концов оборачивается их истреблением. По мысли Батая, люди трудятся на самом деле
только для того, чтобы впоследствии уничтожить продукты своего труда.
В «Проклятой доле» БАТАЙ развивает свою теорию при помощи весьма своеобразного
анализа конкретных цивилизационных примеров, ничуть не скрывая более чем смелую
претензию на новую Всеобщую историю, у истоков которой скромно помещает свою
персону.
Тем не менее, несмотря на свою провокационность, далеко идущие выводы автора
оказываются очень любопытны и неоднозначны. Интересны они именно тем, что, идя
вразрез с традиционной экономической наукой, обращенной к проблемам производства и
накопления, выводят на первый план понятие потребления.
Моменты роскошной траты автор обнаруживает повсюду в истории, считая самым
характерным ее жестом ритуал жертвоприношения. Идет ли речь о животном, о растении
или о человеке, вещь, приносимая в жертву, по Батаю, «представляет собой излишек,
взятый из массы полезного богатства. Именно этот материальный излишек,
возвращающийся «к сокровенному порядку» из мира труда и производства, БАТАЙ и
называет «проклятой долей».
В основе потребления БАТАЙ видит «сокровенное чувство», момент настоящего, hic et
nunc, разверзающий некую материальную основу экзистенции. Это состояние связано с
пресловутой трансгрессией, преодолением границ индивидуального, в рамках которого,
по Батаю, только и можно говорить о человеке в терминах нехватки, нужды и
потребности в росте.
Батай в своих текстах противопоставляет два мира: мир вещей, дискретности, труда и
накопления, и мир непрерывности, роскоши, жертвы и суверенности. Именно второй мир,
мир трат, Батаем постулируется как настоящий, живой, органический мир человека,
именно из этого мировоззрения он выводит истоки религиозного сознания, войн,
принципы суверенных и благородных обществ. Любой дар подобен солнечному дару,
солнце жертвует своей энергией, ничего не требуя взамен. Излишки производства всегда
растрачивались и истреблялись в религиозных празднествах, строились шикарные храмы
и мавзолеи, прибавочный продукт не имел никакого веса для обоснования власти, не
было никакого утилитаризма. Кто жертвует и роскошествует – тот и подлинный
властелин… Более того, самая первая жертва – это сам суверен, а в конечном итоге это
Сам Бог, как Христос, ставший абсолютной жертвой.
Именно этой теории трат и дара должны следовать те, кто реально стоит у кормила
власти, дабы продолжать ту историческую преемственность, которая никогда, в общем-то,
и не выпадала в нашей стране из логики расточительства, жертвенности и безвозмездного
дара. Кроме всего прочего, мы – носители истинно жертвенной традиции, православия,
где дар и жертва– являются первостепеннейшими добродетелями и способами бытия
религиозного человека. Батай называет этот внутренний мир – миром ярости и
жестокости, связывает его не только с бессмысленным расточением богатств, но и с
эротикой и смертью.
Жертва, дар, любовь и смерть – именно это основные категории бытия человека, а значит
и государства.
26. Леви Стросс «Структурная антропология»
К. Леви-Строс закончил Сорбонну, в 1941-1945 гг. преподавал в Новой школе социальных
исследований в Нью-Йорке, где встретился с Р. Якобсоном. Для анализа
антропологического материала он применил структурные принципы, считая
недостаточным чисто эмпирический анализ. Структура, в его понимании, состоит из трех
элементов, что придает ей динамизм. "Третий элемент тернарной структуры должен быть
всегда пуст, готовый принять любое значение. Он должен быть элементом диахронии, то
есть элементом истории и случайности, аспект, отражающий распространение
социальных и куль турных феноменов". Соответственно, он воздает хвалу лингвистике за