Алаев Л.Б., Ашрафян К.З., Иванов Н.И. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 3. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
административного управления. Самые же драматичные изменения происходили в духовной
жизни филиппинцев и были связаны с процессом культурной испанизации. Европейское завое-
вание нарушило естественный ход культурно-исторического развития Филиппин, протекавшего в
русле тесного культурного взаимодействия с соседними азиатскими странами (в основе
культурной эволюции лежала малайско-индонезийская традиция, обогащавшаяся влияниями
индийской и китайской культур).
Вторжение вместе с испанской колонизацией генетически чужеродных духовных и культурных
ценностей Запада вело к неизбежной ломке местных традиций. Однако испанизация культуры не
была односторонним процессом: элементы испанской культуры, попадая на филиппинскую почву,
частично разрушали, частично видоизменяли исконные традиции, но и сами подвергались
ответному воздействию, претерпевая определенную трансформацию. В результате
продолжительного процесса взаимовлияния двух культур рождались формы культурного синтеза.
Особую роль в культурной испанизации играла христианизация филиппинцев, вызывавшая
наиболее глубокие изменения в их духовно-нравственном мире, облегчавшая восприятие ими
западных ценностей и создававшая основу для складывания общности культуры
христианизированных народов.
При всей глубине и всеобъемлющем характере воздействия христианской религии на духовную
жизнь филиппинцев она сама подвергалась известной филиппинизации: происходили усвоение и
отбор тех элементов католического вероучения, которые были наиболее близки местным
традициям, религиозным представлениям, мироощущению и психологии жителей Архипелага, тем
более что серьезное изучение католической доктрины было доступно лишь местной элите,
получившей соответст-
561
вующее образование. Для массы же населения знакомство с основами католического вероучения
ограничивалось «классами катехизиса» — воскресными занятиями, проводившимися
приходскими священниками. Простые люди, как правило, получали самое поверхностное и
примитивное представление о догматах католицизма.
Филиппинцы охотнее всего усваивали обрядовую сторону новой религии. Учитывая эту
особенность, монахи-миссионеры на начальной стадии христианизации старались вызвать интерес
к католицизму у обращаемого населения организацией пышных процессий, театрализованных
представлений на библейские сюжеты, обучением музыкальных от природы филиппинцев
церковному пению, музыке и т.п. И впоследствии в религиозной деятельности ритуальная сторона
продолжала играть преобладающую роль. Введенная испанцами практика религиозных празднеств
(фиесты) в честь святых патронов — покровителей пуэбло, городов, определенных местностей —
превратилась со временем в устойчивую социально-культурную традицию, в которой, по
признаниям испанских священнослужителей, было больше языческого, нежели христианского.
Фиеста представляла собой наиболее яркое проявление филиппинского народного католицизма,
возникшего в результате трансформации ортодоксального католического вероучения и
объединившего в одну систему строгий монотеизм христианской догмы с пережитками аними-
стических верований и культов.
Монахи-миссионеры, занимавшиеся обращением филиппинцев, становились основными
носителями культуры Запада. В большинстве своем они были малообразованны и, повседневно
общаясь с местными жителями, способствовали не столько их культурному развитию, сколько
распространению суеверий и мистики уже на новой, библейской основе. Но среди них было
немало и просвещенных людей, веривших в цивилизаторскую миссию католической церкви в
колониях, внесших большой вклад в развитие хозяйственной и культурной жизни Филиппин.
Именно их усилиями уже на рубеже XVI—XVII вв. в колонии была введена довольно
эффективная система образования, носившая, однако, строго элитарный характер. Сыновья
касиков получали право обучаться в миссионерских школах и затем продолжать образование в
католических коллегиях, которые открывались монашескими орденами, где наряду с ре-
лигиозными преподавались светские дисциплины, необходимые для подготовки местных
чиновничьих кадров. С конца XVII в. появился и ряд школ для девочек из семей принсипалии. Со
второй половины XVIII в. касики были допущены к обучению в духовных семинариях,
готовивших священников-филиппинцев. Но в основанный в 1611 г. доминиканцами Университет
св. Фомы (по сей день действующий на Филиппинах) филиппинцев не допускали, в нем могли
обучаться лишь испанцы и креолы (испанцы, рожденные в колонии).
Преподавание в монастырских школах и коллегиях велось на испанском языке, знание которого
оказывалось привилегией филиппинской элиты. Религиозное же обучение рядовых жителей
монахи проводили на местных языках, которые специально изучали. С испанизацией было
562
связано развитие на Филиппинах книгопечатания. С конца XVI в. здесь издавались книги
религиозного содержания, причем не только на латыни и испанском, но и на местных языках
(с использованием латинского алфавита). Испанцы принесли на Филиппины ставший здесь
чрезвычайно популярным жанр героической эпической поэмы (коррида), театрализованные
представления религиозного содержания (мистерии пасьон и драмы на библейские сюжеты), а
также народные драмы моро-моро (о борьбе христиан с мусульманами). В XVIII в. появилось
большое число музыкантов и композиторов филиппинцев, создателей церковной органной
музыки и хоралов. В народной музыке испанское влияние сочеталось с малайской
музыкальной традицией.
Культурный синтез особенно отчетливо прослеживается в художественной культуре
филиппинцев. Местные ювелиры, резчики по дереву, скульпторы, знакомясь с образцами
европейского художественного творчества, ввозившимися из Испании и Мексики, старались
не просто копировать их, а вносили в свою работу элементы импровизации, основанной на
филиппинской традиции, и заимствования из декоративного искусства Китая, Индии,
Индонезии. К примеру, ювелирное дело, развитое среди жителей Филиппин задолго до
появления на Архипелаге европейцев, с приходом испанцев почти полностью
переориентировалось на изготовление предметов католического культа (кресты, ладанки,
четки и т.п.), сохранив при этом собственную технику ювелирной работы, используя
традиционные декоративные мотивы и местные материалы (перламутр, черепашьи панцири и
др.).
Под воздействием испанской культуры развивалась филиппинская религиозная скульптура —
изготовление деревянных статуэток католических святых (сантос), которые объединяли в
себе черты, свойственные и испанской иконографии, и в большей степени азиатскому
искусству. К числу последних относились использование традиционной техники обработки
древесины, красочные росписи изваяний, воспроизведение в ликах святых этнических черт
малайского или китайского типа (в зависимости от того, филиппинцем или китайцем был
мастер-сантеро).
Новым видом искусства, возникшим в результате ознакомления филиппинцев с образцами
европейской живописи, стала их собственная иконописная школа. Иконопись развивалась на
Филиппинах, в отличие от Испании и латиноамериканских колоний, как один из основных
жанров культового искусства, в котором проявились природная склонность филиппинцев к
живописному творчеству как средству художественного восприятия мира и особенно развитое
у них чувство цвета.
С испанским завоеванием началось внедрение западных форм архитектуры, развитие
каменного зодчества, в доколониальный период неизвестного филиппинцам.
Монументальные каменные церкви и укрепленные военные форты стали символами
испанского колониализма на Филиппинах. Но и здесь филиппинская традиционная культура
внесла свою лепту. Филиппинские мастера, работавшие по декорированию церквей, в резьбе
по дереву и камню воспроизводили традиционный малайский
563
стиль (окиль, или окир) и чисто филиппинские растительные и зооморфные орнаменты.
Таким образом, ответ филиппинского общества на испанизацию культуры состоял в сложном
процессе отбора, адаптации, усвоении филиппинцами тех элементов культуры Запада,
которые были наиболее приемлемы для их эстетического опыта, психологии, духовного
склада. В результате культурного взаимовлияния и синтеза многое заимствованное из
испанской культуры со временем органически вошло в национальную культуру Филиппин.
Глава 33
МОНГОЛЫ В XVI-XVIII вв.
После смерти Даян-хана в 1543 г. единое монгольское государство в очередной раз распалось: оно
было разделено между его сыновьями. С этого времени среди восточных монголов начинают
различать северных (хал-хасы) и южных (тумэты, ордосцы, чахары). Несколько позже на западе
Халха-Монголии родственником Даян-хана, Шолой-Убаши-хунтайджи (1567—1630), было
образовано государство Алтын-ханов, ставшее оплотом борьбы восточных монголов с ойратами.
Значительное место среди князей Южной Монголии занимал Тумет-ский Алтан-хан (1543—1582),
который основал город Гуйхуачэн (современный Хух-Хото во Внутренней Монголии КНР),
заложенный в 1554 г. После смерти Даян-хана он занял лидирующие позиции среди восточных
монголов, добился от Китая открытия новых рынков.
В 1552 г. Алтан-хан предпринял поход против ойратов, которые стали угрожать позиции
восточных монголов в Ордосе и Кукуноре. Ойраты потерпели от него поражение в районе рек
Кунгуй и Джабхан, находящийся южнее оз. Киргиз-нур. Разобщенностью ойратов и их ослаблени-
ем в результате похода Алтан-хана воспользовались восточномонгольские князья, организовавшие
против ойратов серию военных походов (1562, 1570, 1574, 1587 гг.). В результате основная часть
ойратов была вытеснена в район монгольского Алтая и полностью отрезана от рынков Китая.
В начале XVII в. Монголия представляла собой ряд независимых владений, располагавшихся по
три стороны от пустыни Гоби. В южную группу входили племена корцинь, граничившие с
маньчжурскими племенами, а потому поддерживавшие с ними наиболее тесные отношения, а
также племена Ордоса, тумоты, харачины и чахары. К северу от пустыни Гоби (Халха-Монголия)
обитали три основные группы племен: племена Тушету-хана, Джасакту-хана и Чэчэн-хана. В
западной части Монголии кочевали ойратские (джунгарские) племена: чоросы, дэрбэты, торгоуты
и хошоуты. Политическая обстановка характеризовалась постоянными междоусобицами в среде
монгольской знати. Условия для создания централизованного монгольского государства
отсутствовали. Номинальным титулом всемонгольского хана и его печатью обладал глава
Чахарского ханства Лигдан-хан, так как он считался старшим среди потомков Чингис-хана.
Монголы-кочевники, основой хозяйственной деятельности которых являлось скотоводство,
постоянно остро нуждались в сельскохозяйственной и ремесленной продукции оседлых
государств. Необходимое они могли получить, только имея рынки сбыта своей скотоводческой
продукции. В основе большинства конфликтов между монгольскими племенами, их войн с
оседлыми государствами лежала экономическая необхо-
565
димость в таких рынках, а не только субъективные устремления отдельных правителей.
Посредством товарообмена монголы не могли получить все необходимое им даже от такого
огромного и развитого оседлого государства, как Китай, так как его потребности в скотоводческой
продукции кочевников были ограниченны. Возникала конфликтная ситуация. Выходом из нее для
Китая был откуп, что фактически и имело место в эпоху Мин (1368—1644), когда Срединное
государство при посольском торговом обмене с кочевниками платило за пригоняемый ими скот
весьма завышенную цену. В то же время Китай использовал посольский торговый обмен как
экономический рычаг, с помощью которого влиял на политику кочевников. Монголы, как
свидетельствуют источники, в случае неугодной правительству Китая политики лишались прав на
торговые посольства.
Для получения возможности торгового обмена монголам приходилось или вести войны между
собой за контроль над торговыми путями в Китай, или объединяться, чтобы силой оружия
получать от Китая необходимые кочевому обществу продукты. Поэтому основной целью минской
дипломатии было поддержание баланса сил между группировками монголов, чтобы не допустить
их объединения и, следовательно, дальнейшего усиления.
Из-за частых набегов, организуемых монгольскими князьями на пограничные районы империи
Мин, китайско-монгольские отношения были напряженными.
В конце XVI — начале XVII в. на политической арене региона появилась новая сила в лице
Нурхаци, являвшегося одним из правителей маньчжурских племен. В борьбе за объединение
маньчжур Нурхаци столкнулся с интересами других князей этих племен, на стороне которых
выступили некоторые южномонгольские правители. Однако эта коалиция потерпела поражение, в
результате чего в 1616 г. Нурхаци создал маньчжурское государство Цзинь, готовившееся к
наступлению на империю Мин.
Нурхаци и сменивший его на престоле сын Абахай (1626—1643) понимали, что задача завоевания
огромного Китая неосуществима без покорения Южной Монголии, правители которой
обогащались за счет подарков китайского правительства и набегов на его территорию, а потому
были враждебно настроены по отношению к новому сопернику. Это привело к тому, что в 1619 г.,
во время нападения Нурхаци на китайский город Телинчэн, против него выступили многие
южномонгольские княжества, объединенные силы которых потерпели поражение.
Для покорения Южной Монголии Нурхаци и Абахай применяли тактику, направленную на
раздробление сил монголов. Они привлекали на свою сторону многих правителей южных
монголов родственными браками, присваивали им титулы и жаловали награды, оказывали помощь
одним правителям в борьбе против других и т.д. Благодаря такой хитроумной политике в 20-х
годах XVII в. Нурхаци удалось подчинить себе большинство княжеств Южной Монголии.
566
В борьбе с маньчжурами империя Мин сделала основную ставку на правителя княжества Чахар
Лигдан-хана, который вступил в союз с Китаем и пытался объединить силы южных монголов в
борьбе с завоевателями, а также найти поддержку у правителей Северной Монголии. Ли-гдан-хану
не удалось заручиться поддержкой северных монголов, а большинство князей Южной Монголии
выступили на стороне маньчжур. Потерпев в 1634 г. поражение от хана Абахая, Лигдан-хан с
остатками войск отошел в Кукунор, где вскоре умер, а его сын капитулировал перед маньчжурами.
В результате силы Южной Монголии были разгромлены. В 1636 г. по повелению Абахая собрался
съезд правителей 16 южномонгольских княжеств, на котором Абахая провозгласили
всемонгольским ханом, что ознаменовало первый этап в завоевании Монголии маньчжурами. В
том же году Абахай дал своему государству новое название — Цин, ставшее впоследствии
названием правящей в Китае маньчжурской династии.
Возвышение маньчжурского государства, а затем включение в его состав Южной Монголии
сказались на положении в других частях Монголии. Так, до маньчжурского нашествия ойратские
князья были отрезаны своими противниками от рынков, нуждались в новых пастбищных терри-
ториях. Этому, однако, препятствовали правители южномонгольских и северомонгольских
княжеств, а также государство Алтын-ханов, располагавшееся к западу от Халха-Монголии. По
мере завоевания маньчжурами Южной Монголии опасность потери независимости нависала и над
Халха-Монголией. Не случайно с начала 20-х годов XVII в. источники не отмечают вооруженных
столкновений между северными монголами и ойратами.
Изменение внешнеполитической ситуации в регионе способствовало консолидации ойратских
племен, привело к образованию сильного централизованного государства — Джунгарского
ханства. Время образования Джунгарского ханства исследователи относят к 1635 г., когда глава
племени чорос Батур-хунтайджи (1635—1653) объединил ойратские племена. В ходе образования
централизованного ойратского государства далеко не все правители ойратов согласились
подчиниться центральной ханской власти. Это привело к откочевке в 20-х годах XVII в. части
ойратских племен во главе с Хо-Урлюком на Волгу и во главе с Гуши-ханом (1636 г.) в Кукунор,
где были образованы новые ойратские ханства.
Одним из самых значительных событий периода правления Батур-хунтайджи следует считать
всемонгольский съезд князей, на котором не присутствовали лишь представители южных
монголов, уже включенных в состав маньчжурского государства. Этот съезд состоялся в 1640 г. в
Тарбагатае, т.е. на территории Джунгарского ханства, что уже само по себе указывает на
внешнеполитическое положение молодого государства. Съездом были приняты «монголо-
ойратские законы», основное содержание которых заключалось в ликвидации конфликтов среди
монгольских владений для объединения их против внешнего врага, т.е. маньчжурского
государства Цин.
Цель создания единого антиманьчжурского фронта монголов, однако, не была достигнута, что
объясняется раздробленностью Монголии, по-
567
иском отдельными князьями выгод от сепаратных контактов с маньчжурами. Так, известно, что во
время правления Батур-хунтайджи Джунгар-ское ханство практически не поддерживало контактов
с империей Цин. В то же время Гуши-хан, ставший светским правителем Тибета благодаря
поддержке ламаистской секты «желтошапочников» во главе с Пятым далай-ламой в его борьбе с
«красношапочниками», уже в 1637 г. направил посольство к цинскому двору; в 1642 г.
последовало второе посольство, а после принятия «монголо-ойратских законов» ряд посольств в
империю Цин был направлен князьями Халха-Монголии, которые на первых порах устанавливали
с империей равноправные отношения. С укреплением своего положения в Китае цинский двор
стал требовать от халхасцев признания зависимости от маньчжурского императора.
После смерти Батура-хунтайджи в ханстве возникла борьба за престол, в результате которой
главой ханства стал его сын Галдан Бошокту-хан (1671—1697). При Гаддане довольно успешно
развивались взаимоотношения ойратов с Россией. Но Россия, вследствие малочисленности
населения в приграничных с Джунгарским ханством районах, не могла обеспечить потребности
ойратов в сельскохозяйственной и ремесленной продукции. Что касается империи Цин, то она
проводила политику ограничения торговли с кочевниками, потребность которых в ней исполь-
зовала как средство политического давления. В поисках выхода правители Джунгарского ханства
пытались развивать на своей территории сельскохозяйственное производство, строили городки и
создавали ремесленные мастерские. Однако все эти меры не могли полностью решить вопрос
снабжения ойратов продовольствием и изделиями ремесел. Поэтому основным объектом
завоевательной политики Галдана стали княжества Восточного Туркестана, который в 1680 г. был
присоединен к Джун-гарскому ханству. С присоединением к ханству этого богатого и развитого
земледельческого района Галдан получил твердую экономическую базу снабжения ойратов, что в
значительной мере укрепило его государство.
В это время империи Цин удалось склонить некоторых правителей Халха-Монголии к принятию
подданства маньчжурского императора. Такое положение дел беспокоило хана Галдана,
видевшего залог независимости монголов в их объединении. Для достижения этой цели он
вмешался в усобицы в Халха-Монголии. Это привело в 1690 г. к началу военных действий с
империей Цин, боявшейся усиления Джунгарского ханства. В 1697 г. Галдан потерпел полное
поражение и покончил жизнь самоубийством. В результате Халха-Монголия была включена в
состав империи Цин. Такая же участь постигла и овладевших Тибетом хошо-утов. К империи
отошли также обширные пастбища ойратов по северную сторону монгольского Алтая.
Так закончился второй этап завоевания Монголии маньчжурами.
После смерти Гадцан-хана на ойратском престоле находились Цэван Рабдан (1697—1727), а затем
Гаддан-Цэрэн (1727—1745). Время их правления с полным основанием можно назвать периодом
расцвета Джунгарского ханства, когда активно развивались земледелие и ремесла.
568
С укреплением внутриполитического положения ханства ойраты начали военные действия
против империи Цин за возвращение территорий, потерянных в ходе войн Галдана.
Успешный для ойратов ход военных кампаний привел к тому, что они предприняли попытки
овладеть Хами (1715 г.), являвшимся стратегическим пунктом на пути в империю. В 1717 г.
они пытались восстановить влияние Джунгарского ханства в Тибете. О сложном положении
империи Цин в это время говорит тот факт, что она пыталась заключить военный союз против
Джунгарского ханства с волжскими калмыками и Россией. В 1739 г. обе стороны, изнуренные
длительными войнами, заключили мирный договор, по которому ханству была возвращена
значительная часть ранее утраченных территорий к востоку от монгольского Алтая.
После смерти Галдан-Цэрэна в ханстве вспыхнула ожесточенная борьба за власть, в ходе
которой в течение короткого времени сменили друг друга четыре претендента на ханский
престол. Империя Цин, воспользовавшись благоприятным для себя моментом раскола
Джунгарского ханства, ввела туда огромные войска, которые к 1758 г. уничтожили не только
само государство, но и практически все его население.
В 1771 г. правители волжских калмыков (как стали называться ойраты, переселившиеся на
Волгу в начале XVII в.) из-за обострения отношений с правительством России, а также зная об
обезлюдении Джунгарии вернулись сюда, так как надеялись, что империя Цин выведет свои
войска из этого опустевшего района. Они видели в этом хорошую возможность заселить
пустующие земли и создать новое независимое государство ойратов. Но этим замыслам не
суждено было осуществиться.
Исторический опыт предшествующих династий показывал, что соседство империи с крупным
племенным государством представляло для нее большую угрозу. Маньчжуры в своем
отношении к монголам исходили из двух основных целей: использовать их военный
потенциал для завоевания Китая и закрепления там своих позиций и в то же время поставить
их под свой контроль.
В процессе завоевания на всех монголов была распространена имперская военно-
административная система управления, модифицированная с учетом местных условий. Было
увеличено число монгольских джа-сакств, или княжеств, независимых друг от друга, что
означало дальнейшее дробление владений. В военном отношении такие княжества пред-
ставляли собой так называемые знамена (ци) или ополчения (хошуны), состоявшие из
эскадронов (цзолин) численностью примерно в 150 воинов. В списки эскадронов включалось
мужское население от 18 до 60 лет. При этом численный состав «знамен» не был нормативно
определен, но каждое знамя формировалось из одноплеменников.
Во главе джасакств стояли лояльные по отношению к цинскому правительству князья,
получавшие от него титулы и соответствующее им жалованье. Глава знамени (джасак)
совмещал функции военной, гражданской и судебной власти, но решающее слово по всем
вопросам оставалось за цинским правительством. Каждое «знамя» имело строго опре-
деленную территорию. Границы между ними обычно проходили по го?
569
рам и рекам. Если же последних не было, то границы обозначались грудами камней — обо.
Покинуть территорию «знамени», не подвергшись наказанию, не мог даже глава «знамени»,
джасак.
Общее руководство монголами осуществлялось со стороны Палаты внешних сношений
(Лифаньюань), которая в 1636 г. была образована из Мэнгуямынь (Монгольский приказ) и
руководствовалась «Уложением Палаты внешних сношений». К 1815 г. это «Уложение»
состояло из 526 статей, определявших принципы жизни и деятельности монголов практически
во всех сферах. Так, запрещалось поддерживать связи между отдельными племенами, вести
между ними торговлю, заключать браки между монголами и ханьцами, изучать китайскую
письменность; ограничивалась торговля ханьцев на территории монголов и т.п.
Таким образом, джасакства являлись военно-административными единицами, объединявшими
единоплеменное население монголов в строго определенных географических районах.
Объективно это было на руку цинскому правительству, так как монгольская знать,
ущемленная во многих правах, но находившаяся на содержании режима, более не могла
заниматься междоусобицами в борьбе за власть и перераспределение пастбищных угодий и
сделалась послушным орудием в руках империи, гарантировавшей ей привилегии второй в
стране национальности после маньчжуров. Монголы были сделаны резервом регулярных
«восьмизна-менных» войск империи.
Письменность у монголов появилась задолго до самых ранних известных в настоящее время
памятников монгольской литературы. В разные периоды использовались как уйгурская
письменность, монголо-китайское письмо, так и письмо, созданное на основе тибетского
алфавита.
Древнейшим из известных памятников монгольской исторической литературы является
«Сокровенное сказание» XIII в., содержащее, помимо прочего, богатейшие сведения о
культуре монголов, но, как известно, не дошедшее до нас в оригинале. В XIV в. у монголов
появились первые книги. Однако письменные монгольские памятники XIV— XVI вв. не
сохранились.
К наиболее известным произведениям монгольской литературы XVII— XVIII вв. относится,
например, «Эрдэнийн Тобчи» князя Саган-Сэцэна, написанная в 50-х годах XVII в. Используя
ранние монгольские произведения, автор излагает историю монгольских ханов до 1652 г.
В XVII—XVIII вв., т.е. по мере завоевания Монголии, цинское правительство включало
монголов в состав комиссий, которые занимались подготовкой историко-географических
описаний Центральной Азии. Они переводились на маньчжурский, монгольский и китайский
языки.
Изначальной религией монголов был шаманизм, но с ним сосуществовали и другие религии,
так как для Монгольской империи была присуща веротерпимость. Ближайшие преемники
Чингис-хана еще в XIII в. стремились внедрить среди монголов буддизм, но в то время он не
получил распространения. Во второй половине XVI в. буддизм проникает в Монголию в виде
учения секты «желтошапочников», основанной Цзонк-хапа в XIV в., и становится массовой
религией. Не случайно первый ти-
570
тул далай-ламы был пожалован Алтан-ханом в 1578 г. настоятелю монастыря Дрэпунг
Содном-Чжамцо, а его преемником стал выходец из семьи Алтан-хана Йонтэн-Чжамцо
(1589—1616). Распространение буддизма в Монголии способствовало повышению
грамотности, знакомству с индийской философией, появлению специфического стиля в
архитектуре и строительству монастырей. Традиционная монгольская медицина по-
полняется знаниями тибетской медицины.
Благодаря соседству с оседлыми государствами монголы заимствовали навыки
земледелия, садоводства, разработки золотых и серебряных копей. В XVII—XVIII вв. в
Джунгарском ханстве имелись мастерские по производству огнестрельного оружия.
Монголы были знакомы с резьбой по дереву, чеканкой и кузнечным делом; образцы работ
по металлу дошли и до наших дней.
Глава 34
ТИБЕТ В XVI-XVIII вв.
Свои первые официальные контакты с Тибетским государством императорский Китай
установил в начале правления династии Тан (618—907). Танская империя в первой
половине VII в. вступила в регулярные отношения с первым централизованным
Тибетским государством, столица которого получила позднее название Лхаса. В то время
власть тибетского правителя распространилась далеко за пределы собственно Тибетского
нагорья. В состав Тибета входили: на западе — Ладакх (часть Кашмира), на юге — район
Гималаев; на востоке он граничил с империей Тан, достигая сычуаньских равнин. На
севере и северо-востоке в период своего наивысшего могущества Тибет контролировал
Восточный Туркестан и территорию современной провинции Ганьсу.
С начала 40-х годов VII в. правители Тибета и Китая иногда заключали брачные союзы
между представителями династий. Равноправные отношения между ними были
оформлены в виде символического родства: тибетский монарх признавался
«племянником» танского императора. Хотя по рангу танский император по отношению к
тибетскому властителю считался «высшим», на практике зачастую бывало наоборот. Из
могущественного союзника Тан Тибет превратился в опасного соседа и завоевателя. В 763
г. тибетцы на время даже овладели столицей танского Китая — городом Чанъань. К 20-м
годам IX в. относится договор о разграничении двух империй.
Усиление Тибета заставило слабеющую империю Тан в конце VIII — начале IX в.
сблизиться с Уйгурским каганатом и вскоре попасть в зависимость от этого более
сильного союзника. В результате Танская империя фактически оказалась под контролем
уйгурских каганов. Лишь резкое осложнение обстановки в Центральной Азии привело к
благоприятным для Китая переменам — распаду и единого Тибета, и державы древних
уйгуров (840—842). Дезинтеграция как Китая, так и Тибета в последующие столетия
привела к тому, что до завоевания Китая монго-лами-чингисидами в XIII в. регулярные
связи между двумя странами практически прекратились, особенно в официальной сфере.
В период, предшествовавший объединению Монголии Чингис-ханом, правители Тибета
поддерживали связи с тангутским государством Си Ся (Западное Ся), а через него — и с
Монголией. Сближение Тибета с Монголией наметилось в 1205 г., после разгрома
тангутов монголами, в результате чего в Центральной Азии появился новый гегемон —
государство Чингис-хана. Уже к 1227 г. территория Монгольской империи граничила с
северным Тибетом. В Ланьчжоу обширными новоприобре-тениями управлял внук
Чингис-хана и сын Удэгея (1229—1241) Годан. В задачу последнего входило пристальное
наблюдение за сопредельным
572
Тибетом. В 1239 г. он направил туда конное соединение Дорда-тархана, который разбил тибетское
войско и дошел почти до Лхасы.
Дорда-тархан выяснил, что наиболее влиятельной силой в давно уже раздробленном Тибете была
буддийская организация (Сакьяпа), возглавляемая Сакья-пандитой (1182—1251). Годан пригласил
Сакья-пандиту в Монголию, куда тот и прибыл в 1245 г. в сопровождении своего племянника и
преемника — будущего первосвященника Пагба (Ахагпа-лама). Монголы в тот период стремились
не только расширить влияние своей империи, но и приобрести союзников в буддийском мире. В
свою очередь, глава Сакьяпа был заинтересован в союзе с монгольскими ханами ради
установления своей духовной, а затем и политической гегемонии в Тибете. Между тибетским
первосвященником и Годаном установились отношения духовного наставника и ученика. В итоге
член правящей династии государства-сюзерена — Монгольской империи стал духовным
«вассалом» главы духовенства и политического лидера вассального государства — Тибета. До
поры до времени эти особые отношения между Тибетом и Монголией оставались
полуофициальными.
Положение изменилось, когда хан Хубилай после 1234 г. приступил к покорению Китая, а Сакья-
пандита скончался в Монголии в 1251 г. Еще не будучи монгольским ханом и императором Китая,
Хубилай пригласил Пагба-ламу в Китай. Сын Сакья-пандиты стал духовным наставником
будущего императора — основателя династии Юань, а ламаизм — государственной религией
империи монголов. Статус Пагба-ламы вскоре возрос до уровня гоши — наставника государства. В
1263 г., когда Хубилай подчинил весь север Китая и решил перенести столицу из Каракорума в
Пекин (Ханбалык, или Даду), Пагба-лама на время вернулся в Тибет, где официально возглавил
общину Сакьяпа. В 1268 г. он был вновь приглашен ко двору Хубилая для создания монгольского,
так называемого квадратного, письма на тибетской основе. Ламаистский первосвященник провел в
Китае еще восемь лет, пользуясь почетом как духовный глава империи, а в 1276 г. получил
соответствующий титул дабаофа ван («князь великого драгоценного Закона»).
Власть династии Юань была относительно слабой как в завоеванном Китае, так и в родной
Монголии. Династия нуждалась в тесных духовных связях с Тибетом, поскольку авторитет
императоров-монголов прямо зависел от наставничества ламаистских первосвященников. Весь пе-
риод Юань, будучи в союзе с монгольской династией, община Сакьяпа руководила Тибетом. В
том же, 1276 г. Хубилай учредил в Тибете должность военно-гражданского постоянного
представителя юаньского двора. Однако должность эта, по крайней мере поначалу,
предоставлялась тибетцам — представителям той же ламаистской общины Сакьяпа.
Контроль империи Юань над Тибетом в политическом отношении не был слишком жестким,
поскольку империя была больше заинтересована в духовном авторитете тибетских лам —
священнослужителей государственного буддизма. Такого типа отношения с Тибетом были тем
более важны, что юг Китая тогда еще не был покорен и управлялся династией Южная Сун.
Идеологическая интеграция империи Юань на ламаистской
573
основе помогла ей не только устоять в Монголии после распада державы чингисидов, но и
покорить затем в 1279 г. весь Китай. Особый автономный статус Тибета в рамках империи Юань
сохранялся и далее. Ведомство, ответственное в империи Юань за тибетские дела (сюанъчжэн
юань), возглавлял гоши — как правило, представитель высшего тибетского духовенства; им же
рекомендовался кандидат на должность военно-гражданского представителя Юань в Тибете.
По мере упадка империи Юань слабела и власть общины Сакьяпа в Тибете. В результате к 1359 г.,
т.е. за десять лет до падения Юань в Китае, верх взяли ламаистские общины — соперницы
Сакьяпа и тем проложили путь к замене ее теократии светскими государствами. Связи Тибета с
Монголией и Китаем в середине XIV в. ослабли, однако политический симбиоз ламаистской
теократии с правителями монголов или императорами Китая в XIII в. сказался на ходе
последующей тибетской истории.
Империя Мин, сменившая в Китае монгольскую империю Юань, проводила в Центральной Азии
менее энергичную политику. В начале XV в. активизировались ее дипломатические и торговые
связи с соседями, но процесс этот оказался весьма непродолжительным. Влияние на тибетские
дела отчасти осуществляли и монгольские правители. В ходе непрерывных внутритибетских
усобиц наметилась гегемония светских династий — Ринпун (1436—1565) и сменившей ее Цзанба
(1565—1642). Обе они пользовались поддержкой ламаистской общины Кармапа.
Постоянные распри продолжались не только между светскими правителями Тибета, но и между
влиятельными группировками духовенства. На сложном фоне религиозно-политических усобиц
выделился влиятельный ламаистский священник Цзонкхапа (1357—1419) — вождь «пу-
ританского» направления в ламаизме. Он произвел реформу ламаистского культа и монашества,
основав знаменитую впоследствии общину Гэлукпа, или так называемую Желтую церковь,
противостоявшую традиционной общине «красношапочников». Лучше организованные, индок-
тринированные и авторитетные как в делах культа, так и в политике, «желтошапочники»
постепенно восстанавливали теократические традиции общины Сакьяпа.
До середины XVII в. «желтошапочники», однако, не имели в Тибете прочного положения: им
противостояли светские династии-гегемоны и традиционные общины «красношапочников». Новая
«церковь» с начала XV в. пользовалась вниманием минских императоров, но в реальной политике
связи с империей Мин значили немного. Сила и авторитет «желтошапочников» возросли с
установлением более тесных связей с монгольскими правителями, которые к середине XV в. все
заметнее одерживали верх над минским Китаем. Во второй половине XVI в. четвертый глава
общины Гэлукпа Содном-Чжамцо (1543—1588) принял приглашение монгольского Алтан-хана
посетить Ордос. В 1578 г. Содном-Чжамцо обратил Алтан-хана в ламаизм «желтошапочного»
толка. Новообращенный монарх присвоил своему духовному наставнику монголо-тибето-
санскритский титул далай-лама ваджрадхара — «великий лама-громовержец». Так возник титул
духовного правителя Тибета — далай-лама. Сод-
574
ном-Чжамцо был провозглашен сразу Третьим далай-ламой, а два его предшественника посмертно
удостоились титулов Первого и Второго далай-лам. Так община Гэлукпа была признана
монгольским монархом ведущей в тибетском буддизме, а ее учение — фактически государствен-
ной религией Монголии.
Несмотря на поддержку монгольских правителей, Гэлукпа с центром в Лхасе не смогла добиться
безусловной власти над Тибетом. В стране уже давно продолжалось противоборство светских и
духовных властей. Перелом наметился лишь при Пятом далай-ламе. В 1642 г. он обратился за
помощью к Гуши-хану, вождю амдоских (кукунорских) монголов-хошоутов, переселенцев из
Джунгарии, против тибетских монархов из династии Цзанба, покровителей общины Кармапа.
Когда эта династия была свергнута и община Кармапа побеждена, лхасские далай-ламы пре-
вратились в теократических правителей Тибета. Свою власть в Тибете они делили лишь со
вторыми лицами в иерархии Гэлукпа — панчен-ламами, резиденция которых находилась в
Шигацзе.
Тем не менее теократия «желтошапочников»-первосвященников нуждалась во внешних гарантиях
и была без них немыслима. По этой причине монгольский Гуши-хан и его потомки были
провозглашены наследственными правителями Тибета при сохранении ими своего контроля над
тибетской областью Амдо (Кукунор), т.е. современной провинцией Цинхай. В помощь теократии
далай-лам к северу от Лхасы у оз. Намцо (Тенгри-Нур) был размещен хошоутский гарнизон.
Таким образом, колонизация Амдо джунгарскими хошоутами позволила духовенству «желто-
шапочников» установить с помощью этих переселенцев свою теократию в Тибете и затем вновь
укрепить связи с Монголией, завязанные еще в XIII-XIV вв.
Синхронно с переменами в Тибете важные изменения происходили не только во всем
центральноазиатском регионе, но и за его пределами. В середине 30-х годов XVII в. в Джунгарии
образовалось Ойратское ханство, практически одновременно в Маньчжурии государство Цзинь,
возникшее еще в XVI в., стало претендовать на роль преемника империй Мин и Юань в Китае,
приняв название Цин и подчинив себе Южную Монголию. В 1640 г. джунгарский правитель
Батур-хунтайджи сумел провести на своей территории общемонгольский съезд (чулган), приняв-
ший «монголо-ойратские законы». В 1644 г. маньчжуры с помощью оппозиционных китайских
сановников захватили Пекин и низложили династию Мин. Обладая традиционными связями с
Монголией, Тибет оказался втянутым в длительную политическую борьбу за контроль над
Монголией между маньчжурскими императорами и джунгарскими ханами.
XVII—XVIII века стали переломными в истории не только Тибета, но и всей Центральной Азии,
равно как и Дальнего Востока. Политика империи Цин, нового гегемона с XVII в., в Тибете
являлась производной от единоборства маньчжурских правителей с другими претендентами на
юаньское наследие — монгольскими ханами. Сначала это был чахарский Лигдан-хан,
провозгласивший себя в 1619 г. Батур Чингис-ханом, затем
575
джунгаро-ойратские хунтайджи и ханы. Тибет оказался в центре внимания цинского
правительства, поскольку там находился духовный центр монгольского мира. Распри между
духовными и светскими группировками тибетских политиков заставили тех и других в середине
XVII в. искать в той или иной форме союза с династией Цин в Пекине. Монгольская знать Амдо,
осуществлявшая военно-политический контроль над Тибетом, включилась в этот процесс по
примеру южномонгольских правителей, признавших императора своим богдоханом.
Выдающийся политик, Пятый далай-лама решил уравновесить связи тибетской теократии с
монгольскими правителями восстановлением прерванных некогда отношений с пекинским
двором. Цинские императоры сделали для Пятого далай-ламы уникальное исключение из
доктрины универсальной монархии, фактически признав его равенство с собой. Маньчжурская
династия Цин в период завоевания Китая, которое завершилось лишь в начале 80-х годов XVII в.,
была заинтересована в упрочении своего контроля не только над Южной, но и над Северной
(Халха) Монголией. Собственно, империя Цин еще до захвата Пекина (1644 г.) оформилась как
маньчжуро-монгольское государство, цинский император был избран монгольским богдоханом.
В борьбе за Монголию и косвенно за Китай империи Цин противостояло Джунгарское ханство.
Джунгария в момент консолидации нуждалась в объединяющем религиозном культе, и в первой
половине XVII в. здесь также распространился ламаизм. Связи Джунгарии с Тибетом упрочились,
началась борьба за влияние на Лхасу различных сил внутри и вне Монголии. Борьба за контроль
над политикой далай-лам стала важнейшим стратегическим фактором упрочения империи Цин.
Еще до захвата Пекина цинский император Абахай в 1640 г. прислал приглашение далай-ламе и
главе светской власти Тибета, монгольскому хану Амдо (Кукунора), приехать в Мукден. Ответное
посольство тибетцев прибыло в Мукден в 1642 г., за год до смерти Абахая.
От имени нового маньчжуро-китайского императора Фулиня, правившего в 1643—1661 гг.,
повторное приглашение далай-ламе было направлено уже из Пекина. Далай-лама прибыл в Китай
в 1652 г. и был с почетом поселен под Пекином. Весной 1653 г. первосвященник отбыл на родину,
будучи утвержден на своем престоле императорским указом. В тот период цинские власти
предпочли ограничиться традиционными проявлениями номинального государственного
верховенства китайского императора как монарха «универсального», т.е. всемирного. Император
до поры до времени признал особые отношения Тибета с Халхой, Джунгарией и тем более с
монголами Кукунора (Амдо).
Светские власти Тибета и монголов настороженно и негативно относились к усилению империи
Цин и углублению в связи с этим ее контактов с ламаистским духовенством. Светская военная
власть над Тибетом находилась в руках кукунорских наследников Гуши-хана, светская
гражданская — в руках десрида (или диба, условно «регента») Санчжай-Чжамцо, правившего с
1679 по 1705 г. Последний непосредственно поддерживал антицинское движение во главе с У
Саньгуем в Южном Китае
576
в 1673—1681 гг. Начиная с 1682 г. в течение примерно пятнадцати лет регент старался скрыть от
цинских властей смерть их союзника — далай-ламы, а в 1689 г. не поддержал борьбу империи
Цин с джунгарским ханом Гадданом Бошокту, бывшим тибетским ламой из ойратов. Светские
власти, проводившие антицинскую политику, стали брать верх. Правительство империи
разобщило своих противников в Центральной Азии и, самое главное, нанесло поражение
Джунгарии, сорвав объединение Монголии вокруг Ойратского ханства, наметившееся еще в 40-е
годы при основателе ханства Батуре-хунтайджи. Император Сюанье и его правительство сумели
не только победить и устранить Гадцана в 1697 г. с помощью его родственника Цэван Рабдана, но
и укрепить цинское влияние в Тибете, подорвав при этом позиции регента. Цинским властям
удалось заключить союз с кукунорским Ладзан-ханом (Лабсан, Лхавсан), использовав его не
только против Гаддана, но и против светского правителя Тибета. В 1705 г. регент Санчжай-
Чжамцо, безраздельно правивший Тибетом при малолетнем Шестом далай-ламе, был убит
вследствие цинских интриг с помощью Ладзан-хана. Годом позже далай-ламу заставили выехать в
Пекин, и он умер в дороге.
С начала XVIII в. империя Цин уже непосредственно вмешивалась во внутреннюю политику
Тибета. В 1708 г. туда для изучения положения выехала цинская комиссия во главе с Ладухунем, а
в следующем году для наблюдения за действиями Ладзан-хана прибыл маньчжурский сановник
Хошоу, который вмешивался в тибетские дела, прикрываясь именем Ладзан-хана. В Тибете росло
недовольство Ладзан-ханом, и тибетская оппозиция обратилась за помощью к джунгарскому хану
Цэван Рабдану, племяннику покойного Гаддана. За помощью к ойратам обратились на этот раз
влиятельные ламы крупнейших монастырей, что серьезно осложнило положение империи Цин в
Тибете. В ноябре 1717 г. джунгарское войско штурмом взяло Лхасу. Ладзан-хан был убит в
Потале, дворце далай-лам, а послушный цинским властям Седьмой далай-лама — свергнут.
Так пала правившая Тибетом с 1642 г. династия монголо-кукунорских ханов — потомков
хошоутского Гуши-хана. Временно контроль над Тибетом установил джунгарский хан Цэван
Рабдан, чьи некогда союзнические отношения с империей Цин были разорваны. В результате
империя Цин столкнулась с серьезной опасностью, ибо Джунгария активизировалась не только на
западе Халхи, но и на востоке Средней Азии, установила контроль над Тибетом и Лхасой —
религиозным центром ламаистского мира.
Призрак возрождения великомонгольской империи дамокловым мечом висел над империей Цин.
Это вынудило Сюанье и его правительство принять экстренные контрмеры. Первый поход
цинских войск в Тибет (1718—1719) был плохо подготовлен, и в районе Нагчу китайская армия
потерпела поражение. В 1720 г. в Тибет двинулись цинские войска одновременно из Кукунора и
Сычуани, им удалось разбить ойратов и отбить у них Лхасу.
Тибетские союзники ойратов были казнены, а союзники Цин образовали временную столичную
администрацию во главе с маньчжурским