Большая энциклопедия. Масоны. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
53
ÃËı‡ËΠÇڂ‚˘ ’‡ÒÍÓ‚
Среди русских писателей XVIII в. Михаил Матвеевич Херас
ков занимает особое положение: это единственный поэтмасон,
который в то время считался — справедливо или нет, это другой
вопрос — крупной поэтической величиной в литературе вооб
ще, а не только в масонской. Люди, не имевшие никакого отно
шения к масонам, превозносили его как знаменитого, а иногда
и как «первейшего» поэта своего времени. Вполне понятно, что
при изучении масонства нельзя обойти молчанием этого забы
того теперь писателя.
В истории масонства Херасков имеет значение как человек,
как должностное лицо, облеченное довольно значительной вла
стью, и, наконец, как писатель.
Кроткий по характеру, гуманный по взглядам, он представ
лял собой личность, как нельзя более подходящую для восприя
тия нравственных идей масонства.
Масонская грамота
54
И до глубокой старости сохранил он отзывчивость сердца,
пытливость ума и удивительную трудоспособность. Он любил
повторять характерную для него фразу: «Человек может соста
риться, но сердце его состариться не может». Современники
изумлялись тому, что его творческие способности с годами не
исчезали, не слабели. «Быв уже украшен сединами, с юноше
ской пылкостью играл на златострунной лире своей»
29
. «Он и в
самую глубокую старость, едва ли не восьмидесяти лет, — рас
сказывает про него И.И. Дмитриев, — всякое утро посвящал
музам, в остальные же часы, кроме вечеров, любил читать… Я
заставал его почти всегда за книгою». Под влиянием одной про
читанной им книги он радикально изменил свои взгляды на
сущность драматического творчества и с горечью говорил
Дмитриеву, что сорок лет шел в этом отношении по ложному
пути. «Надобно было видеть, — замечает, рассказывая это,
Дмитриев, — разрушение во всех чертах лица и во всем соста
ве, слышать дрожащий голос его, чтобы понять, как в эту ми
нуту он меня тронул».
Чтото наивное, детское было в его «странностях»: «Кого он
любил, тех, когда бывал с ними вместе, трогал пальцем, — на
пример: встанет, подойдет к комунибудь и вдруг тронет паль
цем, или, проходя мимо, то же делал»
30
.
Некоторые его «странности» были связаны с определенны
ми числами, которым Херасков, очень возможно, придавал ка
който мистический смысл.
Херасков очень мало тратил на себя лично, охотно помогал
нуждающимся и, по словам одного биографа, не сказал «ни од
ного ядовитого слова насчет ближнего».
Его служебная деятельность почти целиком была посвящена
Московскому университету. Двадцатидвухлетним юношей при
основании университета в 1755 г. он был назначен асессором кон
ференции университета. (Родился он в 1733 г. Сам получил об
разование в сухопутном кадетском корпусе.) С 1763 по 1770 г.
был директором университета, затем лет пять служил в Петер
бурге. В 1775 г. вышел в отставку и возвратился в Москву. В июне
1778 г. был назначен четвертым куратором при университете.
Первыми тремя были: Шувалов, Ададуров и Мелиссино, кото
рые жили в то время не в Москве, и фактически Херасков при
55
нял на себя полное руководство университетом и состоящими
при нем учреждениями: двумя гимназиями (дворянской и
разночинской), типографией, книжной лавкой и т.д. Должность
куратора он занимал до 1802 г. Умер он в 1807 г., через пять лет
после выхода в отставку. Таким образом, в Московском универ
ситете он пробыл на службе тридцать лет. В 1775 г., а может быть
и раньше, Херасков вступил в масонское общество. Вместе с кня
зем Николаем Никитичем Трубецким, с которым он был бли
зок, он принадлежал к рейхелевским масонам. Он же вел пере
говоры по поводу объединения рейхелевских лож с елагинскими.
В Петербурге он познакомился и сблизился с Н.И. Новиковым.
Получив 28 июня 1778 г. звание куратора Московского универ
ситета, он предложил Новикову арендовать университетскую
типографию, и в начале 1778 г., в связи с этим, Новиков пере
ехал в Москву, где и развернулась его общественная и
просветительская деятельность. В августе 1779 г., по ходатайству
Хераскова, Шварц получил место профессора в Московском
университете. Пока Херасков был фактически единственным
куратором, принимавшим активное участие в делах универси
тета, Шварц пользовался там полной свободой действий и по
стоянно получал поддержку и сочувствие от Хераскова. Гонения
на Шварца в университете начались с возвращением в Москву
другого куратора, Мелиссино, который относился к Шварцу
враждебно и в конце 1782 г. вынудил его уйти в отставку. Почти
все просветительские мероприятия Новикова и Шварца осуще
ствлялись при содействии Хераскова. Так, именно по его хода
тайству при университете была учреждена «Переводческая се
минария», проект которой был составлен Шварцем.
Тесно сотрудничал Херасков с Новиковым и Шварцем и в их
работе по организации масонских лож. В конце 1780 г. он вмес
те с ними создал новую ложу «Гармония», в которую и вошел
одним из первых членов. Когда в 1783 г. в России образовался и
был утвержден «Златорозовый крест», Херасков вошел в неболь
шое число русских розенкрейцеров (девятнадцать человек).
В списке высших должностных лиц масонства за 1789 г. Хе
расков значился ритором при «Провинциальной ложе», то есть
занимал такую же должность, как и Н.И. Новиков в «Управле
нии теоретическим градусом». Кроме того, они оба входили в
56
состав «Капитула провинции». Лонгинов считает Хераскова «од
ним из ревностнейших мартинистов». Тем не менее, когда над
московскими масонами разразилась гроза, Новиков был зато
чен в Шлиссельбургскую крепость на пятнадцать лет (просидел
четыре года), а Лопухин и Тургенев сосланы в свои деревни, Хе
расков не подвергся абсолютно никаким карам. Спас его Дер
жавин, который ходатайствовал за него перед фаворитом госу
дарыни, Платоном Зубовым. До нас дошло благодарственное
письмо по этому поводу от Хераскова Державину (8 декабря
1791 г.). В этом письме Херасков прикидывается простачком, ни
когда и не слышавшим о масонстве; злые люди все на него наго
ворили: «Чудно мне, что некто враг мой вздумал оклеветать меня
какоюто Мартинизмою, о чем я, по совести, ни малого сведе
ния не имею. — Когда мне думать о мартинистах и подобных
тому вздорах? Когда? — будучи вседневно заняту моей должно
стью — моими музами — чтением стихотворцев, моих руково
дителей. — Взведена на меня убийственная ложь, лишающая
меня чести».
Но и после этого некоторое время за Херасковым продолжали
следить. 7 июня 1792 г. князь Прозоровский докладывал государы
не, что Херасков поехал в подмосковную, что там он разбирал свои
бумаги.
Переходим к его литературной деятельности. Печать масон
ства лежит на очень многих произведениях Хераскова. Возьмем,
например, такой отрывок из оды:
Паду в слезах перед тобою —
Слеза сия есть сердца глас,
Что я не каждый день с тобою,
Не каждый занимался час.
Но кто же верность ей докажет?
Пускай другой придет и скажет:
«Я лучше добродетель чтил!»
В грехах на свете всяк родится;
Но мне вина моя простится,
Когда я ближнего простил.
...........................................
Творите добрые дела;
Друг друга искренно любите;
Коль зла терпеть вы не хотите,
Не делайте другому зла!
57
Все, чтущие добродетель, без раз
личия возраста, — и старцы, и юно
ши, — приглашаются вступить «во
храм, отверстый Благодатью».
Сединой старцы умащенны!
Когда вы правым шли путем,
Не молнией сует прельщенны,
Но Добродетели лучом:
С такою на челе печатью
Во храм, отверстый Благодатью,
Не сомневайтеся войти.
Как лозы, юноши, цветите;
Но Добродетель сердцем чтите,
Да краше будете цвести.
Обращает на себя внимание
употребленное здесь выражение
«молния сует»: в обряде посвящения
в масоны есть любопытная подроб
ность. «При спадении повязки с глаз
посвящаемого он видел на мгнове
ние вспыхнувший и сейчас же угасший свет»; «“так проходит сла
ва мира, все удовольствия тленной жизни, все радости земли!” —
восклицал вития или мастер ложи»
31
.
Самым замечательным лирическим произведением Херас
кова является известный гимн «Коль славен». В «Собрании
образцовых русских сочинений» (часть I) гимн это назван «Пе
реложение псалма 64», но в действительности в них мало об
щего. Гимн этот, получивший широкое распространение, по
происхождению своему, несомненно, является масонской пес
нью, которая исполнялась в собраниях масонских лож
32
. Осо
бенно характерную мысль мы встречаем в заключительной
строфе:
О Боже! Во твое селенье
Да взыдут наши голоса!
И наше взыдет умиленье
К Тебе, как утрення роса!
Тебе в сердцах алтарь поставим:
Тебя, Господь, поем и славим.
Из рукописи XVIII в.
(собр. С.П. Мельгунова,
приобр. у Ланге в Риме)
58
Две промежуточные строфы, которые при исполнении гим
на сейчас часто опускаются, содержат намеки на застольный
характер этой религиозной песни:
Тебя Твой агнец златорунный,
Тебя изображает нам!
…Ты нас трапезой насыщаешь
И зизждешь нам в Сионе град.
Ты смертных, Боже, посещаешь
И плотию своей питаешь.
В последних двух стихах можно увидеть намек на «трапезы
любви», свершаемые масонами в воспоминание о Тайной Вече
ре. На этих трапезах происходило и причащение масонов.
В VII томе «Творений» Хераскова, где собраны его стихо
творения, довольно значительная часть отведена «одам нраво
учительным». Это рассуждения на различные нравственные
темы, что видно и по заглавиям: «Добродетель», «Терпение»,
«Честь», «Умеренность», «Спокойство», «Правда», и т.д. Идеи,
высказываемые здесь, по большей части не отличаются ориги
нальностью. Это все излюбленные в XVIII в. размышления о
тщете земного, об истинной и ложной славе, о равенстве всех
перед смертью.
Виньетка к поэме Хераскова «Владимир»
59
Счастье полагается в неустанном делании добра:
Все корысти в мире тленны:
Бисер, золото, сребро;
Делай и люби добро —
В нем все блага заключенны.
Не следует падать духом, не следует наводить уныние на
других:
Любуйся прелестями счастья,
На светлый луч его гляди;
Но взором пасмурным ненастья
Другим сердцам не наводи…
Фортуна будто сон минется;
Но если мы разумно спим,
На сердце радость остается,
Коль счастье с ближними делим.
В другой оде, «Спокойство», читаем:
Когда твой дом обилен,
Со ближними делись;
Когда в народе силен,
О ближних ты пекись.
Эта филантропическая жилка — самая характерная особенность
Хераскова как сочинителя од. Один раздел VII тома называется
«Анакреонтические оды»
33
, но напрасно было бы искать здесь про
славления наслаждений жизни, как в «Анакреонтических песнях»
Державина. У Хераскова и в этих одах та же проповедь воздержа
ния и нравственного самосовершенствования. Анакреонтическими
же Херасков назвал их, очевидно, не изза содержания, а по их фор
ме: в противоположность нравоучительным, они написаны белым
стихом (без рифм) и, по большей части, трехстопным ямбом.
Из духовных стихотворений, напечатанных в Собрании со
чинений Хераскова, обращают на себя внимание «Три главы из
премудростей Соломоновых» и «Утешение грешных». В первом
осуждаются те, кто ошибочно полагает, что мы рождены на свет
случайно, что
Угаснет искра, тело будет
Единый пепел, хладный прах;
60
И мир со временем забудет
О нашей жизни и делах…
Цветы доколе не увянут,
Сплетем себе из них венец;
Да в сладость наши дни нам станут…
Такие рассуждения приводят подобных людей к черствости
сердца:
Бессильных, праведных погоним
И добродетель утесним;
К старейшим слуха не приклоним,
Печальных вдов не пощадим.
К чему нам праведник полезен?
Злословит наши он дела;
И грех, который нам любезен,
Сей грех — в его устах хула…
Но Бог не потерпит нечестия и воздаст каждому по делам его.
Отвержен будет нечестивый,
И меж святыми не вмещен;
Гонитель кротких, горделивый,
От Бога будет отвращен…
Блажен, кто не был сладострастен,
Хотя плода и не принес;
Он будет жребия причастен
Счастливых жителей небес,
Кто подвиг к святости имеет,
Того благословится труд;
Как древо он цветет и зреет,
Плоды его не отпадут.
В стихотворении «Утешение грешных», написанном в виде
песни, показательны даже названия отдельных глав: «Иисус
всех грешников приемлет» (II гл.); «Порядок принятия греш
ников» (V гл.); «Что есть принятие» (VI гл.); «Умножает прием
лемых». Последние строчки отдельных строф в каждой главе,
как правило, совпадают, что еще больше подчеркивает песен
ный характер стихотворения. Указывает на это и заключитель
ная строфа всего стихотворения. Кто любит Бога, тот исцеляет
раны Спасителя, кто равнодушно смотрит на распятие, ум
ножает Его муки. После этой мысли и идет заключительная
строфа:
61
Исцелителя целите,
Люди! верою своей;
Плачем жажду утолите,
Страждет, страждет Агнец сей;
Раны током слез омойте,
Плачьте вы и плача пойте:
Распят, Боже, ты за нас,
На кресте и мы распнемся,
Да Твоими наречемся
Воскресенья в страшный час!
Наибольшим уважением у масонов пользовалась мистическая
поэма Хераскова «Владимир». В первоначальном виде она была
закончена в 1785 г., но потом тщательно исправлялась и допол
нялась автором, и в третьем издании (1809) состояла уже из во
семнадцати песен. «Ежели кто будет иметь охоту прочесть моего
“Владимира”, — писал Хе
расков в предисловии к тре
тьему изданию, — тому сове
тую, наипаче юношеству,
читать оную не как обыкно
венное эпическое творение,
где по большей части битвы,
рыцарские подвиги и чудес
ности воспеваются; но чи
тать как странствование
внимательного человека пу
тем истины, на котором сре
тается он с мирскими со
блазнами, подвергается
многим искушениям, впада
ет во мраки сомнения, бо
рется с врожденными страс
тями своими, наконец, преодолевает сам себя, находит стезю
правды и, достигнув просвещения, возрождается. Не учитель
ским скучным голосом преподаю наставления, как достигать
света истины; не с важностью проповедника, мне неприличною,
возвещаю, как возродиться человек может; но в духе, свойствен
ном песнопевцу, робкому песнопевцу, единственно о христиан
ском просвещении Владимира поведаю, России просветителя и
Пламенеющая звезда
62
нареченного равноапостольным. Повесть важна, велика и вос
торгов достойна…»
Хотя автор и заявляет, что не хотел давать наставлений и чи
тать проповеди, вся поэма проникнута характерной для масон
ства идеей необходимости нравственного возрождения. Про
тивопоставляя «внутреннюю» церковь — церкви «внешней»,
масоны, как известно, большей частью к духовенству относи
лись отрицательно. Они считали, что подавляющее большин
ство русского духовенства свое христианство выражает только
в обрядах. Максим Невзоров писал: «Духовные сделались со
вершенными торгашами, стараются только умножить свои до
ходы…» Параллели таким мнениям щедро рассыпаны в поэме
Хераскова:
Когда бы истинный людьми был познан Бог,
Роскошствовать бы жрец, ни сеять зла не мог:
Но там утратится благоустройства мера,
Где царствует обряд…
Многое в Ветхом Завете толкуется в поэме в переносном
смысле. Греческий мудрец рассказал князю о том, как был со
здан человек и как он пал.
Преподал он царю преданий смысл буквальный.
Потом открыл и свет и дух во буквах дальний.
Святые письмена, он рек, есть тайный храм.
Яснее самых звезд премудрость скрыта там.
Во всю вселенную как крылья простирая,
Премудрость Божия преходит в край из края…
Тебе поведал я Адамово паденье,
Поведал грех его, поведал искушенье;
Но ведай, князь, и верь, что древо и Адам
Не есть никто другой, но все сие ты сам…
Тебе о том плоде, о князь, я возвестил,
Которым праотца лукавый змей прельстил…
Коварство, гордость, лесть, надменности ума,
Пороки скотские, болезнь и смерть сама,
Все крылось яко змий во плоде, только в малом;
И всякое добро своим убило жалом,
Единой не могло в плоде отравы быть,
Могущей из сердец надежду истребить.
От кающихся Бог не вовсе отвратился,
Он, весь надеждой став, в сердцах у них светился…