Алаев Л.Б., Ашрафян К.З., Иванов Н.И. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 3. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
выше Пак Чивон. В его новеллах («Сказание о янбане», «Сказание о барышниках», «Сказание
о почтенном Е Доке», «Сказание о Хо Сэне» и др.) сатирически показано тогдашнее высшее
общество, которому противопоставлены высокие моральные качества простого народа,
изложены общие для сирхак утопические представления об идеальном государстве.
Как и прежде, успехом у широкого зрителя пользовались сатирические представления с
куклами и масками бродячих актерских трупп. Зародился еще один вид театрального действия
— пхансори. На начальной стадии в нем участвовали два актера (основной исполнитель и ак-
компаниатор на барабане), которые разыгрывали пьесы на легендарные и сказочные темы,
чередуя в них повествование и пение. В XVIII в. прославились три выдающихся исполнителя
пхансори: Ха Хандам, Чхве Сондаль и Квон Самдык.
Изобразительное искусство XVIII в. наглядно демонстрировало поворот к реализму и
национальному своеобразию, рост художественного мастерства. Основоположник корейской
пейзажной живописи Чон Сон (1676—1759) первым отказался от изображения легендарных
мест Китая и абстрактных, умозрительных картин, обратившись к подлинным красотам
родной природы, прежде всего к знаменитым горам Кымгансан. Жизнь и быт крестьянства и
горожан в разных их проявлениях отображены в картинах Юн Дусо (род. в 1668 г.), Ким
Дуряна (1696—1763), Пен Санбока (род. в 1694 г.), Син Юнбока (род. в 1758 г.) и др. Круп-
нейшим корейским художником, с одинаковым мастерством работавшим в разных жанрах,
был Ким Хондо (род. в 1760 г.). Вполне возможно, что на его изобразительной стилистике
сказалось знакомство корейцев с европейской живописью. Социальная направленность
творчества Ким Хондо видна даже из перечня его картин: «Кузнецы», «Пахота», «Борьба»,
«Музыканты» и т.д.
Архитекторы и строители в XVIII в. построили или реконструировали ряд дворцов,
монастырей и храмов, гостиных подворий. Самые большие работы были проведены в Сувоне
(к югу от Сеула): в 1794—1796 гг. город обнесли новой крепостной стеной (длиной более 6
км) с внушительными воротами, воздвигли в нем несколько красивых павильонов и галерей.
При этом использовался некоторый опыт европейского градостроительства.
Мастера прикладного искусства создали немало замечательных изделий, пользовавшихся
спросом в самой Корее и за рубежом. Однако деятели сирхак неоднократно отмечали общее
ухудшение качества продукции (особенно фарфора), объясняя это технической отсталостью
производства, тяжелым положением работников.
Глава 37
ЯПОНИЯ В XVII - начале XVIII в.
Период Эдо (Эдо дзидай) — время политического господства дома То-кугава (1603—
1867) — подразделяется на два этапа: XVII век, для которого характерны типичные черты
развитого феодального общества, и XVIII — первая половина XIX века — период
позднего средневековья.
В XVII в. имела место определенная стабилизация феодальных производственных
отношений, обусловленная прежде всего прекращением междоусобных войн, что оказало
благотворное влияние на рост производительных сил, распространение новых
сельскохозяйственных культур, улучшение техники земледелия, обмолота. Шире стали
применяться удобрения из сушеной рыбы, в результате чего вдвое расширились посевные
площади, производство риса увеличилось на 9 млн. коку*, достигнув 26 млн. коку в год.
Наметилась определенная специализация районов по отдельным культурам: в районе г.
Осака стал выращиваться хлопок, к северу от Эдо — лен, на востоке о-ва Сикоку —
сахарный тростник и индиго.
Численность населения возросла на 9 млн. человек и достигла 29 млн. Стабилизация
политического положения была достигнута путем подавления оппозиции князей: в начале
XVII в. некоторые из них, принявшие христианство (Такэда, Минами, Кумагаи), были
казнены вместе с семьями. У ряда князей, главным образом юго-западных, земли были
конфискованы, другим предоставили новые владения, иногда с увеличением земельной
площади. Примерно треть княжеских владений была оставлена без изменения.
Таким путем Токугава удалось сконцентрировать свои владения в центре о-ва Хонсю так,
что один массив их земель располагался в районе Эдо, а другой — вокруг г. Осака, тогда
как земли его сторонников были сконцентрированы вдоль стратегической экономической
артерии — дороги Эдо—Осака.
В 1614—1615 гг. Токугава Иэясу окончательно подавил сопротивление Хидэёри и его
сторонников, заняв г. Осака. При физическом уничтожении противников, конфискациях
княжеств и перемещении князей на новые земли их вассалы, если они не следовали за
своими господами, лишались средств к существованию и превращались в «скитающихся
людей» (ронин). Во время Осакской кампании было уничтожено около 100 тыс. ронинов,
но по всей стране их осталось до 300 тыс., и их трудоустройство являлось для Токугава
одной из наиболее важных проблем. Эти низшие слои самурайского сословия были
готовы принять участие в любом антиправительственном выступлении, они участвовали в
кресть-
* Коку = 180,4 литра.
625
янских и городских восстаниях, становились пиратами, устанавливали контакты с
иностранными миссионерами. Поэтому антикняжеские меры затронули судьбы не только
200 князей, но и сотен тысяч самураев, лишившихся своих покровителей, и миллионов
крестьян, испытавших на себе все ужасы гнета новых феодальных господ.
В конфискованные владения Токугава назначали своих родственников и вассалов. Так
была реанимирована «сёгунско-княжеская» (бакухан)
626
политическая система, при которой объединение страны все же оставалось незавершенным:
она была разделена на 200 княжеств, их правители были полными хозяевами в пределах
княжеств, но центральное правительство сохранило за собой право контроля над ними. Они
были обязаны подчиняться общим законодательным мероприятиям сёгуната. Току-гава
юридически узаконили (1634 г.) систему заложничества (санкинко-тай), которая фактически
существовала уже в XV в.
Основной земельный фонд был закреплен за князьями (дайте) в качестве их владения.
Предоставление такого владения основывалось на точном учете доходов будущего
землевладельца. Доходы оценивались в рисовой продукции. Все финансовые исчисления в
стране были переведе- . ны на рис, и главная единица меры риса — коку стала основным
мерилом ценностей, своего рода денежной единицей. Самоуправляющейся хозяйственной
единицей-княжеством считалось владение, приносящее урожай не менее 10 тыс. коку риса.
Князь имел право суда и административной власти над всеми подданными в пределах своего
владения. Он управлял своими вассалами-самураями, которым выдавал определенное
жалованье натурой в виде рисового пайка. Он же сосредоточил в своих руках и высшее
управление крестьянами, обрабатывавшими землю в его владениях и вносившими ему налоги
в натуре, обычная норма которых составляла '/2 урожая, но практически доля даймё была
значительно выше. Собранные налоги шли на содержание самого князя и его вассалов.
Экономической основой сёгунско-княжеской системы являлась эксплуатация мелких,
«основных» крестьян (хомбякусё), участок каждого из которых составлял от 0,36 до 0,45 га и
давал при среднем урожае 640— 800 кг риса. Преобладание натуральной ренты-оброка (нэнгу)
стимулировало развитие сельскохозяйственного производства, поскольку крестьянин мог,
расширяя производство, улучшать свое материальное положение. В период раннего
средневековья, когда господствовала отработочная рента, такой стимул отсутствовал.
Князья, как правило, не вели собственного земледельческого хозяйства, и поэтому крестьяне
не несли барщинной повинности на поле. Однако это не означало, что барщина вообще
отсутствовала. Она существовала в виде очень тяжелой гужевой повинности (сукэго), когда с
каждых 100 коку урожая риса реквизировались две лошади и мобилизовались два человека
для обслуживания казенного транспорта. Барщина практиковалась при сооружении замков,
проведении ирригационных работ, обеспечении личных нужд феодала.
«Основной» крестьянин возглавлял малую моногамную семью, большие патриархальные
семьи для этого периода были уже не характерны.
Натуральная экономика на местах являла собой разительный контраст денежной экономике
города, что в конечном счете предопределило слабость торговой буржуазии.
В результате смены князя и замены административного аппарата крестьяне подвергались еще
большей эксплуатации со стороны вновь назначенных господ, стремившихся увеличить
налогообложение, не будучи
627
уверены в прочности своего положения. За один XVII век произошло 463 крестьянских
восстания, причинами которых являлись злоупотребления самураев и протесты против
назначения нового князя. Одно из крупнейших крестьянских восстаний произошло в
Симабара на о-ве Кюсю в 1637 г. Крестьяне восстали из-за смены князя и введения его пре-
емником для недоимщиков изуверской казни — «танца соломенного плаща» (мино одари),
когда на смертника надевали .крестьянский соломенный плащ, связывали руки и поджигали
плащ. В этом восстании участвовало около 30 тыс. человек, преимущественно христиан, и
поэтому оно также известно под названием «Христианского» восстания. Во главе крестьян
стояли самураи, бывшие вассалы одного из сподвижников Хидэёри, участника корейского
похода, «христианского полководца» Кониси Юкинага. В подавлении восстания участвовала
голландская корабельная артиллерия. Пленных повстанцев в качестве доказательства
отречения от христианства заставляли пройти по иконам, осуществить «топтание икон»
(фумиэ). Отказавшихся распинали на крестах. После подавления восстания на всех дорогах,
ведущих в Симабара, стояли кресты с казненными.
Поголовное истребление восставших явилось одной из причин последующего изменения
формы крестьянского протеста: стали преобладать петиционные выступления, крупнейшее из
которых произошло в 1651 г. и возглавлялось Сакура Согоро. Он был казнен за подачу
петиции вместе с его малолетними детьми. Скоро крестьяне на собственном опыте убедились
в бесплодности петиций и снова возобладали более активные формы борьбы, резко
увеличилось число восстаний.
Социальные отношения основывались на сословном делении: самураи, крестьяне,
ремесленники и торговцы (си, но, ко, се). Права и обязанности каждого сословия были строго
регламентированы. Особенно жестко определялись обязанности крестьян. Токугава Иэясу
приписывают слова: «Крестьяне — это кунжутное семя, чем больше жмешь, тем больше
выжмешь». Один из его ближайших сподвижников говорил: «Наилучший способ управления
крестьянами заключается в том, чтобы оставлять им пищу только на год, а остальное брать в
качестве налога».
Регламентированы были буквально все стороны жизни крестьян. Им запрещалось употреблять
в пищу рис, они должны были питаться только грубой пищей. Запрещалось носить одежду из
шелковой ткани, разрешалась только хлопчатобумажная одежда. Запрещалось строить
удобные и просторные дома и чем-либо украшать свои жилища. Запрещалось устройство
каких-либо развлечений, театральных представлений.
Деревни были разделены на пятидворки, во главе которых стояли назначенные властями
богатые крестьяне; в их обязанности входили регулярный сбор натуральной ренты-оброка и
полицейский надзор за соблюдением правительственных регламентации (указы 1656, 1664,
1691 и 1698 гг.).
Крестьяне были прикреплены к земле. В случае бегства кого-либо остальные жители
пятидворки выплачивали за бежавшего все налоги и поборы. За побег крестьяне подвергались
строжайшим наказаниям.
628
Условия жизни торговцев и ремесленников были также регламентированы, однако со значительно
меньшими строгостями, и на практике эта регламентация нередко нарушалась. Ранее, при
Хидэёси, купцы и ремесленники составляли одно сословие «горожан». Теперь торговцы были
выделены в самостоятельное сословие, что свидетельствовало об увеличении их социальной роли.
Ремесленники были организованы в особые цехи (дза), построенные на началах монополии
производства, наследственности ремесла и внутренней иерархической структуры (мастер —
подмастерье — ученик). Правительство строго регламентировало деятельность цехов и облагало
ремесленников тяжелыми налогами.
Торговцы объединялись в гильдии (накама) на тех же приблизительно основаниях, что и
ремесленники. Для пополнения казны Токугава ввели лицензии (кабу), которые продавались
цехам и гильдиям, что укрепило юридическое положение последних.
Торговля и ремесло в 17 больших городах были изъяты из юрисдикции феодалов, поставлены в
прямое подчинение центральному правительству и управлялис^ специальными
градоначальниками. Среди этих городов наиболее значимыми являлись Осака, Киото и Эдо. В
каждом из них насчитывалось свыше 300 тыс. жителей (без самураев), а в портовых и торговых
центрах Нагоя, Нагасаки, Сакаи и Канадзава население превышало 60 тыс. в каждом. • В городах
Хиросима, Окаяма, Хаката, Кума-мото и Акита проживало более 20 тыс. От 10 до 20 тыс.
насчитывалось в Хёго, Фукуока и Таката. Величина призамковых городов зависела от размеров
территории и населения княжества.
Токугавская регламентация оформила некоторые изменения и во внутренней структуре
самурайского сословия. Во главе всего дворянства стоял верховный сюзерен, продолжавший
носить старое наименование военачальника (сегун). Особое положение занимали его сподвижники
в борьбе за власть, ближайшие вассалы (фудай дайме), затем шли «посторонние князья»
(тподзама дайме)\ не связанные с Токугава прямым вассалитетом. Но как первые, так и вторые
каждый раз, когда менялся сегун, должны были получать от него подтверждение своих прав
владения землей даже в том случае, если их предшественник получил землю без помощи сегуна.
Все самураи находились в подчинении у князей на положении их вассалов. Однако наряду с этими
традиционными слоями оформился особый слой чиновников, самураев «под знаменем»
(хапгамото), находившихся в непосредственном подчинении у правительства. Менее приви-
легированное самурайство составило сёгунское войско. Каждый князь имел свой самурайский
отряд, который он держал прежде всего для подавления крестьянских восстаний.
Над всем аппаратом управления был организован специальный институт надзора — мэцукэ (букв,
«прикрепить око»), т.е. чиновники сегуна, соединявшие полицейские функции с функциями
контроля над деятельностью феодалов, чиновников и учреждений.
629
Вне четырех сословий находились бесправные «жители поселков» (бу-ракумин), занимавшиеся
«нечистыми» профессиями: обработкой кож, уборкой нечистот, захоронением трупов,
акушерством и актерской деятельностью. Их социальное положение было наследственным, и
относились они к самым низам общества.
В период Токугава отношение к женщинам существенно меняется по сравнению с периодом
раннего средневековья, когда они занимали относительно высокое положение в обществе. Теперь
даже в официальном документе (указе 1649 г., регламентировавшем труд и жизнь крестьян)
говорилось: «...как бы жена ни была хороша собой, но если она пренебрегает домашними делами,
часто попивает чай, бесцельно тратя время, или просто гуляет по окрестностям, с ней следует
развестись».
Со временем отношение к женщине ухудшается, и спустя свыше ста лет писатель Уэда Акинари
отметил: «Все женщины злонравны от природы и потому обращаются в безобразных чудовищ», а
Санъютэй Энтё (Идзубути Дзирокити) утверждал: «Женщина в доме самурая... все равно что
навоз» («Пионовый фонарь»).
Токугава покровительствовали англичанам и голландцам, надеясь с их помощью ослабить влияние
испанцев и португальцев, миссионерскую деятельность которых они запретили. В 1630 г.
прекращается ввоз европейских и китайских книг, содержавших упоминания о христианстве.
Тремя последовательными указами (1633, 1636 и 1639 гг.) третий сегун, Иэмицу, под угрозой
смертной казни запретил японцам покидать страну, а также строить большие суда, пригодные для
дальнего плавания. Одновременно страна была закрыта для иностранцев. Исключение было
сделано для голландцев, участвовавших в подавлении Симабарского восстания, а также китайцев,
торговым судам которых разрешалось в ограниченном количестве заходить в Нагасаки, где на
искусственном острове Дэдзима происходил торг под тщательным надзором сёгунской админи-
страции.
Политика искусственной изоляции страны, «закрытие страны» (сако-ку) от внешнего мира,
проводилась на протяжении двух с половиной веков. В основе этой политики лежало стремление
установить контроль над внешней торговлей и стабилизировать феодальный строй. Значительное
развитие внешней торговли в XV—XVI вв. обусловило быстрый рост прослойки богатых горожан
в морских портах. Обладая огромными богатствами, они стали пользоваться столь значительным
влиянием, что дальнейшее их усиление грозило подорвать устои существовавшего строя. Торговля
с иностранцами была монополизирована компанией, не только созданной и контролируемой
правительством, но и организованной при прямом участии правительства в качестве пайщика, что
в корне подрывало источник обогащения как торгового сословия, так и южных феодалов.
Закрытие страны нанесло ущерб многим торговцам, связанным с внешним рынком, и они стали
вкладывать капитал в скупку земли. Купля-продажа земли запрещалась указами 1642 и 1643 гг., но
неуклонно продолжалась.
630
Указом 1673 г. запрещалось дробление земельных участков менее одного те для всех крестьян и
двух те для старост. Однако, несмотря на этот закон, процесс обезземеливания крестьян
прогрессировал на протяжении всего периода политического господства Токугава.
Сокращение объемов внешней торговли стимулировало выращивание новых культур (хлопок),
способствовало развитию ремесел (прядение и ткачество), повлияло на возникновение новых
торгово-промышленных центров внутреннего рынка (район Нисидзин в г. Киото), но в то же
время вызвало упадок городов, ориентированных на внешний рынок (Сакаи). Налаживается
транспортировка грузов, в особенности каботажным флотом, на значительные расстояния:
шелковые ткани из Нисидзин продавались повсеместно, рис с севера о-ва Хонсю и морская
капуста из княжества Мацмаэ (юг о-ва Хоккайдо) доставлялись в Эдо. Из Осака в Эдо регулярно
отправлялись целые караваны судов, груженные рисом, рисовой водкой, сахаром, деревом,
железом (свидетельство японца Дэн-бэй, выброшенного бурей на Камчатке в конце XVII в.). В
связи с расширением внутренней торговли происходит объединение ряда торговых гильдий в
более крупные объединения, прежде всего в Осака, ставшем центром торговли рисом.
Сухопутные магистральные дороги, по свидетельству очевидца (Кэмп-фер), находились в
хорошем состоянии, их тщательно ремонтировали, по ним свободно могли разъехаться два
экипажа.
Торговля на севере велась преимущественно с княжеством Мацмаэ (юг о-ва Хоккайдо, п-ов
Осима). Дальше на север территория еще только осваивалась, там обитали айны, нещадно
притесняемые японцами. Восставшие айны в 1669—1670 гг. уничтожили большую часть японских
переселенцев, но восстание было подавлено со страшной жестокостью. В то время ни Курильские
острова, ни Сахалин не являлись японской территорией. Они были исследованы и нанесены на
карту русскими первопроходцами, которые впервые появились на Курильских островах в первой
половине XVII в. В 1697 г. отряд Атласова достиг Камчатки и, обследовав Курильские острова,
установил, что местные жители ничего не знали о существовании Японии.
Голландцы стремились укрепить свою торговую монополию в Японии и воспрепятствовать
установлению ее торговых связей с другими странами, и Россией в частности. Именно голландцы
изобрели пресловутый тезис об «угрозе с севера» и начали распространять в Японии антирусские
настроения.
Несмотря на отчаянные усилия правящих кругов токугавской Японии предотвратить разложение
своего режима, уже в XVIII в. отчетливо проявилась экономическая и социальная
несостоятельность их мероприятий.
Разложение феодального строя в XVIII в. проявилось в замедлении, а затем в прекращении
прироста продукции риса. Валовой урожай оставался на уровне XVII в. Прекращение прироста
крестьянского населения — вторая отличительная особенность этого времени. Общая численность
населения составляла около 29 млн. человек, а если принять во
631
внимание некоторый рост городского населения, то налицо бесспорное сокращение числа
сельских жителей.
Причина уменьшения численности населения крылась в огромной смертности от голода и
эпидемий: в 30—40-е годы XVIII в. в результате голода население сократилось на 800 тыс.
человек, а в 80-е годы — на 1 млн., причем от голода не умер ни один самурай!
В этих тяжелейших условиях крестьяне широко практиковали детоубийство — «прополку»
(мабики). Распространение этого изуверского обычая доказывается сохранением в языке
многочисленных терминов, первоначальным значением которых являлось убийство
новорожденных девочек и мальчиков.
Тяжесть положения крестьян усугублялась вымогательствами администрации. Экономист Дадзай
Сюндай в «Экономических записках» («Кэй-дзай року») описал инспекционную поездку
помощника губернатора (дайкан) в деревню: «Когда дайкан отправляется для проведения инспек-
ции, народ в ожидании его приезда начинает готовиться за много дней вперед: заготавливают
подношения, расчищают дороги, убирают предназначенное ему помещение, приготовляют заранее
разные редкие блюда.
В день встречи за околицу выходит староста деревни с пешими и конными людьми и с
паланкином.
По прибытии дайкана в назначенную резиденцию начинают торжественное пиршество,
преподносят подарки и устраивают всевозможные развлечения. Одаривают деньгами не только
его помощника, но и свиту и даже самых низших слуг.
Трудно себе представить, как велики эти расходы! А если что-либо неугодно их (дайкана и его
свиты) сердцу, то они выискивают разные зацепки и притесняют народ. Когда же дело доходит до
обследования полей, то плохо вызревший рис считают за хорошо созревший и произвольно
повышают подать.
Если же пиры были обильными, подарки дорогими, если всем, до последнего слуги, даны хорошие
взятки и все оказались ублаготворены, то хороший урожай они считают за плохой и понижают
подать.
Поэтому самым главным для народа было ублажить дайкана. Для последнего проведение
обследования представляло массу выгод. Все, вплоть до низших слуг, также загребали много
денег и крали у сегуна. Это происходило не только во время инспекционных поездок. И в обычное
время не было границ вымогательствам дайкана и его помощников. И поэтому-то заместители
дайкана хотя и получали маленькое жалованье, но были не беднее некоторых князей, владевших
поместьями, а помощники дайкана, жалованья которых едва хватало для прокормления одного-
двух слуг, часто имели их более десятка. Они накапливали много денег и в конце концов покупали
дома...
Таков произвол дайкана. Когда-то, много лет назад, я жил некоторое время в деревне и сам лично
видел и слышал о таком самоуправстве, вымогательствах и взятках.
Это горе для народа и несчастье для государства».
Тяжелое положение крестьян явилось темой повести «Превратности крестьянской судьбы»
(«Хякусё сэйсуйки»), опубликованной в 1713 г. в
632
Киото. И хотя автор неизвестен, он затронул одну из наиболее острых проблем того времени —
взимание с крестьян чрезмерных налогов.
Действие повести происходит в провинции Харима (современная префектура Хёго), но оно
типично для подавляющего числа районов Японии в начале XVIII в. В деревне все было
зарегистрировано с целью взимания налогов, начиная с плодовых деревьев и кончая шестами,
употреблявшимися для поднятия корзин с водой из колодца. Ни одно дерево не могло быть
срублено без разрешения. Крестьянин, говорится в повести, похож на мокрое полотенце, которое
дает тем больше воды, чем больше его выкручиваешь.
Все, кто был не в состоянии выплачивать налоги, продавали своих дочерей в Осака в публичные
дома.
В XVIII в. резко ухудшилось материальное положение средних и низших слоев самурайства в
результате сокращения рисовых пайков (до 60%). Многие самураи обратились к невоенным
профессиям — ремеслу, преподаванию, врачеванию. Эти японские разночинцы стали обслуживать
нарождавшуюся городскую буржуазию и разделять ее идеологию.
Ухудшилось положение и высшего самурайства, возросла его зависимость от торгово-
ростовщического капитала.
Правящий лагерь стремился путем реформ реанимировать феодальные производственные
отношения, приостановить упадок самурайского сословия, но все эти усилия были тщетны:
торгово-ростовщический капитал набирал силу.
Как ремесленное производство в городе, так и домашняя крестьянская промышленность (капай
коге) в деревне становятся зависимы от оптовых торговцев-скупщиков (тоия); подчинение мелких
производителей скупщикам как широко распространенная практика отмечается с 20-30-х годов
XVIII в.
Развитие мелкотоварного производства проявилось в увеличении площади возделывания
технических культур, благодаря чему за XVIII в. продукция шелка-сырца возросла примерно в два
раза. Всеяпонский рынок хлопка сложился в районе г. Осака лишь к 30-м годам XIX в.
Товаризация сельского хозяйства происходила неравномерно в разных районах, прежде всего в
окрестностях больших городов.
Возникает также и мануфактурное производство в отраслях, продукция которых пользовалась
растущим спросом на рынке (ткачество, прядение, горные разработки, металлургия, изготовление
рисовой водки).
Разложение феодального способа производства, все возраставшая роль товарно-денежных
отношений и значения денег для самурайского сословия не могли остаться незамеченными для
деятелей культуры. Философ-материалист Муро Кюсо в начале XVIII в. писал: «Для самурая на
первом месте стоит прямота, затем жизнь, а потом уже серебро и золото», но не прошло и 40 лет,
как писатель Уэда Акинари в повести «Луна в тумане» подчеркивал, что самурай «услаждает
сердце лицезрением золота. Силой золота можно покорить мир».
В это время усиливается влияние городской жизни с характерным для нее упадком нравственных
норм, особенно в конце XVII в., в период
633
Гэнроку (1688—1703). Литературными центрами продолжали оставаться города Киото и Осака.
Значение последнего усилилось, так как правительственный контроль там был слабее, чем в Эдо,
который становился ведущим политическим центром, оказывавшим влияние на другие города, и
Киото в частности. Сёгунат стремился перенести в свою столицу придворную киотоскую
культуру, приглашая писателей, поэтов и художников.
В XVII в. наиболее заметно творчество трех выдающихся литераторов: Ихара Сайкаку, талантливо
отразившего жизнь средневекового города, поэта Мацуо Басе, остро ощущавшего неповторимость
жизни, и «японского Шекспира» — Тикамацу Мондзаэмон.
В первой половине XVII в. в Японии довольно широкое распространение получило
книгопечатание, возникшее под влиянием европейских миссионеров и на основе завезенного из
Кореи в конце XVI в. подвижного шрифта. При помощи подвижного шрифта было напечатано 757
книг. Однако затем снова восторжествовал старый, ксилографический метод: в условиях политики
изоляции страны подвижной шрифт рассматривался как «иностранное влияние», а при издании
книг, в которых преобладали гравюры, сопровождавшиеся небольшим текстом, ксилографический
метод еще не исчерпал себя.
В 1603 г. появился театр Кабуки, где актерами первоначально были одни женщины.
Представления Кабуки пользовались большой популярностью среди горожан и самураев. В 1629 г.
правительство запретило выступления женской труппы, и актерами в театре стали юноши, однако
спустя 23 года и их выступления были запрещены; с тех пор в театре играют только мужчины,
исполняющие и женские роли.
Развивается жанровая живопись (укиёэ), изображающая повседневную жизнь города, развлечения
горожан, известных красавиц. Это искусство стало массовым при использовании художниками
ксилографии для тиражирования своих произведений.
Среди крупных мыслителей этого периода — конфуцианский ученый, апологет сёгуната, Араи
Хакусэки (1657—1725).
При периодизации исторического процесса Араи ввел примат политического критерия, не
полностью преодоленного японскими историками и по сей день. Он был первым, кто подверг
критическому анализу летописи «Кодзики» и «Нихонги», а также «Историю великой Японии»
(«Дай Нихон си»), созданную школой Мито на основе «Нихон секи». Араи усомнился в
«божественном происхождении» императорской династии, выступил против того, чтобы считать
660 год датой основания японской империи, установил хронологическую фальсификацию в япон-
ских летописях «похода Дзимму» и отнес его на 600 лет позднее. Араи первым уделил серьезное
внимание «раковинным кучам» и каменным орудиям, извлек из японских летописей упоминания о
них и пытался научно осмыслить их историческое значение. Основываясь на том факте, что
бронзовые колокола (дотаку) были найдены в неглубоких слоях земли, Араи предположил, что
«эра богов» не была уж столь далеким прошлым. При этом он отождествил богов с людьми,
рассматривая их деяния как дела живых, реально существовавших людей.
634
При анализе источников Араи применил сравнительный метод. Для анализа китайской летописи
«Вэй чжи» он использовал фонетический метод отождествления летописных наименований мест с
реальными географическими названиями, существовавшими в то время в Японии. Этим же
методом он объяснил имя Химико как «ребенок солнца». Однако Араи полностью игнорировал
направления, которым следовало, согласно летописи, придерживаться при поездке в Яматай.
Кроме того, при анализе расположения этого первого племенного союза он ввел географический
фактор величины места, равнины, где могло быть расположено это племенное объединение.
Жители севера Кюсю, по его мнению, не подчинялись двору Ямато, который на этом основании не
нес никакой ответственности за их действия. Таким образом, Араи явился отцом теории
фальсификации (гисэн), появившейся позднее, согласно которой Химико незаконно присвоила
себе титул правительницы Японии при направлении посольств в Китай. Хотя все эти
исследовательские новшества не были доведены автором до конца, они стали применяться
последующими учеными.
Араи первым оценил важность европейских наук для отсталой Японии и утверждал, что их не
следует смешивать с христианством.
Особое место в истории токугавской Японии занимает Андо Сёэки. Даты его рождения и смерти
точно неизвестны, вероятно 1707—1763 гг. Родился Андо на северо-востоке о-ва Хонсю в г.
Кубота (современный город Акита). Он был вторым сыном обедневшего самурая, занимавшегося
медицинской практикой и постоянно проживавшего в Эдо. В тринадцатилетнем возрасте Андо
был усыновлен врачом, прибывшим в г. Хатиноэ для службы у местного князя, но затем Сёэки
порвал с приемным отцом и жил отдельно.
Андо интересовался ботаникой, зоологией, географией, этнографией, философией, литературой,
медициной, на практике знал акушерство. Врачеванием добывал себе средства к существованию,
проживая главным образом в городах Хатиноэ и Акита, где эксплуатация городского населения и
крестьян отличались особой жестокостью. Обычно с крестьян взимали в виде налога 40% урожая,
тогда как в Акита — 60%. В 1756 г. в этом княжестве от голода и болезней погибло 20%
населения. Растущее недовольство существующим режимом, восстания крестьян и городского
плебса были обычным явлением в то время и не могли не оказать влияния на формирование
мировоззрения Андо Сёэки. В условиях полицейского сыска и широко практиковавшихся доносов
Андо приходилось скрывать и зашифровывать свои взгляды и сочинения как на северо-востоке
страны, так и в Эдо, куда он переехал в 1750 г.
Для творчества Андо была характерна резкая критика существующих социальных порядков,
страстная ненависть к токугавскому режиму, именуемому им не иначе как «противоестественным
миром узаконенного беззакония». Противоестественность Андо усматривал в имущественном и
социальном неравенстве, когда «в верхах царит роскошь, а в низах — крайняя нищета». В
действительности же люди, по Андо, являются продуктом природы, «естественности» и,
следовательно, одинаковы во всех
635
частях света. Единство с природой способен дать человеку только труд, и лишь «работающие и
производящие» имеют право на питание. Труд человека, его физическая сила, как считал Андо,
обеспечивают существование людей и определяют развитие общества. Люди труда «обладают
истинной моралью», а тунеядцы «лишены морали, безнравственны». Андо утверждал, что
социальное неравенство определялось религией, проповедью буддизма и конфуцианства; он едко
высмеивал в образе птиц и животных служителей культа, эксплуататоров, бичевал их сексуальную
извращенность, ратовал за чистоту брака и здоровый быт.
Андо выступал против распространявшегося синтоистами, неоконфуцианцами и буддистами
тезиса о божественности, исключительности японцев и японского государства, утверждая, что
борьба между «господствующими верхами и подавленными низами» составляет суть историче-
ского процесса любого народа на Востоке и Западе, где тираны и угнетатели пожирают
возделанное чужими руками. Андо ратовал за развитие добрососедских отношений со всеми
народами, в том числе с корейцами.
Андо считал необходимым упразднение эксплуататоров и социального неравенства, но не
насильственными действиями, а методом сознательного возвращения людей к природе через отказ
от буддийско-син-тоистско-конфуцианских предрассудков в процессе обязательного для всех
труда по совместной обработке земли. Лишь в этом случае, по мнению Андо, может быть создано
общество людей труда без паразитов и миллионы людей будут жить как один человек, когда не
будет таких, которые «обжирают и обирают других».
Андо был убежден, что уничтожение и упразднение «противоестественного» военного искусства,
мир внутри страны и между народами обновят Японию и превратят ее в пример для всех стран
мира.
В своей конструктивной программе Андо был социальным утопистом, выражая чаяния крестьян,
однако ему не были чужды и интересы определенной части разорившихся самураев-дворян и
городского плебса, особенно его низов.
Андо гениально предвидел условия освобождения японского народа, но в условиях социально-
экономической отсталости токугавской Японии не смог ни увидеть, ни осознать ограниченность
крестьянских требований.
Андо был не только выдающимся мыслителем, но пытался реализовать свои идеи через тайную
антитокугавскую организацию, представители которой имелись в ряде городов и членом которой
он, по-видимому, был. Однако завеса тайны над этой стороной его деятельности до сих пор еще не
приоткрыта.
За столетие (середина XVII — середина XVIII в.) в Японии было написано 13 экономических
трактатов, в которых освещалось тяжелое экономическое положение страны и выдвигались
различные проекты его улучшения. Их авторы являлись идеологами самурайства, особенно низ-
шего, переживавшего серьезные материальные затруднения, устранить которые они стремились.
Большая их часть осуждала порчу монеты, особенно золотой (Муро Кюсо, 1658—1734), считая,
что в изобилии монет одна из главных причин экономических бедствий. Они считали высокие
636
цены на рис основой благополучия самурайства, но это было невыгодно ремесленникам и купцам,
к деятельности которых они относились отрицательно. Крестьянство было для них лишь силой,
создающей материальные блага для самураев.
Экономисты предлагали возвратить самураев из города в деревню, превратив их в
землевладельцев, принять меры по пресечению бегства крестьян из деревни в город, что грозило
обезлюдением деревни и еще большим подрывом материального благосостояния феодалов.
Но были и такие экономисты, которые понимали невозможность полного восстановления
натурального хозяйства. Они видели важность развития товарно-денежных отношений и
стремились способствовать их развитию, что отсутствовало в политике правительства. Эти
экономисты предлагали осуществить обогащение феодалов путем создания торговых монополий
(Дадзай Сюндай, 1680—1738). В качестве примера они приводили княжество Сацума, правители
которого монополизировали торговлю с островами Рюкю, продавая товары с Рюкю по всей стране
и увеличивая тем самым доходы княжества. А правитель о-ва Цусима князь Со монополизировал
торговлю с Кореей (женьшень) и увеличил таким путем свои доходы в десять раз.
Примечательно, что Дадзай Сюндай охарактеризовал «Кодзики» как «фальшивый документ».
Первым представителем дворянства, писавшим о тяжелом положении крестьян, был Кумадзава
Бандзан (1619—1691) — самурай из княжества Бидзэн (современная префектура Окаяма).
Кумадзава утверждал: для нынешних самураев крестьяне не ббльшая ценность, чем дрова или тра-
ва. Крестьяне смотрят на высокопоставленных князей как на своих врагов. Времена меняются, и
может наступить пора, когда князья потеряют власть: схватят их крестьяне и добьют своими
мотыгами. Князья удерживают от бегства 50 или 100 своих крестьян, но если весь народ убежит,
что может сделать князь? Крестьяне все-таки имеют некоторые права.
В работе «Некоторые вопросы высшей школы» («Дайгаку вакумон») он призывал правителей
начать благоразумное правление (дзинсэй), при котором следовало назначать компетентных
министров, запасти рис для удовлетворения минимальных нужд народа, предотвратить потери при
его производстве, улучшить борьбу с наводнениями и освободить воинов от присутствия при
дворе, с тем чтобы они вернулись на землю.
Характеризуя буддизм, Кумадзава подчеркивал многочисленность буддийских храмов и монахов,
писал о распаде буддийского учения и превращении служителей культа в «воров и грабителей»,
усердствующих в «разврате и обжорстве».
Последующие авторы выступали за внешнюю торговлю в рамках существующей экономики, они
критиковали некоторые аспекты существующего режима, но не стремились к его свержению.
Среди них выделяется Хонда Тосиаки (1744—1821). Он родился на северо-востоке о-ва Хонсю,
вел спартанский образ жизни, спал всего четыре часа в сутки, зимой не носил теплой одежды.
Поскольку он был вторым сыном в семье и не мог получить наследства, в 13-летнем возрасте
Тосиаки уезжает
637
в Эдо. Будучи любознательным человеком, он приступает к изучению математики и астрономии.
В возрасте 23 лет открывает свою школу, где преподает математику, астрономию, географию и
геодезию. Однако вскоре передает школу своему ученику, а сам, заинтересовавшись обще-
ственными проблемами, отправляется путешествовать по стране. Всюду Хонда видел страшную
нищету, горе, убийство новорожденных и пришел к выводу, что устранить все эти беды,
стабилизировать экономику способна лишь торговля, которая дала бы возможность «получить то,
чего у нас нет, в обмен на то, что у нас есть».
Разъезжая по стране, Хонда видел, как в одном районе избыточный урожай риса гнил на корню, а
в другом — свирепствовал голод. Он полагал, что причиной такого положения являлось
отсутствие достаточного количества судоходных рек. Поэтому он считал необходимым расширить
русла рек, устранить пороги, взорвав их, построить недостающее количество судов и таким
образом создать условия для развития внутренней торговли, что в конечном счете облегчит
положение крестьян, приведет к росту населения и устранит причины детоубийства. Но даже если
каждый клочок земли будет возделываться, то, по мнению Хонда, «рост населения обгоняет рост
продовольственных ресурсов» и продовольствия на всех все равно не хватит, поскольку размер
земли ограничен, а население увеличивается. Следовательно, писал Хонда, необходимо увеличить
пригодные для сельскохозяйственного использования угодья, захватить Курильские острова, о-ва
Бонин, Камчатку, перенести туда столицу, а также присоединить к Японии Алеутские острова и
Северную Америку.
Таким образом, экономическая программа Хонда Тосиаки сводилась к четырем пунктам: «порох»
для прокладки новых русл рек, строительства каналов с целью развития транспорта и борьбы с
наводнениями; «материалы», прежде всего дорогостоящие, для развития торговли, а другие — для
сокращения потерь от гниения и огня; «мореплавание» для развития торговли, способной создать
стабильную экономику; «колонизация» для освоения новых земель.
Хотя Хонда был противником конфуцианства, он не смог полностью избавиться от
конфуцианского образа мышления и, подобно другим экономистам, считал, что самураев отличает
врожденная честность, и именно поэтому он ратовал за то, чтобы самураи стали торговцами, по-
скольку присущие им высокие моральные качества помешают перенять порочные нравы купцов.
Хонда считал бесполезным призывать нечестных торговцев к добродетели и полагал
необходимым поставить торговлю под государственный контроль, наивно веря, что правительство
будет действовать в интересах населения, доставляя на судах рис из сельскохозяйственных