдельных княжеств и ополчения, составленные из вассальных племен.

Основную ударную силу войск тюркских народов Южной Сибири состав-

ляли дружины профессиональных воинов – батыров, составлявших отря-

ды, охранявшие местных князей. В составе войск енисейских кыргызов и

телеутов широко привлекались отряды, набранные из зависимых племен

кыштымов. Искусство ведения сражений конными армиями у тюркских

народов Южной Сибири в эпоху позднего средневековья и Нового вре-

мени основывалось на применении рассыпного строя и массированного

обстрела противника, и атаки лавой отрядами панцирной конницы в ближ-

нем бою. На протяжении периодов развитого и позднего средневековья

Саяно-Алтай был важной ремесленной базой оружейного производства

не только для тюркских кочевых народов и монгольских государств Цен-

тральной Азии. Воины тюркских народов Южной Сибири использовали

холодное оружие и доспехи, изготовленные шорцами, жившими в Кузнец-

кой котловине.

Появление в конце периода позднего средневековья на границах Юж-

ной Сибири отрядов русских служилых людей существенным образом

изменило традиционную линию развития военной истории тюркских ко-

чевых народов. В это время кочевникам пришлось столкнуться с хорошо

вооруженным, обладавшим огнестрельным оружием и большим боевым

опытом вооруженной борьбы против номадов могущественным против-

ником, имевшим иные, в большей степени соответствующие новым ис-

торическим условиям, вооруженные силы и военные традиции. Большая

часть кочевых государственных образований не смогла на равных проти-

востоять превосходящим силам и вооруженным огнестрельным оружием

армий крупнейших евразийских империй. В эпоху позднего средневековья

и Нового времени правители тюркских народов Южной Сибири предпри-

нимали попытки оснащения своих воинов ручным огнестрельным ору-

жием и артиллерией, и применения новых тактических приемов ведения

боя. Тюркские кочевые народы Саяно-Алтая попытались заимствовать

некоторые виды холодного оружия ближнего боя и огнестрельное оружие

222

у русских людей [Бобров, Худяков, 2004. С. 263–266]. Среди этнических

групп, чаще иных контактировавших с русским населением, выделялись

кетские и самодийские племена, находившиеся на положении кыштымов

в кыргызских княжествах. Кыштымы смогли обеспечить себя изделиями

русского производства. Воины-кыштымы использовали в качестве оружия

приобретенные у русских людей железные топоры. Енисейские кыргызы

и телеуты, оценив по достоинству высокую эффективность огнестрель-

ного оружия, стали ориентироваться на приобретение и оснащение своих

воинских отрядов этим оружием. Однако решить эту задачу им в полной

мере не удалось. Не имея соответствующей требованиям времени произ-

водственной базы для изготовления сложных в техническом отношении ви-

дов оружия и боеприпасов, полностью обеспечить в необходимом объеме

свои воинские формирования новыми видами вооружения они не смогли.

Русские воины, оказавшиеся в непростых для себя условиях в отдален-

ных от экономических центров Российского государства районах Запад-

ной и Восточной Сибири, несмотря на нехватку людских и материальных

ресурсов и наличие превосходящего по численности вражеского окруже-

ния, смогли мобилизовать все свои силы и возможности, успешно проти-

востоять воинственным противникам и удержать вновь присоединенные

территории. Важную роль в достижении этих военных успехов сыграло

не только обладание определенным военно-техническим преимуществом,

выразившемся в обладании огнестрельным оружием, но и умение пере-

двигаться и преодолевать крупнейшие водные артерии Сибирского регио-

на, и возведение фортификационных сооружений, оказавшихся надежным

средством обороны против нападений военных отрядов кочевнической

конницы. Русские воины стремились активно использовать в своей бое-

вой практике и традиционные виды холодного наступательного оружия и

защитного вооружения, которые они охотно приобретали или обменива-

ли у местных жителей. Особенно высоко ценились русскими казаками и

служилыми людьми пластинчатые и комбинированные панцири, наручи и

другие предметы индивидуальной металлической защиты воинов, которых

в арсеналах царских воевод в Сибири не хватало и поэтому добывать их

приходилось самим воинам. Нередко при этом нарушались царские указы

и защитное вооружение приобреталось в обмен на ружья и боеприпасы,

хотя продавать их сибирским «иноземцам» было категорически запреще-

но. Использовались русскими воинами и некоторые тактические приемы

ведения боя, успешно применявшиеся кочевниками. В составе военных

отрядов российских войск в Сибири служили представители коренных

народов. Они выполняли обязанности проводников, переводчиков, развед-

чиков. Ввиду постоянной нехватки людских резервов российские власти

в Сибири постоянно принимали в состав казачьих войск сибирских татар,

казахов, бурят и других тюркских и монгольских кочевых народов. Поэто-

му влияние в сфере военного дела между русским населением в Сибири и

тюркскими и монгольскими народами было взаимным.

223

В создавшихся новых условиях в результате постоянно возрастающе-

го военного давления извне, со стороны крупнейших евразийских держав,

изменить в свою пользу ход событий военной истории изучаемого реги-

она южносибирским и центрально-азиатским кочевникам оказалось не

под силу. Утратив свое былое военное преимущество над армиями стран

оседло-земледельческой цивилизации в численности, организованнос-

ти, боевом опыте, мобильности и маневренности на полях сражений, ко-

чевые народы Южной Сибири и Центральной Азии стали часто терпеть

поражения в войнах с превосходящими их по вооружению, технической

оснащенности и организованности войсками своих грозных противников.

В дальнейшем, в ходе военных действий, происходивших в течение периода

Нового времени, тюркские и монгольские номады попали в сферу влияния

и были включены в качестве подвластного населения в состав крупнейших

мировых империй Российской и Маньчжурской. В последующий истори-

ческий период военные силы номадов стали использоваться российскими

и маньчжурскими властями в качестве иррегулярной, или вспомогатель-

ной конницы в составе имперских войск в ходе военных действий, которые

вели эти государства против своих противников на территории Евразии.

Период самостоятельного развития военного дела кочевых народов в Цен-

тральной Азии в начале Нового времени завершился.

Список литературы

Ба�рушин С.В. Енисейские киргизы в �� в. // Научные труды. – М.: Изд-во�� в. // Научные труды. – М.: Изд-во в. // Научные труды. – М.: Изд-во

АН СССР, 1955. – Т. 3; ч. �2. – С. 176–297.�2. – С. 176–297.2. – С. 176–297.

Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Этнокультурные контакты русских с тюркскими

этносами Западной и Южной Сибири в военной сфере в позднем средневековье //

Русские. Материалы �� Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов�� Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов

Западной Сибири». – Тобольск: Тобольск. гос. ист.-арх. музей-заповедник, 2004. –

С. 263–266.

Потапов Л.П. Происхождение и формирование хакасской народности. – Аба-

кан: Хакас. книжн. изд-во, 1957. – 307 с.

Худяков Ю.С. Эволюция комплекса вооружения кочевников Южной Сибири в

позднем средневековье и в Новое время под влиянием контактов с русскими людь-

ми // Вооружение и военное дело кочевников Сибири и Центральной Азии. – Ново-

сибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2007. – С. 125–154.

224

А.П. Бородовский

ГРАВИРОВКИ ЭПОХИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

В МЫЮТИНСКОМ ПЕТРОГЛИФИЧЕСКОМ КОМПЛЕКСЕ

Среди наскальных изображений Горного Алтая гравировки являются

одной из самых интересных разновидностей петроглифов. В 2003 году в

ходе обследования долины реки Сема – одного из самых крупных прито-

ков реки Катунь на Северном Алтае, автором был обнаружен новый пет-

роглифический комплекс Мыюта-3 в районе села Мыюта Шебалинского

района Республики Алтай [Бородовский, Ойношев, 2005].

Наскальные изображения нанесены на выступах зеленовато-коричне-

вой породы к юго-востоку от одноименного села. Скальная поверхность

с изображениями имеет юго-западную экспозицию. Петроглифы располо-

жены на нескольких скальных плоскостях и выполнены в разной технике.

Фигуры копытных животных (козлов, маралов) в основном выполнены в

технике выбивки. Часть этих изображений перекрывает друг друга, явля-

ясь изобразительным палимпсестом. В целом петроглифическое местона-

хождение Мыюта-3 представлено пятью композициями, содержащими от

двух до десяти рисунков. Общее количество изображений составляет око-

ло тридцати наскальных рисунков (выбивок и гравировок).

Особое место в петроглифическом комплексе Мыюта-3 занимают гра-

вировки эпохи средневековья, выявленные автором в 2008 г. Изображения

нанесены на скальном блоке, расположенном на самом возвышенном учас-

тке относительно всех наскальных рисунков мыютинских петроглифов.

В состав гравировок Мыюта-3 входит несколько рисунков (рис. 1).

Среди них два изображения лучников, три изображения орлов и два изоб-

ражения маралов. Сверху часть этих гравировок перекрыта грубой ант-

ропоморфной выбивкой более позднего происхождения. Композиционно

изображения стреляющих лучников нанесены на противоположных сторо-

нах плоскости скального выступа. Один лучник изображен с двумя стре-

лами в районе пояса (рис. 1, 4). Наконечник стрелы, изготовленный для

стрельбы, имеет ромбические очертания. В одной из его лопастей изобра-

жено круглое отверстие. Наконечники такого типа были распространены

на Саяно-Алтаяе с конца �� по �� век н.э. [Степи Евразии…, 1981; Худя-�� по �� век н.э. [Степи Евразии…, 1981; Худя- по �� век н.э. [Степи Евразии…, 1981; Худя-�� век н.э. [Степи Евразии…, 1981; Худя- век н.э. [Степи Евразии…, 1981; Худя-

ков, 1997]. Оперение стрел прорисовано в виде эллипсов. За спиной у луч-

ника изображен развивающийся стяг на древке. Стяг имеет одностороннее

приостренное навершие на древке и три выступающих хвоста на полотне

знамени. Один из них расположен в верхней части стяга, а два других – на

225

его нижнем крае. Среди петроглифов р. Бураты в Чуйской степи известно

два отдельных изображения стягов на древке, которые интерпретируют-

ся как копья со знаменами [Кубарев, 2008]. Отсутствие на мыютинской

гравировке изображения втока и двухстороннего навершия не позволяют

столь однозначно интерпретировать его как копье со стягом. Изображения

пеших лучников со стягами (знаменами) за спиной, близкие к мыютинско-

му, выявлены среди граффити древнетюркского времени на петроглифи-

ческом комплексе Кургак в Чуйской степи [Кубарев, 2004].

Второй лучник изображен с натянутым луком (рис.1, 1). В районе

пояса, как и у первого лучника, у него изображена стрела с наконечни-

ком ромбического типа без оперения. Одна из его рук нарисована согнутой

в локте, натягивающей тетиву. Плечи у луков на изображениях лучников

симметричны и выгнуты наружу. Общие размеры луков на гравировках

составляют почти половину от общей высоты фигур лучников. Наличие

стрел в районе пояса лучников (рис. 1, 1, 4) соответствует одному из спо-

Рис. 1. Гравировки древнетюркского времени в Мыютинском

петроглифическом комплексе.

1– изображение лучника; 2 – изображение человека и марала; 3 – изображение орлов;

4 – изображение лучника с знаменем.

226

собов ношения стрел на поясе для удобства и скорострельности стрельбы.

На Горном Алтае гравировки пеших лучников с изображением стрел на

поясе можно встретить среди раннесредневековых изображений Каракола

[Соёнов, 2005], Калбак-Таша [Соёнов, 2005] Кургака [Кубарев Г.В, Куба-

рев В.Д, 2001] и Цаган-Салаа �� в Монголии [Кубарев, Цэвендорж, 1996].�� в Монголии [Кубарев, Цэвендорж, 1996]. в Монголии [Кубарев, Цэвендорж, 1996].

Аналогичное расположение стрел известно на средневековых европейских

изображениях �� века (Библия Мациевского и Рутландский псалтырь), а�� века (Библия Мациевского и Рутландский псалтырь), а века (Библия Мациевского и Рутландский псалтырь), а

так же у японских конных лучников [Курэ, 2007].

Между лучниками мыютинских гравировок располагается фигура ма-

рала с стрелой в районе гортани (рис. 1, 2). Она аналогична изображениям

стрел у двух лучников (ромбический наконечник и эллипсоидное опере-

ние). Тело животного заштриховано горизонтальными (шея) и вертикаль-

ными (туловище) линиями, вероятно, изображающими шерсть животного.

Перед мордой оленя изображена фигура человека меньшего размера, чем

лучники. Эта композиция мыютинских петроглифов имеет определенные

аналогии с гравировками Калбак-Таша [Соёнов, 2005].

В центральной части гравировки, ниже антропоморфных изображений и

рисунков копытных животных, нанесены две фигуры орлов в геральдичес-

кой композиции (рис. 1, 3). Аналогии этой композиции распространены в

металлопластике Западной Сибири вплоть до эпохи позднего средневековья

[Молодин, 1992]. Над гравировками двух орлов нанесен современный рису-

нок головы птицы, выполненный в реалистичной манере. Кроме стиля, это

изображение отличается отсутствием патинизации линий изображения.

В целом вся мыютинская гравировка эпохи средневековья представля-

ет охотничий сюжет. Такие сцены охоты характерны для древнетюркской

наскальной изобразительной традиции [Бородовский, 1986] Различные

размеры лучников, возможно, так же отражают их расположение во вре-

мя охоты. Не исключено, что человеческая фигура у головы марала могла

соответствовать изображению процесса разделки его туши. Сходное по

композиции изображение человеческой фигуры с медведем известно среди

гравировок Калбак-Таша [Соёнов, 2005].

Гравировки орлов Мыюты также могут быть связаны с центральноази-

атским охотничьим промыслом, в рамках которого ловчие птицы занимали

особое место. Возможно, что в мыютинских средневековых гравировках

нашла отражение и определенная сезонность охоты. По этнографическим

данным из Монгольского Алтая в кочевой среде известно использование

ловчих птиц в осеннее-зимний период, начиная с момента установления

первого снежного покрова. Волосяной покров, изображенный на марале

(рис.1, 2), также может быть одним из признаков сезонности охотничьей

деятельности, поскольку именно в осенне-зимний период шерсть марала

становится максимально длинной и густой, а окостеневшие рога сохраня-

ются с октября по декабрь [Бородовский, 2007].

Гравировки лучников на мыютинских петроглифах вполне можно рас-

сматривать как одни из эталонных для средневековых (древнетюркских)

227

наскальных изображений Горного Алтая. Основанием для этого является

детальное воспроизведение конструкции лука, стрел с наконечниками,

способов их ношения, а так же знамен.

Выявленные средневековые гравировки Мыюта-3 с изображением

охотничьих сюжетов располагаются перед Семинским перевалом, на зна-

чительном расстоянии от основных петроглифических местонахождений

Горного Алтая. Такая локализация является еще одним аргументом, под-

тверждающим сложение в этом регионе северной границы центрально-

азиатской петроглифической традиции [Бородовский, Бородовская, 2008;

2009]. Пространственными признаками этой границы является единич-

ность и рассеянность расположения петроглифических местонахождений

на скальных выходах горных хребтов Северного Алтая. К таким место-

нахождениям относятся петроглифы Чемала, Толгаёка, Татарки, Чичкеши,

Бийке, Тоурака, Барагаша, Ануя, Будачихи, Сибирячихи [Кубарев, Маточ-

кин, 1992], Теплого ключа [Бородовский, Бородовская 2005], р. Усть-Уба

[Кирюшин, Горбунов.., 2007].

Несмотря на немногочисленность этих наскальных изображений Се-

верного Алтая, в сравнении с основными территориями распространения

алтайских петроглифов, в них представлено все многообразие способов

нанесения изображений (выбивка, гравировка, раскраска), основных об-

разов (копытные животные, антропоморфные персонажи), сюжетов (охот-

ничьи сцены), знаков и рунических надписей, характерных для центально-

азиатской петроглифической традиции.

Список литературы

Бородовски� А.П., О�ношев В.П., Соёнов В.И., Суразаков А.С., Танко-

ва М.В. Древности Чуйского тракта. – Горно-Алтайск, 2005. – 102 с.

Бородовски� А.П. Хозяйственные сцены в древнетюркских изображениях //

Исторический опыт освоения Сибири. – Вып. 1. – Новосибирск, 1986. – С. 38–40.

Бородовски� А.П. Древний резной рог Южной Сибири. – Новосибирск,

2007. – 176 с.

Бородовски� А.П., Бородовская Е.Л. Археология и туризм Горного Алтая. –

Новосибирск, 2005. – 60 с.

Бородовски� А.П., Бородовская Е.Л. Археологическое наследие горной до-

лины нижней Катуни. – Новосибирск, 2009. – 122 с.

Бородовски� А.П., Бородовская Е.Л., Волков П.В., Маркин С.В., Но�ри-

на Т.И., Постнов А.В., Шуньков М.В. Археологические экскурсии по памятни-

кам Горного Алтая: Путеводитель. – Новосибирск: Изд-во Института археологии

и этнографии СО РАН, 2008. – 122 с.

Кирюшин К.Ю., Горбунов В.В., Даньшин О.В. Руническая надпись с реки

Усть-Уба (Алтайский район Алтайского края) // Полевые исследования в Верхнем

Приобье и на Алтае. Археология, этнография, устная история. – Вып. 3. – Барнаул:

Изд-во Барнаул. гос. пед. ун-та, 2007. – С. 57–59.

Кубарев В.Д., Мато�кин Е.П. Петроглифы Алтая. – Новосибирск, 1992. – 124 с.

Кубарев Г.В., Кубарев В.Д., Руническая надпись из Кургака (Юго-Восточный

Алтай // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредель-

ных территорий. Т.�� – материалы годовой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск:�� – материалы годовой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск: – материалы годовой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск:

Изд-во института археологии и этнографии СО РАН, 2007. – С. 341-342.

Кубарев В.Д., Ц�вендор� Д. Раннесредневековые граффити Монгольского

Алтая // Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири: Мат-

лы �� Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ�� Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ

СО РАН, 1996. – С. 140–143.

Кубарев Г.В. Копья с втоками у древних тюрок (по раннесредневековым пет-

роглифам Алтая) // Тр. �� (��) всероссийского археологического съезда в Сузда-�� (��) всероссийского археологического съезда в Сузда- (��) всероссийского археологического съезда в Сузда-��) всероссийского археологического съезда в Сузда-) всероссийского археологического съезда в Сузда-

ле 2008 г. – М., 2008. – Т. ��. – С. 236–239.��. – С. 236–239.. – С. 236–239.

Кубарев Г.В. Раннесредневековые граффити Чуйской степи // Археология и

этнография Алтая. – Горно-Алтайск, 2004. – Вып. 2. – С. 75–86.

Кур� М. Самураи. Иллюстрированная история. – М.: АСТ, Астель, 2007. –

192 с.

Молодин В.И. Древнее искусство Западной Сибири. – Новосибирск: Наука,

1992. – 189 с.

Соёнов В.И. Археологические памятники горного Алтая гунно-сарматской

эпохи (описание, систематика, анализ). – Горно-Алтайск, 2003. – 160 с.

Степи Евразии в эпоху позднего средневековья. – М.: Наука, 1981. – 304 с.

Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии

в эпоху развитого средневековья. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1997. –

160 с.

229

А.П. Бородовский, Е.Л. Бородовская

КАМЕННЫЕ ИЗВАЯНИЯ В ГОРНОЙ ДОЛИНЕ

НИЖНЕЙ КАТУНИ

Локализация древних и раннесредневековых каменных изваяний для

определенных территорий имеет важное значение в рамках исследования

традиционного монументального искусства Сибири. Долгое время для

горной долины нижней Катуни такие археологические памятники были

не известны. Широкомасштабные и комплексные археологические иссле-

дования этой территории в начале �� в. позволили выявить целый ряд

объектов [Бородовский, Бородовская, 2007], среди которых – каменные

изваяния, оленные камни и балбалы. Для сводной характеристики этой

разновидности археологических памятников, построенной по хронологи-

ческому и территориальному признакам (с древности и до средневековья,

с севера на юг, от нижнего течения реки Катунь к верхнему течению), при-

ведем описание изваяний и их местонахождений.

В 2009 г. на территории с. Долина Свободы в пойме р. Катунь при

сооружении погреба на глубине двух метров местными жителями было

обнаружено каменное изваяние Долина Свободы-3 (рис. 1). Предмет

изготовлен из сланцевой гальки длиной около 45 см серо-синего цвета.

На одной из узких граней камня в объемной манере выбито лицо с четкой

моделировкой подбородка, впалых щек и углубленных округлых глазниц.

Нос изображен с небольшой горбинкой на переносице. Эту деталь можно

интерпретировать как моделировочный прием, а так же и как отражение

антропологических особенностей определенного образа. Рот изваяния

прорезан специальной линией. Выбивка всего лица тщательно зашлифо-

вана. На боковых поверхностях камня расположены более грубые не за-

шлифованные следы выбивки. Они находятся на месте подбородка

и ушей. В целом, антропоморфное изображение имеет определенное ви-

зуальное сходство с очертаниями древнегреческого коринфского шлема,

который в своей форме воспроизводит анатомические особенности голо-

вы человека.

Изваяние из с. Долина Свободы имеет аналогии с каменными жезлами

эпохи развитой бронзы, а так же широкий круг аналогий среди изваяний

юга Западной Сибири и Казахстана. Предмет датируется не позже сере-

дины �� тыс. до н.э. и относится к кругу самусь�ко-сейминской каменной�ко-сейминской каменнойко-сейминской каменной

пластики. Моделировка лица на каменном изваянии эпохи развитой брон-

зы является одним из ранних образцов «лицевых» каменных скульптур,

230

Рис. 1. Каменное изваяние из с. Долина Свободы.