Начало поэтической деятельности. Первые сборники стихов.
Поэмы Пастернака.
Вершинное творение писателя – роман «Доктор Живаго».
Стихи последних лет. Сборник «Когда разгуляется» и др.
Принадлежавший к поколению «преодолевших символизм», Борис Пастернак на его фоне выглядел тем не менее слишком своеобразным и потому одиноким. Его стихи вызывали у Мандельштама и Ахматовой оторопь. Маяковский их любил, но откровенно не понимал. Марина Цветаева об исключительности Пастернака сказала так: «Вы — явление природы. [.] Бог задумал Вас дубом, а сделал человеком». Вся эта сумма недоумения, восхищения, отталкивания заставляет предположить, что в Пастернаке продолжилась какая-то боковая, уединенная линия русской поэзии.
Раньше и точнее других пастернаковский генезис угадал Мандельштам, писавший в рецензии на «Сестру мою — жизнь»: «Когда явился Фет, русскую поэзию взбудоражило
серебро и колыханье сонного ручья,—
а уходя, Фет сказал:
и горящею солью нетленных речей.
Эта горящая соль каких-то речей, этот посвист, щелканье, шелестение, сверкание, плеск, полнота звука, полноту жизни, половодье образов и чувств с неслыханной силой воспрянули в поэзии Пастернака. Перед нами значительное патриархальное явление русской поэзии Фета».
То, что Мандельштам назвал патриархальностью, можно назвать гармонией в отношении к жизни, укорененностью в традиции, органичностью чувствования мира. Обстоятельства рождения и воспитания способствовали развитию этих качеств. Пастернак родился в семье художника Леонида Осиповича Пастернака и пианистки Розалии Исидоровны Кауфман. Он рано ощутил себя москвичом, интеллигентом, чье поприще определено с самого начала.
Когда Пастернак позже захочет сказать о самом главном в гении Блока, он напишет: «Блок — это явление Рождества во всех областях русской жизни». Рождество — один из наиболее светлых и наиболее «детских» христианских праздников. Не зря Пастернак скажет о детстве — «ковш душевной глуби». Именно с детства его окружали люди выдающегося творческого склада. Одно из наиболее ранних впечатлений его детства: ночью он просыпается от звуков трио Чайковского, которого играет мать, а в гостиной блестят седины Льва Толстого и Николая Ге. Даже боготворимый им Скрябин — и тот был соседом по даче.
Впрочем, это не отменило некоторого драматизма в поисках собственного предназначения. Ранняя музыкальная одаренность должна была, казалось бы, способствовать стремлению Пастернака стать ком-позитором. Но у него не было абсолютного музыкального слуха, и он оставил профессиональные занятия музыкой. Как потом выяснилось, абсолютный слух вовсе не обязателен для композитора, и его не было даже у Скрябина.
Увлечение философией, приведшее сначала в семинар Г.Г. Шпета в Московском университете, а потом — в семинар Г. Когена в Марбургском, тоже было оставлено, несмотря на похвалы ученика Когена, в будущем знаменитого Э.Кассирера. Музыка и философия уступили место поэзии, которая не сулила ни академической карьеры, ни средств к стабильному существованию.
Становление Пастернака как поэта началось в среде московских футуристов (группа «Центрифуга»), но именно здесь заявила о себе его особость. Футуристы воевали с символистами, а Пастернак в 1913 г. делает доклад «Символизм и бессмертие», в котором говорилось о «реалистичности» символизма. Он восхищается Маяковским — и позднее станет в резкую оппозицию к тенденциям, которые приведут Маяковскому к комфутам и в Леф. Своими ранними «футуристическим» книгами «Близнец в тучах» (1914) и «Поверх барьеров» (1917) Пастернак останется недоволен, сказав, что это все не безусловно и рассчитано на общий поток времени,— оценка в общем-то справедливая.
Поэмы Пастернака.
Вершинное творение писателя – роман «Доктор Живаго».
Стихи последних лет. Сборник «Когда разгуляется» и др.
Принадлежавший к поколению «преодолевших символизм», Борис Пастернак на его фоне выглядел тем не менее слишком своеобразным и потому одиноким. Его стихи вызывали у Мандельштама и Ахматовой оторопь. Маяковский их любил, но откровенно не понимал. Марина Цветаева об исключительности Пастернака сказала так: «Вы — явление природы. [.] Бог задумал Вас дубом, а сделал человеком». Вся эта сумма недоумения, восхищения, отталкивания заставляет предположить, что в Пастернаке продолжилась какая-то боковая, уединенная линия русской поэзии.
Раньше и точнее других пастернаковский генезис угадал Мандельштам, писавший в рецензии на «Сестру мою — жизнь»: «Когда явился Фет, русскую поэзию взбудоражило
серебро и колыханье сонного ручья,—
а уходя, Фет сказал:
и горящею солью нетленных речей.
Эта горящая соль каких-то речей, этот посвист, щелканье, шелестение, сверкание, плеск, полнота звука, полноту жизни, половодье образов и чувств с неслыханной силой воспрянули в поэзии Пастернака. Перед нами значительное патриархальное явление русской поэзии Фета».
То, что Мандельштам назвал патриархальностью, можно назвать гармонией в отношении к жизни, укорененностью в традиции, органичностью чувствования мира. Обстоятельства рождения и воспитания способствовали развитию этих качеств. Пастернак родился в семье художника Леонида Осиповича Пастернака и пианистки Розалии Исидоровны Кауфман. Он рано ощутил себя москвичом, интеллигентом, чье поприще определено с самого начала.
Когда Пастернак позже захочет сказать о самом главном в гении Блока, он напишет: «Блок — это явление Рождества во всех областях русской жизни». Рождество — один из наиболее светлых и наиболее «детских» христианских праздников. Не зря Пастернак скажет о детстве — «ковш душевной глуби». Именно с детства его окружали люди выдающегося творческого склада. Одно из наиболее ранних впечатлений его детства: ночью он просыпается от звуков трио Чайковского, которого играет мать, а в гостиной блестят седины Льва Толстого и Николая Ге. Даже боготворимый им Скрябин — и тот был соседом по даче.
Впрочем, это не отменило некоторого драматизма в поисках собственного предназначения. Ранняя музыкальная одаренность должна была, казалось бы, способствовать стремлению Пастернака стать ком-позитором. Но у него не было абсолютного музыкального слуха, и он оставил профессиональные занятия музыкой. Как потом выяснилось, абсолютный слух вовсе не обязателен для композитора, и его не было даже у Скрябина.
Увлечение философией, приведшее сначала в семинар Г.Г. Шпета в Московском университете, а потом — в семинар Г. Когена в Марбургском, тоже было оставлено, несмотря на похвалы ученика Когена, в будущем знаменитого Э.Кассирера. Музыка и философия уступили место поэзии, которая не сулила ни академической карьеры, ни средств к стабильному существованию.
Становление Пастернака как поэта началось в среде московских футуристов (группа «Центрифуга»), но именно здесь заявила о себе его особость. Футуристы воевали с символистами, а Пастернак в 1913 г. делает доклад «Символизм и бессмертие», в котором говорилось о «реалистичности» символизма. Он восхищается Маяковским — и позднее станет в резкую оппозицию к тенденциям, которые приведут Маяковскому к комфутам и в Леф. Своими ранними «футуристическим» книгами «Близнец в тучах» (1914) и «Поверх барьеров» (1917) Пастернак останется недоволен, сказав, что это все не безусловно и рассчитано на общий поток времени,— оценка в общем-то справедливая.