Баумгартен А. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Том 2. 1964
Подождите немного. Документ загружается.
Источник:
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т.2. —
М.: Искусство, 1964. — 835с.
АД: сканирование, вычитка, сверка с печатным изданием.
БАУМГАРТЕН
1714–1762
Немецкий философ XVIII века Александр Готтлиб Баумгартен является
общепризнанным «крестным отцом» эстетической науки: он первый назвал
эту науку «эстетикой».
Баумгартен родился в 1714 году в семье проповедника. В 1730 году
поступает в университет в Галле, где знакомится с философией X. Вольфа,
становясь ее приверженцем. В 1735 году Баумгартен получает степень
магистра и в сентябре этого же года публикует свой труд «Meditationes
philosophicae de nonnullis ad poema pertinent» bus» («Философские
размышления о некоторых вопросах, касающихся поэтического
произведения»), в котором и была впервые выдвинута идея эстетики как
особой философской науки. В 1737 году Баумгартен — экстраординарный
профессор, а с 1739 года — профессор университета во Франкфурте-на-
Одере. В это время издается целый ряд трудов Баумгартена по философии,
этике, логике и эстетике. Из них следует отметить «Метафизику» (изд. в
Галле, 1739), также содержащую отдельные параграфы, посвященные
эстетике; на этот труд Баумгартен неоднократно ссылается в своей
знаменитой «Aesthetica acroanatica» («Эстетика, предназначенная для
лекций»), первая часть которой вышла в свет в 1750 году *.
В 1758 году появилась вторая часть этого труда, так и оставшегося
незавершенным из-за смерти Баумгартена. Из разделов, перечисленных в §
13 (см.
* Перепечатка этого труда была издана в Бари в 1936 г. Много интересных
вариантов и дополнений содержит немецкая запись курса лекций, опубликованных Поппе
(см. библиографию).
449
стр. 455), остались ненаписанными «методология», «семиотика» и
«практическая эстетика».
Баумгартен испытал, через X. Вольфа, несомненное влияние
лейбницевской философии. Однако в важнейшем пункте, в определения
прекрасного, он отступил от нее; если мысли самого Лейбница послужили
исходной точкой для Г. Ф. Мейера, Зульцера, Мендельсона, усматривавших в
прекрасном чувственно-познаваемое совершенство, то для Баумгартена
прекрасное есть не только совершенство вещей, но и совершенство
чувственного познания (§ 14). Вот почему «безобразные предметы, как
таковые, могут мыслиться прекрасно, а прекрасные безобразно» (§ 18).
Определяя чувственное познание как «аналог разума», «низшую
логику», Баумгартен вкладывал в эти понятия гораздо более богатое
содержание, чем «простое познание при помощи органов чувств». В
«Метафизике» (§ 40) под «аналогом разума» он понимал такие способности,
как остроумие (способность находить сходства), острота мысли (способность
находить различии), «чувственная память», воображение и т. п. В школе
X.Вольфа, как и у самого Баумгартена, не различалось еще ощущение и
чувство, объединявшиеся одним термином: Empfindung. Лишь Тетенс и
Мендельсон провели между ними различие, введя обозначения Empfindung и
Empfindnis. Таким образом, «чувственное познание» включало у Баумгартена
и мир эмоций в его разнообразии. В этом же отношении очень показательно
и то, что Баумгартен говорит об «энтузиазме», отличающем «совершенного»
эстетика (§ 78).
Несомненное влияние на Баумгартена оказали произведения
швейцарцев Бреймингера и Бодмера, которые были написаны в 1720–1740
годах и в которых отстаивалось своеобразие образного мышления, фантазии,
эмоций и т. д.*.
Уже этими писателями, противниками Готтшеда, или так называемой
лейпцигской школы, был поставлен вопрос о «логике» «низших
способностей, в особенности фантазии, и о закономерностях
художественного творчества.
Баумгартен говорил как об «эстетическом искусстве» (§ 71), так и о
«науке эстетики» (§ 73). В этой двойственности обозначения отражена
двойственность всего произведения в целом.
С одной стороны, Баумгартен ставил своей задачей философски
(научно) раскрыть природу «прекрасного», т. е. совершенства «чувственного
познания» (в указанном широком значении). С другой стороны, он хотел
сформулировать высшие, наиболее общие, законы своеобразной
художественной «технологии»,
* Jok. Jak. Bodmer, Jo h. Jak. Breitinger. Von dem Einfluss und dem Gebrauche der
Einbildungskraft, 1727; Воdmer. Briefwechsel vor der Natur des poetischen Geschmacks,
Zürich, 1736; Воdmer. Kritische Abhandlung von dem Wunderbaren in der Poesie, 1740;
Breitinger. Kritische Abhandlung von der Natur, den Absichten und dem Gebrauche der
Gleichnisse, Zürich, 1740. — Прим. авт.
252
которая в своей общности должна быть, по его выражению, «полярной
звездой» для специальных технологий (риторики, поэтики, теории музыки и
т.д., см. § 71).
Поэтому «эстетик» в глазах Баумгартена — не только теоретик
прекрасного, но в известном смысле «виртуоз», владеющий техникой
искусства». «Совершенный эстетик», о котором он так подробно говорит
(дословно: «счастливый эстетик», felix aestheticus), соответствует тому, что
французы называют bel esprit, а немцы — schöner Geist.
Баумгартен заявлял, что «эстетик» не должен быть «пансофом», т. е. не
должен непременно владеть всеми видами «мудрости» или всеми
конкретными искусствами (§ 67, 77). Практически в своем труде он сам
касался лишь примеров из области литературы. Фоном его произведения
остаются античная риторика (Цицерон, Квинтилиан, Лонгин) и римская
поэзия (в особенности Гораций, Вергилий, Персии). Он довольно
механически и в довольно туманной форме повторяет старый принцип
подражания природе (§ 104). Несравненно более интересны его рассуждения,
посвященные деятельности фантазии и отвечающие новым тенденциям, уже
наметившимся у швейцарцев. Говоря о «гетерокосмических» вымыслах и
фикциях, Баумгартен все же пытался уточнить границы фантазии,
«поэтической фикции», вводя ее в рамки эстетических канонов цельности,
связности, соответствия и т. д.
Начав с определения красоты как совершенства «низшего» или
смутного познания, Баумгартен в конечном итоге приходил к признанию
эстетического познания как по-своему закономерного и законного, а потому
обладающего своим «светом», прозрачностью и ясностью (§ 617). Признавая
его самостоятельность, он не склонен был подчинять его ни «святейшим
прорицаниям подлинного христианства» (§ 183), ни — что позднее делали
моралисты немецкого Просвещения — моральным целям: «чувственное
познание» художника простирается, по его взгляду, лишь на «тени
добродетелей», тогда как самые добродетели уже являются предметом
отчетливых идей интеллекта, или разума (§ 211). Отметим в этой же связи
глубокую мысль об индивидуальном характере художественного
произведения, тем более «истинного», или правдивого, чем оно
индивидуальнее, (§440). Показательно, что такой представитель позднейшей
эпохи «бури и натиска», как Гердер, не расставался с баумгартеновскими
сочинениями.
В настоящем переводе «Эстетики» опущены многочисленные
перекрестные ссылки на параграфы, а также на «Метафизику». В одном
случае (§ 21) ссылка сохранена, но исправлена в соответствии с текстом (§ 18
—20 вместо § 13).
ФИЛОСОФСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
§ CXV. Философия поэзии — это наука, направляющая
эмоциональную речь к совершенству. Так как в разговоре мы пользуемся
теми представлениями, которые сообщаем [другим], то фило-
451
софия поэзии предполагает у поэта более низкую [познавательную]
способность — чувственную способность. При чувственном познании вещей
ей следовало бы, бесспорно, руководствоваться логикой в более общем
смысле. Но кто знаком с нашей логикой, тот не может не знать, сколь
необработанным является это поле. Что же дальше? Поэтому, если бы
логика, которая и так замыкается в тесные рамки, также еще благодаря
данному ей определению вгонялась в эти рамки, рассматривалась ли бы она в
качестве науки о философском познании чего-нибудь или как наука,
управляющая высшей познавательной способностью при познании истины?
Ибо тогда была бы дана возможность философам не без громадной пользы
проникать также в те искусства, которыми могут быть усовершенствованы
низшие познавательные способности, заостряться и применяться более
благоприятным образом на благо мира. Так как психология дает надежные
основания, то никто из нас не сомневается, что может быть наука, которая
направляет низшую познавательную способность, или наука о чувственном
познавании чего-нибудь.
§ CXVI. Когда существует определение, можно легко придумать
необходимый для него термин. Уже греческие философы и отцы церкви
всегда четко различали αισθηιά и νοηιά и вполне ясно, что αισθηιά для них
является разнозначащим не только чувственному, так как этим названием
обозначается также и отсутствие ощущений (следовательно, фантазмы).
Итак, νοηιά (постигаемое умом) — это познаваемое высшей способностью,
объект логики; αισθηία εήτημως αίθητικης (чувственно воспринимаемые знаки
чувственного) — объект эстетики.
Meditationes philosophicae de nonnulis ad poema
pertinentibus. Halle, 1735. Пер. P. Клейса**
ЭСТЕТИКА
§ 1. Эстетика (теория свободных искусств, низшая гносеология,
искусство прекрасно мыслить, искусство аналога разума) есть наука о
чувственном познании.
§ 2. Натуральная ступень низших познавательных способностей,
совершенствуемая одним лишь применением их, без обучения, может быть
названа натуральной эстетикой и разделена так же, как делится обычно
натуральная логика, т. е. на прирожденную, или прирожденное прекрасное
дарование, и приобретенную, а эта последняя, в свою очередь, на
теоретическую (docens) и прикладную (utens).
§ 3. Важнейшее практическое приложение искусственной эстетики,
существующей наряду с натуральной, это: 1) доставлять хоро-
454
ший материал для наук, постигаемых преимущественно интеллектом; 2)
приноровлять научно-познанное к любому пониманию; 3) расширять
усовершенствование познания за пределы отчетливо нами постигаемого; 4)
снабжать хорошими принципами все более утонченные занятия и свободные
искусства; 5) в общежитии, в случае прочих равных условий, давать
преимущество при совершении любых дел.
§ 4. Отсюда частные приложения ее: 1) в филологии, 2) в герменевтике,
3) в экзегетике, 4) в риторике, 5) в гомилетике, 6) в поэтике, 7) в теории
музыки и т. д.*.
§ 5. Против нашей науки могут возразить, во-первых, что она слишком
обширна и ее нельзя исчерпать в одной книжке, в одном курсе. Ответ:
согласен, однако лучше что-нибудь, чем ничего. Во-вторых, могут возразить,
что она есть то же самое, что риторика и поэтика. Ответ: а) она шире; б) она
охватывает то, что является общим как этим двум, так им и прочим
искусствам, и если обозреть здесь это в надлежащем месте один раз, то
любое искусство будет способно потом успешнее разрабатывать свой
участок, без ненужных тавтологий. В-третьих, могут возразить: она есть то
же самое, что критика. Ответ: а) существует и критика логическая; б) некий
определенный вид критики есть часть эстетики; в) для такой критики
совершенно необходимо некоторое предварительное знание прочих частей
эстетики, если только она не хочет превратиться в простой спор о вкусах при
суждении о прекрасных мыслях, словах, сочинениях.
§ 6. Против нашей науки могут возразить, в-четвертых, что она
недостойна внимания философов и что предметы ощущений, воображения, а
также вымыслы (fabulae), превратности страстей и т. д. находятся ниже
философского горизонта. Ответ: а) философ такой же человек, как и другие,
и он не вправе чуждаться столь обширной области человеческого познания;
б) в данном случае смешивают общую теорию прекрасно мыслимого с
практикой и реализацией единичного.
§ 7. Могут возразить, в-пятых: смутность (confusio) — мать ошибок.
Ответ: а) тем не менее она есть непременное условие для нахождения истины
там, где природа не делает скачков при переходе от темноты к отчетливости;
к полдню приходят от ночи через зарю: б) оттого именно и следует уделять
внимание смутности, чтобы не проистекли отсюда ошибки, количество и
величина которых зависят
* Герменевтика — наука об истолковании текстов, экзегетика ·— наука о
комментировании текстов, гомилетика — теория проповедничества. — Прим. пер.
453
от степени нашей невнимательности; в) не смутность сама по себе
одобряется, а исправляется познание, коль скоро к нему по необходимости
примешана некая доля смутности.
§ 8. Могут возразить, в-шестых: отчетливое познание превосходнее.
Ответ: а) у конечного духа — лишь в более важных вещах; б) полагание
одного не исключает другого; в) да и следуя отчетливо-познанным правилам,
мы сначала идем по прямому пути к прекрасно-познаваемым вещим, и лишь
потом уже тем совершеннее раскрывается посредством них отчетливость.
§ 9. Могут возразить, в-седьмых: если культивировать аналог разума,
нужно опасаться, как бы не потерпела ущерба территория разума и
серьезности. Ответ: а) этот аргумент относится к числу тех, которые
доказывают слишком много, ибо та же самая опасность имеется всякий раз,
когда возникает нужда в каком-либо сложном совершенстве, побуждающем к
действию и не склоняющем к пренебрежению совершенством подлинным; б)
невоспитанный (incultum) и даже поврежденный аналог разума в неменьшей
мере способствует разуму и строгой серьезности.
§ 10. Могут возразить, в-восьмых, что эстетика есть искусство, не
наука. Ответ: а) эти способности не являются противоположностями; ведь
сколько некогда существовало искусств, которые теперь являются
одновременно и науками? б) что наше искусство поддается доказательству,
подтвердит опыт, и это ясно a priori, ибо психология и др. науки снабжают
его достоверными принципами; а что оно заслуживает быть поднятым до
уровня науки, показывают его практические применения, упомянутые в
других параграфах.
§ 11. Могут возразить, в-девятых: эстетики, как и поэты, рождаются, а
не делаются. Ответ: Гораций. Искусство поэзии, стих 408; Цицерон. Об
ораторе, кн. II, гл. 60; Бильфингер в «Разъяснениях» § 268; Брейтингер. Об
уподоблениях, стр. 6. Прирожденному эстетику помогает более полная
теория, более одобряемая авторитетом разума, более точная, менее смутная,
более достоверная, менее шаткая.
§ 12. Могут возразить, в-десятых: низшие способности, плоть скорее
следует подавлять, чем возбуждать и подкреплять. Ответ: а) нужно
господство над низшими способностями, но не тирания над ними; б) к
такому, естественно обретаемому господству как бы за руку приводит
эстетика; в) эстетики не должны возбуждать и подкреплять низшие
способности в качестве порочных, а должны ими руководить, чтобы они не
повреждались еще более от своего пагубного применения или чтобы под
предлогом избегать злоупотребления ими, предлогом, прикрывающим лень,
не упразднялось бы вовсе пользование свыше данным талантом.
454
§ 13. Наша эстетика, как и ее старшая сестра логика, разделяется, во-
первых, на теоретическую, учащую, общую, дающую указания: 1) о вещах и
о предметах мысли, эвристика, 2) о ясном порядке, методология, 3) о знаках
прекрасно мыслимых и прекрасно располагаемых предметов, семиотика, во-
вторых, на практическую,·прикладную, специальную. В обеих:
Если кто выбрал предмет по себе, ни порядок, ни ясность
не оставят его: выражение будет свободно.
Вещь пусть первою будет, вторым пусть будет порядок,
Знаки своим чередом третья место займут.
(Гораций)
§ 14. Цель эстетики — совершенство чувственною познания как
такового и это есть красота. Притом следует остерегаться его
несовершенства как такового, которое есть безобразность.
§ 15. Эстетик как таковой не имеет заботы о совершенствах
чувственного познания, настолько глубоко скрытых, что они либо остаются
для нас совершенно темными, либо могут быть усмотрены не иначе, как при
помощи интеллекта.
§ 16. Эстетик как таковой не имеет заботы о несовершенствах
чувственного познания, настолько глубоко скрытых, что они либо остаются
для нас совершенно темными, либо могут быть обнаружены не иначе, как
путем суждения интеллекта.
§ 17. Чувственное познание, в своем основном значении, есть комплекс
представлений, находящихся ниже порога различия. Если бы мы пожелали
теперь обозреть одновременно, постигая умом либо только его красоту и
изящество, либо только его безобразность, как иногда это делает
наблюдатель с развитым вкусом, то необходимое для науки различие
пропало бы, словно подавленное множеством прелестей И пятен на
различных ступенях их общности — родовых, видовых или единичных.
Поэтому сначала рассмотрим красоту в той мере, в какой она является
общей почти всякому чувственно прекрасному познанию, универсальную и
всеобщую, вместе с ее противоположностью.
§ 18. Красота чувственного познания в универсальном значении есть 1)
взаимное согласие мыслей, соотнесенное с чем-то одним и являющееся
феноменом, причем в данном случае мы отвлекаемся от порядка этих мыслей
и от знаков. Красоту вещей и мыслей следует отличать как от красоты
познания, первой и главной частью которой она является, так и от красоты
предметов и материи, с каковыми зачастую она неправильно смешивается по
причине укоренившегося значения термина. Безобразные предметы как
таковые могут мыслиться прекрасно, а прекрасные — безобразно.
455
§ 19. Поскольку нет совершенства без порядка, универсальная красота
чувственного познания есть 2) согласие порядка, благодаря которому мы
созерцаем прекрасно мыслимые вещи, — согласие как внутреннее, так и с
вещами, феномен, красота порядка и расположения.
§ 20. Поскольку обозначаемое мы не воспринимаем без знаков,
универсальная красота чувственного познания есть 3) внутреннее согласие
знаков, как с порядком, так и с вещами феномен, красота значения: это слово
и высказывание (когда знаком является написанная речь или проповедь) есть
вместе с тем и действие, когда такая речь произносится вслух. Таковы три
всеобщих грации познания.
§ 21. Сколько же может быть безобразных черт, пороков, пятен в
чувственном познании, которых следует избегать, — либо в мыслях и вещах,
либо в сочетании многих мыслей, либо в значении (что мы по порядку
перечислили в § 18–20).
§ 22. Обилие, величие, истина, ясность, достоверность и живость
познания, в ту меру, в какую они оказываются в согласии в едином
восприятии или в согласии друг с другом (например, обилие и величие,
способствующие ясности, истина и ясность, способствующие достоверности,
все прочие — живости) и в ту меру, в какую различные другие элементы
познания оказываются в согласии с ними же, дают совершенство — всякому
познанию, универсальную красоту — способности ощущать феномены, и
особенно вещам и мыслям, в чем помогает
Их изобилье и блеск, и правды живое сиянье.
§ 23. Скудость, мелочность, фальшь, непроницаемая темнота, сомнения
и колебания, косность суть недостатки всякого познания и искажают
способность ощущать феномены вообще — таковы главные пороки вещей и
мыслей.
§ 24. Красота чувственного познания и само изящество вещей суть
совершенства сложные и притом универсальные. Это явствует также из того,
что никакое простое совершенство не есть для нас феномен.
§ 28. Общей отличительной чертой совершенного эстетика является,
во-первых, прирожденная натуральная эстетика.
§ 47. Отличительной чертой совершенного эстетика является, во-
вторых, ασκησις (упражнение) и эстетическая тренировка (exertitatio).
§ 53. В эстетических вещах следует весьма остерегаться и не
принимать за одно и то же дарование грубое и дарование неученое.
Например, у Гомера и Пиндара, разумеется, не было грубым
456
Их дарованье, ни диким, ни гнусно косматым...
(Гораций)
однако они являлись скорее исходными образцами (archetypa) для ученых
искусств, чем отображениями (ectура) этих последних. Человек неученый
может иметь дарование даже эстетическое, весьма тонкое, и, наоборот,
человек ученый — дарование весьма грубое в том, что касается красоты.
§ 54. Подобно тому, как Лейбниц назвал музыку арифметическим
действием души, не умеющей счислять саму себя, подобно этому ребенок,
почти не умеющий мыслить себя самого, посредством рассмотрения сходных
случаев, а затем посредством вытекающего отсюда как бы прирожденного
подражания, будет совершенствоваться в прекрасном мышлении и будет
делать это еще гораздо больше, если ему посчастливится попасть в руки
мастера, который сумеет придать должный склад его нежным, лепечущим
устам.
§ 62. Третьей общей отличительной чертой совершенного эстетика
является μάθησις (наука) и эстетическая дисциплина, т. е. более совершенная
теория того, что ближе влияет на материю и форму прекрасного познания,
обычно приобретаемая благодаря одной лишь природе и ее применению па
практике; на основе строгого упражнения эту теорию следует применять на
практике, чтобы способность души не блуждала под впечатлением
мыслимых ею вещей или чтобы из-за незнания правил и их разумных
оснований и неуверенности в них, она не мыслила своевольно н не
отвращалась бы вовсе от прекрасного размышления, уверенная, что сама
увидит все свои прегрешения, на самом деле вовсе их не зная.
§ 63. К эстетической дисциплине относится, во-первых, прекрасная
эрудиция, т. е. такая эрудиция, которая делает познание лучшим, чем
неэрудированное, — то познание предметов, о которых надлежит затем
мыслить прекрасно. Будучи наделено ею, дарование, прекрасное от природы,
подогреваемое ежедневными упражнениями, ею движимое и ею поощряемое,
вместе с честным, искренним, по выражению Персия, эстетическим сердцем,
легче может склоняться к тому, чтобы прекрасно мыслить о данной теме.
§ 64. Главные части прекрасной эрудиции — те дисциплины, которые
уясняют нам бога, вселенную, человека (особенно в его моральном облике),
повествования (не исключая мифических) и древности, а также дух символов
(siglorum genium).
§ 65. При изучении подобного рода дисциплин эстетик заботится лишь
о том совершенстве, которое становится феноменом, когда мыслят прекрасно
о тех или иных предметах. Частью он делает это негативно, позволяя
набегать зрительных образов, вносящих безо-
457
бразие, частью позитивно, когда зачастую посредством одной-единственной
фразы или достаточно краткого знака он заставляет эрудированного читателя
или зрителя ожидать любое великое от столь ученого автора, хотя многие
плоды своей эрудиции он и скрывает посредством изящного умолчания.
§ 67. Впрочем, мы не требуем, чтобы эстетик был полигистором или
«пансофом», так как общая его характеристика лишь в общей форме требует
эрудиции, в том виде прекрасное мышление, в котором тот или иной эстетик
захочет отличиться, специальная же характеристика определит точнее те
ближайшие составные части эрудиции, где ему не пристало быть хозяином, и
тот вид прекрасного познания, который он избрал себе в качестве поприща
своей собственной деятельности.
§ 68. К эстетической дисциплине относится, во-вторых, теория формы
прекрасного познания — о способе и средствах осуществлять его законными
путями, теория более совершенная, чем та, которая обычно получается на
основе одной лишь природы и простого практического осуществления этого
прекрасного познания. Такая теория требует от своего практического
приложения более тщательных и строгих упражнений. Комплекс же правил,
расположенных в порядке, обычно называется искусством. Так в общей
характеристике совершенного эстетика появляется требование
эстетического искусства.
§ 69. Что касается специальных характеристик совершенного эстетика,
например оратора, поэта, музыканта и т. д., то здесь уже давно это
требование удовлетворено, так как существуют искусства риторическое,
поэтическое, музыкальное. Все, что говорится в них обычно о их приятности,
пользе, необходимости, посредством незначительного расширения понятий
можно применить и к искусству эстетическому, указанные предикаты
которого имеют столь же широкое значение, как и похвалы прочим
искусствам вместе взятым.
§ 70. Можно будет признать, что искусство оказывается тем выше 1)
чем более широкие правила оно заключает, т. е. чье применение оказывается
полезным, даже необходимым, в большем числе случаев, и чем это искусство
полнее, оставаясь тем не менее кратким компендиумом всех достаточных
правил; 2) чем более действенные и важные правила оно дает, т. е. такие,
которыми ты никогда не можешь пренебрегать без великого ущерба; 3) чем
точнее и тщательнее оно эти правила излагает; 4) чем очевиднее эти правила;
5) чем они достовернее, будучи выделены из истинных начал, являющихся
душою этих правил; 6) чем более они привлекательны, склоняя к тому, чтобы
мы подчиняли их предписаниям наши действия и самую практику искусства.
10
§ 71. Что касается законов эстетического искусства, то они, являясь как
бы полярной звездой для всех частных искусств, простираются на все
свободные искусства и имеют еще более широкую сферу, — они
простираются на все случаи, когда приходится изящно или безобразно
познавать что-либо; до этого нет дела познанию научному. Вот почему
эстетическое искусство, более, чем какое-либо другое частное искусство,
заслуживает быть приведенным в форму искусства, явить, наконец, некую
более полную систему красоты познания, остаться чуждым той
«апоспасматии» (фрагментарности), которая свойственна выводимым из него
отдельным искусствам. Надеяться на какую-либо полноту в частных
искусствах нельзя, по причине бесконечного разнообразия, можно лишь
подняться до источников красоты и познания, до их природы, до первичных
подразделений их обоих, и, произведя на основе закона исключенного
третьего исчерпывающее деление на противоположности, попытаться
исследовать, что же получится, если эстетическому искусству придать форму
науки.
§ 72. Более высокое правило всегда сильнее, чем все ему подчиненные.
Вот почему эстетические законы сильнее, чем все выводимые из них правила
частных искусств, и в том случае, когда последние приходят в столкновение
друг с другом, от них следует отвлечься, без нарушения изящества. Когда же
правила частных искусств познаются одни, получается иначе; так бывает,
когда эстетические правила едва-едва усматриваются, словно видимые
издали при обозрении большого земельного участка, а правила частных
искусств во всей красоте и убранстве своих примеров ослепляют глаза не без
великого для них ущерба. Вот почему комплекс эстетических законов,