Барг М.А. Шекспир и история
Подождите немного. Документ загружается.
Литературный талант Мора подготовил драматизацию истории
Ричарда: без малого треть сочинения занимают диалоги.
Достоверность характеров, тонкая ирония, которая высвечивает слова
и поведение действующих лиц, метафоричность речи, к которой прибегал
большой мастер слова, создавший крупное прозаическое произведение,
объясняют, почему именно Мор сыграл решающую роль в закреплении
тюдоровской легенды о Ричарде.
В чем же убедила современников и потомков «История» Мора?
Прежде всего в том, что Ричард еще при жизни своего царствующего брата,
Эдуарда IV, задумал любой ценой завладеть короной, что он был человеком
невероятно скрытным, способным двигаться к цели окольными путями,
мастером тонкой интриги и сразу же после получения известия о смерти
Эдуарда IV решил короноваться.
Конечно, представить исторического Ричарда ангелом невозможно, но
в то же время настала пора сделать демонический характер, которым
наделил Ричарда III Шекспир, достоянием легенды, оставив истории образ
человека импульсивного, политически недальновидного, мужественного,
честолюбивого и беспощадного узурпатора, истинного сына своего
жестокого века.
Когда эта книга уже находилась в печати, автор получил возможность
познакомиться с исследованием английского ученого А. Генхема «Ричард III
и его ранние историки», опубликованным в 1975 г. Подробно
проанализировав все сохранившиеся свидетельства как современников
Ричарда III, так и последующих историков (в том числе сравнительно недавно
введенные в научный оборот), Генхем пришел к выводу: «Максимум, что
может быть с определенностью почерпнуто из свидетельств современников
относительно личности (Ричарда III), сводится к тому, что ни духовные, ни
физические его особенности не заключали ничего сверх обычного, чтобы
быть отмеченными серьезными историками... Это не значит, что он не был
способным администратором, обладавшим многими качествами,
необходимыми для успешного королевского правления... Его способности
были широко известны, и, возможно, имея больше времени и счастья, он
добился бы забвения его изначального вероломства» (с. 175). Поразительно,
но наши выводы полностью, даже словесно, совпали. Совпали они и в
оценке роли «Истории Ричарда III» Томаса Мора в создании
драматизированной истории политического восхождения и падения
порочной личности. Единственное, в чем мы резко разошлись, заключается в
оценке роли Тюдоров и их приближенных в целенаправленном утверждении
легенды о «макьявеле» Ричарде. Генхем эту роль полностью отрицает.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
истории общественной мысли уже давно замечена
своеобразная регулярность: сознание одной исторической эпохи склонно
рассматривать другую только как ступеньку, ведущую к ней. Однако при всей
правомерности подобной познавательной позиции в ней заключена не * вся
истина. То, что одна историческая эпоха передает другой, далеко не
исчерпывает богатства ее содержания. Равным образом то, что более
поздняя эпоха заимствует у предшествующей, обычно сводится всего лишь к
большему или меньшему числу элементов созданного ею целого. И это
потому, что для нее речь идет о получении «строительного материала», а не
готового сооружения. Сказанное полностью относится к веку, следующему за
английским Возрождением,— к XVII в.
Просто поразительно, какую малую толику духовных ценностей
тюдоровской эпохи сумел заимствовать пуританский XVII в. Между тем
указанная эпоха — это целый мир «в себе» и «для себя». При всей
мозаичности наблюдаемых в нем процессов — и прежде всего в области ду-
ховной культуры — он должен рассматриваться как единое и нерасторжимое
целое, с только ему присущей системой понятий, слов-образов, шкалой
значений и означенного. И нет более глубокого и тонкого знатока этого мира,
более надежного руководителя для тех, кто стремится его познать, чем
Уильям Шекспир.
