Алимов И.А. Бесы, лисы, духи в текстах сунского Китая

Подождите немного. Документ загружается.

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCE

PETER THE GREAT MUSEUM

OF ANTHROPOLOGY AND ETHNOGRAPHY

I. A. Alimov

DEMONS, FOXES, GHOSTS

IN TEXTS OF THE SONG CHINA

St. Petersbourg

«Nauka»

2008

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

МУЗЕЙ АНТРОПОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ

ИМ. ПЕТРА ВЕЛИКОГО (КУНСТКАМЕРА)

И. А. Алимов

БЕСЫ, ЛИСЫ, ДУХИ

В ТЕКСТАХ СУНСКОГО КИТАЯ

Санкт-Петербург

«Наука»

2008

ББК 87.3(5Кит)+86.3

УДК 299.5

А 50

Печатается по решению Ученого совета МАЭ РАН

Рецензенты:

д. и. н. Е. А. Резван, д. и. н. И. Ф. Попова

Ответственный редактор д. и. н. М. А. Родионов

Алимов И. А.

Бесы, лисы, духи в текстах сунского Китая. СПб.: Изд-во «Наука»,

2008. 284 с.

ISBN 978-5-02-025268-4

Монография посвящена традиционным китайским представлениям о душах

умерших, лисах-оборотнях и разнообразных божествах (духах) и построена на

материале письменных памятников эпохи Сун (960—1279), в том числе знаме-

нитой прозаической антологии «Тай-пин гуан цзи» («Обширные записки годов

Тай-пин») и сборнике Лю Фу (ок. 1020?— после 1100) «Цин со гао и» («Высо-

кие суждения у дворцовых ворот»). Поскольку автор видит своей целью в пер-

вую очередь введение в научный оборот малоизвестных и неизвестных памят-

ников старой китайской словесности, а также систематизацию заключенного в

них материала, существенную часть книги составляют комментированные пере-

воды значимых для темы исследования текстов. В приложении даны очерки,

посвященные разделу о храмах и кумирнях из цинского сочинения «Сун дун

цзин као» («Разыскания о восточной сунской столице»), а также — сборнику

Лю Фу и его автору.

Книга рассчитана на китаеведов, этнографов, историков, религиоведов, а

также на самый широкий круг читателей, интересующихся традиционной ки-

тайской культурой.

ББК 87.3(5Кит)+86.3

УДК 299.5

ISBN 978-5-02-025268-4

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Вера в сверхъестественное свойственна человечеству с на-

чала времен. Народная фантазия наделяет тайными, не откры-

вающимися с первого взгляда свойствами весь окружающий мир.

Причудливой формы камни, вековые необычайные деревья, уди-

вительные цветы, звери и птицы, ведущие обособленную от лю-

дей и потому загадочную жизнь, — все это в народном сознании

приобретает таинственные, многозначительные черты. Что уж

говорить о мире потустороннем, куда уходят (и откуда по разным

причинам иногда возвращаются) многие поколения умерших: нет

ни одной традиционной культуры, в повседневной жизни которой

не занимал бы особенного места комплекс представлений и со-

путствующих им ритуалов, связанных с рождением и умиранием.

Традиционный Китай не является исключением: обряды перехода

играют в китайской повседневности важнейшую роль.

Китайская культура — в силу непрерывности и преемст-

венности своего развития — как никакая другая дарит исследова-

телю разнообразнейший материал для изучения самых разных

аспектов материальной и духовной жизни старого Китая. Заклю-

чен этот материал в первую и главную очередь в богатейшей со-

кровищнице письменных памятников. Многие поколения китай-

ских книжников трудились над их сохранением, систематизаци-

ей, комментированием: дошедший до нас корпус китайской книж-

ности поражает воображение своими масштабами. Это поистине

море — безбрежное море знаний на все случаи жизни и обо всех

ее аспектах; не утонуть в нем порой бывает нелегко. Извечные

вопросы — как жило традиционное китайское общество? чем ды-

шало? во что верило? — занимали и занимают не одно поколение

исследователей. Однако ответы на вопросы, лишь на первый взгляд

кажущиеся простыми, затруднены самой спецификой бытования

традиционной письменной культуры. К примеру, вопрос о мифо-

логии: была ли она в Китае, и если была, то в каком виде? Нет

6 И. А. АЛИМОВ. БЕСЫ, ЛИСЫ, ДУХИ В ТЕКСТАХ СУНСКОГО КИТАЯ

однозначного ответа. Еще в стародавние времена все известные

на тот момент сведения были заботливо уложены в рамки исто-

рических хроник, мифы обрели плоть, реальность, географию, да-

тировку, легендарные герои встали в один ряд с реальными им-

ператорами и их сановниками, и все, что мы можем сделать сей-

час, — это попытаться развести достоверные исторические факты

и их легендарную предысторию. Попытки эти не всегда успеш-

ны, ведь сосредоточенная на абсолютном историзме и безуслов-

ной достоверности письменного слова китайская культура из века

в век перемалывала и мифологию и фольклор, сообщая любому

явлению достоверность факта.

Как быть исследователю? Как не впасть в крайность? Где

та грань, которая отделяет китайскую сюжетную прозу до VI в. от

фольклорных рассказов-быличек? Можно, конечно, объявить та-

кую прозу мифологической и считать, что проблема решена, но

верно ли это на самом деле, ведь подавляющее число так назы-

ваемых быличек дошли до нашего времени в составе авторских

сборников? Где в таком случае заканчивается фольклорный мате-

риал и начинается авторская обработка, выражающаяся если не в

самостоятельном творчестве, то в подборе имеющегося материа-

ла, в редактировании, осмыслении и оценке, традиция которых

идет со времен Сыма Цяня? Кто и когда доказал, что самостоя-

тельное творчество, авторский вымысел в прозе этого периода —

отсутствуют? Кто исследовал их специфику? Китайский матери-

ал оригинален: к нему подходят далеко не все разработанные на

западном материале схемы и бóльшая их часть должна приме-

няться с осторожностью.

Китаеведение — наука молодая, к тому же отягощенная, в

самом хорошем смысле этого слова, необъятным количеством до-

шедших до нас письменных памятников, созданных людьми, идео-

логию которых без тщательного изучения представить трудно.

Поэтому такое изучение — первостепенная задача нашей синоло-

гии. В этой связи, несмотря на все уже предпринятые усилия на-

учного сообщества, базовой задачей китаеведения по-прежнему

остается введение в активный научный оборот разнообразных

письменных памятников. Ведь при всей банальности этой мыс-

ли — только правильное понимание места того или иного памят-

ника в истории китайской культуры дает нам чаемую возмож-

ность адекватной интерпретации материала, что сегодня актуаль-

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 7

но так же, как и сто лет назад. При этом, конечно, не следует за-

бывать о том, что данный материал является продуктом интел-

лектуальных усилий тонкой образованной прослойки старого ки-

тайского общества, прошел через призму восприятия книжников,

был систематизирован и осмыслен.

Однако, несмотря на вполне естественное для любого сред-

невекового общества деление на узкий круг высоколобых, знаю-

щих грамоте книжников и абсолютно господствующее, не знаю-

щее грамоты и в силу этого практически не имеющее возможно-

сти (или потребности) приобщиться к книжному знанию боль-

шинство, вряд ли можно говорить о том, что эти части общества

существовали в разных культурных пространствах — по крайней

мере, на повседневном бытовом уровне. Тонкое вещество куль-

туры — та самая «глобальность», по выражению А. Я. Гуревича,

тот самый воздух, которым дышат все члены общества, незримая

всеобъемлющая среда, в которую погружены все представители

данного исторического социума, вне зависимости от их культур-

ной идентификации

— дает нам возможность осторожно экспли-

цировать из традиционных текстов, созданных высоколобыми, те

базовые элементы культуры, которые были свойственны общест-

ву в целом.

В старых китайских письменных памятниках (в данном слу-

чае я не веду речь о теоретических трактатах, философских со-

чинениях и прочих произведениях так называемой высокой сло-

весности, но говорю в первую очередь о традиционной прозе, к

высокой словесности не относившейся и в гораздо меньшей мере

испытывавшей прессинг официальной идеологии) личностные и

ментальные особенности авторов стирались, нивелировались; речь

в традиционной прозе шла об обыденном, общеизвестном, зна-

комом и верхам и низам. Авторы таких текстов знали все то же

самое, что знал народ, — по крайней мере, в части тех представ-

лений, которые носитель определенной культуры впитывает изу-

стно, что называется, с молоком матери, — но знали и сверх того,

поэтому культурная интенция каждого автора неминуемо упоря-

дочивала разнородный материал, создавая и запечатлевая общий

для всех универсум. Поэтому в сюжетной прозе мы имеем дело с

народными верованиями и традиционными представлениями не в

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. С. 11.

8 И. А. АЛИМОВ. БЕСЫ, ЛИСЫ, ДУХИ В ТЕКСТАХ СУНСКОГО КИТАЯ

свободной стихийной форме их бытования, но в упорядоченном

самими носителями культуры виде

. Это — результат многолет-

него строительства картины мира, которая постоянно дописыва-

ется и уточняется, проверяется на предмет ее бытийности и прав-

дивости; это многовековой опыт собирания типических, постоян-

но происходивших случаев, которые своей типичностью создают

прецедент реального факта.

Таким образом, в изучении базовых элементов картины ми-

ра традиционного общества обращение к традиционным письмен-

ным памятникам не только оправданно, но и необходимо. Там,

где полевой исследователь наблюдает стихийное бытование тех

или иных верований и обрядов, исследователь письменных па-

мятников встречает упорядоченную версию картины мира того

или иного периода. Для китайской культуры, в силу ее многове-

кового непрерывного развития, ввиду ее историчности и факто-

логичности, данное утверждение более чем справедливо. Китай-

ские книжники отнюдь не были литераторами в современном смыс-

ле этого слова, т. е. выдумщиками и сочинителями. Как правило,

все они несли государственную службу, к которой их готовила и

обязывала система образования, и в этой своей службе они были

в первую очередь наблюдателями окружающей жизни. Автор-

ские сборники бицзи, которые мы могли бы сегодня назвать за-

писными книжками литераторов-чиновников, содержали выдум-

ки не больше, чем современное описание традиционных обрядов

и обычаев: книжники не выдумывали, но фиксировали то, что ви-

дели и слышали, осмысляли полученную информацию и рассуж-

дали о ней, систематизировали и дополняли ее.

Современный исследователь не может не ориентироваться

на труды китайских книжников, которые уже провели предвари-

тельную отборочную работу по упорядочиванию традиционной

картины миры — внутри традиции. Однако сам ученый пребыва-

ет вне традиции, наблюдает ее со стороны, а потому неизбежно

предлагает собственные попытки классификации и упорядочива-

Что дает, например, основание на материале сюжетной прозы буддийского харак-

тера реконструировать простонародный, низовой буддизм времени определенной

эпохи, как это сделал М. Е. Ермаков, подчеркивающий различие между высоким

знанием, заключенным в сутрах, и обыденным знанием, отраженным в сюжетной

прозе: «Основная линия разграничения проходит здесь между элитарным буд-

дизмом ученого монашества и буддизмом мирян вне зависимости от их социаль-

ной принадлежности» (Ермаков М. Е. Об авторе «Мин сян цзи». Т. 1. С. 24).

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 9

ния, связанные с изучением преемственности тех или иных веро-

ваний, их распространением и развитием.

Ниже мы попытаемся рассмотреть, как можно использовать

старую китайскую прозу для реконструкции некоторых комплек-

сов повседневных верований жителей Поднебесной X—XIII в.

***

Название этой книги говорит само за себя: бесы, лисы, ду-

хи; дальнейшее внимание будет сосредоточено именно на этих

персонажах старой китайской прозы — в том виде, в каком они

предстают в письменных памятниках, и на связанных с ними тра-

диционных представлениях. Следует оговориться, что под бесами

в данной работе понимаются исключительно души умерших, под

лисами — лисы-оборотни, под духами мы разумеем представите-

лей традиционного китайского пантеона.

При этом главной своей задачей я считаю не создание не-

ких концепций и теорий, но в первую голову — введение в науч-

ный оборот самих письменных памятников (в виде русских пере-

водов, снабженных исчерпывающими примечаниями), а также сис-

тематизацию заключенного в них материала; именно это на со-

временном этапе развития отечественного китаеведения пред-

ставляется мне наиболее важным. И потому существенную часть

книги составляют переводы из значимого как для заявленной те-

мы, так и для истории китайской словесности сборника — «Вы-

сокие суждения у дворцовых ворот» Лю Фу (ок. 1020?— после

1100). По той же причине в состав книги вошли очерки, основан-

ные на изучении других сунских памятников, в качестве примера,

как можно эксплицировать из письменных источников те базовые

элементы традиционной картины мира, без изучения и система-

тизации которых мы не сможем развести бытовое, всеобщее и

личное, авторское, а также легендарное, доисторическое и исто-

рическое, достоверное.

***

Пользуясь случаем, хочу выразить глубокую благодарность

Е. А. Резвану, М. А. Родионову, а также Е. В. Ивановой, В. Н. Кис-

лякову и А. Б. Старостиной, чьи доброжелательные замечания

оказались весьма полезны в работе над этой книгой.

ДУШИ УМЕРШИХ В

«ТАЙ-ПИН ГУАН ЦЗИ»

Как было замечено, в традиционной культуре любого наро-

да важнейшую роль играют представления о волшебном, сверхъ-

естественном, оказывающие глубочайшее влияние на культуру в

целом и отражающиеся в самых различных ее аспектах. При этом

едва ли не самыми значимыми оказываются представления о не-

материальной составляющей человека (душе), о том, что проис-

ходит с душой после смерти, наконец, о загробном мире, куда она

попадает, что для старого Китая — с идущим из глубины веков

культом предков, возведенным в ранг культа принципом сынов-

ней почтительности и тщательным следованием ритуалу — осо-

бенно важно. Мы располагаем достаточным количеством поздних

источников, чтобы описать и изучить обрядность, связанную со

смертью и похоронами, но для предшествующих эпох такие сви-

детельства или единичны, или фрагментарны, или извлекаются из

сочинений теоретического характера, преимущественно фило-

софских трактатов, относимых к высокой словесности. Вряд ли в

случае многоученых сочинений можно говорить об отражении

простонародных верований, которые разделяли и люди простых

сословий, и грамотные книжники. И здесь неоценимым источни-

ком сведений может стать классическая сюжетная проза, которая,

не являясь литературой в современном смысле этого слова и не

будучи обременена современными понятиями об авторстве и ав-

торском вымысле, куда более фактологична, поскольку является

результатом рефлексии поколений книжников, весьма педантич-

но и щепетильно относившихся к любого рода информации. Мы

не можем утверждать наверняка, верили ли авторы сборников во

все то, о чем повествовали, однако несомненно одно: идущее от

Конфуция (который не сочинял, но передавал) стремление сохра-

нить знания и передать их последующим поколениям.