Зеньковский В. История русской философии

Подождите немного. Документ загружается.

ПЕРИОД СИСТЕМ

11.

Скажем несколько слов

другом, бесспорно, талантливом

мыслителе, Т.Д. Турбине (родился в

1894

г.), профессоре в Бордо,

теперь

Париже. Если не ошибаюсь, Гурвич окончил университет

в Петербурге, потом занимался

Германии, где написал первую

философскую работу «Б1е ЕпЬек <1 ПсЫезсЬеп РЬПозорЫе»

(1922),

из чего выросла книга «Пскез 5уз1:ет с1. копкге1еп Ешк»

(1924)*.

Переехав во Францию, Гурвич углубился в проблемы «социально-

го права».

Но

темам философии имеет ближайшее отношение

выдающийся этюд «Этика

религия»

107

. Несмотря на свою крат-

кость, этот этюд, во многом примыкающий к построениям Гессена,

чрезвычайно характерен для диалектики трансцендентализма

русских мыслителей.

Для трансцендентализма бытие

отношение

нему «сжима-

ются» в категории. Если

Гессена (по его методу «полноты») надо

диалектически из «плеромы»,

т. е.

единства, вывести разные кате-

гории, то для Гурвича характерно, наоборот, стремление защитить

плюрализм категорий как таковой. С большим мастерством Гурвич

(как и Вл. Соловьев в последний период) отстаивает самостоятель-

ность этической сферы, ее внутреннюю независимость от метафи-

зики,

от

религии. Добро есть, говорит он, особое «качество»

есть особый «путь восхождения к Абсолюту». Идея Абсолюта, по-

чти уже метафизически трактуемая (очень близко к тому, что раз-

вивал Спир — см. ниже, ч. IV, гл. IV), занимает очень существенное

место

Гурвича.

Но

отношение

Абсолюту

этики — свое, как

свое особое отношение

Абсолюту

научной и художественной

деятельности.

Гурвич именно здесь философски углубляет

философски обо-

сновывает принцип секуляризма, внутреннее родство

которым

трансцендентализме невозможно отвергать. «Секуляризация,

—

пишет он

109

, — утверждает множественность путей восхождения

к Абсолюту и потому менее всего заслуживает упрека в безбожии:

истинный смысл ее как раз обратный, а именно нахождение новых,

не исчерпанных религией связей с Абсолютным. Гурвич высоко ста-

вит религиозную сферу,

которой открывается «непосредствен-

ное слияние

связь

Божеством

110

, но еще важнее, ближе ему

дороже внерелигиозное (научное, эстетическое, моральное) твор-

чество, которое он характеризует, как «светское богослужение»

«Тут Гурвич

чрезвычайным патетизмом стремится реабилитиро-

вать Ренессанс, смысл которого он видит в утверждении самосто-

107

«Совр. зап.»

(XXIX, 1926

г.).

Очень ценна также книга Гурвича «Ьез Гепёапсез асШеНез

с!е

1а рЬПозорЫе а11етапс1е», Рапз,

1930.

108

«Этика

религия». Совр. зап.

XXIX,

стр.

271.

109

Шс1., стр. 269.

110

Ша., стр.

278.

111

Ша., стр.

277.

665

ЧАСТЬ

III

ятельности внерелигиозных форм творчества: это любопытно по-

тому, что здесь в трансцендентализме выявляется последний смысл

и основа секуляризма... Употребляя терминологию Гессена, Гурвич

готов признать, что во внерелигиозных актах «просвечивает Абсо-

лютное, как завершение соответственной бесконечности

».

Это есть

система «автотеургии», по замысловатому (и неудачному, на наш

взгляд) выражению Гурвича,

смысл «автотеургии» в том, что она

утверждает «самостоятельное участие — через независимое нрав-

ственное действие —

Божественном творчестве». Гурвич даже

утверждает особую способность «волезрения» (параллельно

«умозрению»), в котором (через моральные акты) человек «возвы-

шается до непосредственного видения творческого потока»

112

. Это

очень недалеко от «интеллектуальной интуиции» Шеллинга...

Как и Гессен, так и Гурвич, твердо стоя на основе трансценден-

тализма, не стесняются давать метафизические формулы (хотя транс-

цендентализм антиметафизичен по существу). Этот

те1;аЪаз1$

е1з аПо

§епо$", это смешение разных планов нам встретится еще раз в гла-

вах, посвященных новейшему возрождению метафизики (см. ч. IV,

гл.

IV). Гурвич говорит, например,

«многопланности бытия»

113

том,

что мир не закончен и «непрерывно продолжает твориться — и

человек призван посильно помогать Богу творить мир»-

114

; тут же

говорит он

«маленьких Демиургах», которые через свою буднич-

ную работу «соучаствуют

творческом потоке». «Нравственная

воля, — читаем еще

него

115

, — не может быть оторвана от косми-

ческого бытия», но не

смысле зависимости этической сферы от

бытия,

а,

наоборот, зависимости бытия от морального творчества.

Построения Гурвича любопытны и сами по себе, и по и внут-

ренней связи

проблемами секуляризма. Трансцендентализм

—

даже там, где он

почетом отводит религии «особую» сферу, как

особой категории духа, — все же боится возможного влияния ре-

лигиозной стихии на жизнь духа. В этом отношении «автотеургия»

Гурвича в высокой степени прозрачна и примечательна.

12. Нам остается сказать несколько слов еще

двух предста-

вителях «чистого» трансцендентализма — Б.В. Яковенко

Ф.А. Степуне. Б.

В.

Яковенко

(1884—1948),

можно сказать, насквозь

пронизан типичными для немецкого идеализма категориями. Буду-

чи очень плодовитым писателем

116

, Яковенко больше занят крити-

П2

«Этика и религия». Совр. зап.

XXIX,

стр. 276.

113

1Ыо\, стр. 272.

114

1Ыо\, стр. 282.

115

Ш4., стр.480.

Яковенко принадлежат, насколько я знаю, следующие книги. 1) ОеДпу шзкё РИозорЫе (по-

чешски). РгаЬа, 1938.

Ое$сЫсЬ*е

а.

Не§еНап1$ти$

Кизз1апа, Рга§., 1938.

Краткий очерк

истории русской философии (по-русски и по-итальянски).

Уот "№езеп

РЫгаНзтиз, Вопп, 1928.

5) Очень много статей в журналах Кизз1зсЬе Сеаапке (редактором которого был Яковенко), «Логос»,

«Вопросы фил. и психологии».

666

ПЕРИОД СИСТЕМ

кой чужих воззрений, чем развитием собственных взглядов. Замеча-

ния и критическая оценка чужих построений иногда бывают очень

удачны — особенно надо отметить его порой очень меткую критику

феноменологии Гуссерля (в котором Яковенко не без основания ус-

матривает новый — «высший» — психологизм). Сам Яковенко выд-

вигает для теории познания задачу «освобождения предмета», т. е.

очищения данных познания от всякого рода «примышлений». Но у

Яковенко все это лишь замечается, поэтому его собственные само-

характеристики до крайности расплывчаты (о своей позиции он го-

ворит, как о трансцендентальном скептицизме, как о трансцен-

дентальном онтологизме(!), в других местах говорит о своем

«онтологическом критицизме», о «критическом мистицизме» даже

и т. д.). Эти декларативные характеристики остаются неопределенны.

Что касается Федора Августовича Степупа (род. в 1884 г.), то

его единственная книга, посвященная философии («Жизнь и твор-

чество», Берлин, 1923. Сборник статей), свидетельствует о тонкости

мысли, живом философском пафосе, но его высказывания слишком

коротки, чтобы составить определенное суждение о его взглядах.

Для него «критический трансцендентализм непобедим»

117

, он при-

знает лишь «абсолютность отношения

Абсолютному»

118

и, ес-

тественно, «отвергает всякую мысль о возможности... завершить ми-

росозерцание в форме какой-либо метафизической теории». В этом

антиметафизическож утверждении, однако, еще не вскры-

вается вся позиция Степуна, — у него дальше, уже независимо от

всяких трансцендентальных границ, неожиданно и необоснованно,

выступает «религиозное переживание Бога», так что Степун гово-

рит даже о некоем «мистическом априори»

119

. Религиозность для

Степуна есть даже перв о стихия, как вне трансценден-

тальная установка, дающая «знание Бога живого. К сожа-

лению, это утверждение, трудно согласуемое с деспотической си-

лой трансцендентальных оформлений, остается лишь неким

эскизом. Творчество Степуна, бесспорно философски зоркого

чут-

кого мыслителя, было захвачено другими темами — к философии

он более так и не возвращался.

Но то, что было у Степуна намеком и эскизом, развилось у дру-

гих трансценденталистов (Спир, Вышеславцев и др.) в настоящую

метафизику. К этим мыслителям мы обратимся в IV части (глава IV).

117

«Жизнь и творчество». Стр. 136.

118

1Ыа.,

стр. 177.

119

Ша., стр. 201.

Глава IX

Новейший позитивизм

России и поиски «научной

философии». Аесевич, Грот и др. Вернадский,

Мечников, Ш Мнюгез

1. Рядом с новейшим критицизмом стоит в русской философии

то течение мысли, которое примыкает к позитивизму. Впрочем, тер-

мин «позитивизм» надо брать здесь в очень широком смысле сло-

ва,

— это скорее поиски «научной» философии, опирающейся на

науку, часто не идущие далее синтеза научных обобщений. Можно

даже сказать: здесь больше интереса к «научному мировоз-

зрению » , чем к философии, — и творческой основой этих иска-

ний,

незыблемым их фундаментом является вера в научную дости-

жимость бытия, преклонение перед методами и завоеваниями науки.

В этом почти восторженном преклонении перед наукой мы находим

нередко много наивности, даже слепого догматизма: в самой ведь

науке

XIX—XX

вв.

рядом с замечательными, подчас гениальными по-

строениями есть очень много невыносимого самоупоения, некрити-

ческого упрощения всей тайны бытия. В действительности, научные

построения почти всегда насыщены вненаучными, в том числе и фи-

лософскими идеями, поэтому стремление ориентировать философию

на науке, и только на ней, страдает односторонностью и близоруко-

стью.

Конечно, философия не может игнорировать всего того, что

несет с собой развитие научного знания, но у ней есть и свои особые

темы и свои пути в движении философской мысли. Самый термин

«научная философия» превращает философию

в апсШа

заепйае

сви-

детельствует об оскудении философского чутья.

В русской культуре наивное преклонение перед наукой особен-

но настойчиво стало проявляться во второй половине XIX века (см.

об этбм выше ч. II, гл.

VIII),

— достаточно вспомнить о Чернышев-

ском, Писареве и др. Но к этому же времени относится и блестящее

развитие русской науки — особенно естествознания. Великие име-

на Пирогова, Менделеева, Ковалевского, Мечникова, Сеченова (если

говорить только о самых ярких именах) знаменуют исключительные

успехи русской науки, и естественно, что культ научного знания и

668

ПЕРИОД СИСТЕМ

поспешное подчинение ему всей мысли получает особую силу. По-

зитивизм становится философским сгесЬ не одних ученых, но под-

чиняет своему влиянию широкие круги русского общества. Не слу-

чайно

то, что именно шестидесятые годы полагают начало русскому

«просвещенству»

его культом научного знания,

его стремлением

к широкому распространению этих знаний. Русский секуляризм, на-

шедший свое выражение в этическом

эстетическом гуманизме, кла-

дет неизгладимую печать на русскую интеллигенцию и торжеству-

ет, казалось, окончательно над религиозными и метафизическими

«призраками». Эта нотка наивного самоупоения лучше всего гово-

рит об узости и ограниченности всего «просвещенства».

Позитивизм, как его создавал Ог. Конт, почти не имел успеха в

русских кругах — вспомним, например, отзывы Чернышевского

Конте, но то, что можно назвать русским позитивизмом, все же

примыкало, естественно, к Конту. Мы видели это уже

П.Л. Лав-

рова и Н.К. Михайловского, — еще более найдем мы это

более

позднего русского позитивиста — В.В. Лесевича. Были правда у нас

фанатические последователи Конта — к таким надо причислить,

например, Вырубова (ближайшего сотрудника Литтре — самого

яркого последователя Конта), отчасти — Де-Роберти. Но основное

течение русского позитивизма лишь исходило от Конта и очень

много вбирало в себя из построений Спенсера, Дж.Ст. Милля, рав-

ным образом из критицизма Канта и его последователей.

Если взять все течения, тяготевшие

«научной философии»,

то в них можно отметить, как наиболее существенные, три основ-

ных черты. Прежде всего, это есть вера

единственность

научных методов

постижении бытия, преклонение перед

научными приемами мысли, наивный рационализм, т. е. признание

(наперед) «соответствия» нашей мысли строю бытия. С другой сто-

роны, сюда привходит навеваемое наукой убеждение

относи-

те льности нашего знания, в его постоянной эволюции и в не-

возможности никакого «абсолютного» знания,

т. е.

убеждение

«историчности» всякого знания. Третьей характерной чертой все-

го этого направления мысли является отвержение (заранее) всякой

метафизики. Эта антимет а физич е с к

я тенд енция

не

мешает часто тому, что «во имя науки» утверждается явно метафи-

зический материализм, но внутреннее взаимотяготение материализ-

ма и позитивизма есть ведь явление повсеместное...

Таковы общие черты изучаемого нами тяготения

«научной

философии». Обратимся теперь

отдельным мыслителям и оста-

новимся, прежде всего, на В.В. Лесевиче.

2. Владимир Викторович Аесевич

(1837—1905)

по окончании

гимназии и инженерного (военного) училища служил в инженер-

ных войсках на Кавказе, а затем поступил

Академию Генерально-

го штаба, по окончании которой (в 1861 г.) вышел в отставку. Посе-

669

ЧАСТЬ III

лившись в своем имении (в Полтавской

губ.),

Лесевич основал там

школу крестьян, обеспечив ее солидным капиталом, а затем пере-

ехал в Петербург. С 1880 г. он подвергался политическому пресле-

дованию за свои связи с революционными кругами, был выслан в

Сибирь; в Петербург смог он вернуться только в 1888 г.

Лесевич очень рано (начиная с 21-го года) стал печатать статьи

в журналах, преимущественно по вопросам позитивизма, а в 1877 г.

выпустил книгу под названием «Опыт критического исследования

основоначал позитивной философии». В следующем году он выпу-

стил книгу «Письма о научной философии», а также написал ряд

педагогических этюдов. Позже он написал ряд статей на тему «Что

такое научная философия» и ряд статей по истории религии.

В 1915 г. вышло Полное собрание сочинений Лесевича

Что касается влияний, сказывавшихся в построениях Лесеви-

ча,

то, прежде всего, надо подчеркнуть, что по своим социально-

политическим взглядам Лесевич примыкал к группе Лаврова и Ми-

хайловского, любопытным отзвуком чего является его защита

«субъективного метода в социологии». Мы еще будем иметь слу-

чай коснуться этого, а сейчас лишь упоминаем об этом, чтобы оха-

рактеризовать ту духовную среду, в которой вращался Лесевич. Он

очень основательно изучал Ог. Конта, но (быть может, под влияни-

ем Лаврова) столь же рано обратился к изучению Канта. Изучал он

его больше по последователям Канта, из которых особенно тяго-

тел к А. Ланге, Рилю и Паульсену*. Уже одно сопоставление этих

имен свидетельствует не особенно благоприятно о философской

зоркости Лесевича — указанные три неокантианца все принадле-

жат к очень раз личным теч ениям , чего Лесевич просто

не заметил, выписывая у них лишь то, что помогало ему оформить

свою «критическую» точку зрения. Чрезвычайное влияние имели на

Лесевича (уже в позднюю пору его творчества) Авенариус, позднее

и Петцольдт** (последователь системы Авенариуса).

Обращаясь к изложению философских взглядов Лесевича, ос-

тановимся, прежде всего, на вопросе о понятии философии у него

и о соотношении философии и науки. Это основной и решающий

пункт в его построениях.

3. В формальном определении задач познания вообще Лесевич,

приближаясь к Гербарту***

, считает, что познание есть упоря-

доченное мышление». Здесь подчеркнута —

это характерно для

Лесевича — лишь имманентная сторона познания и оставлен

без внимания вопрос об «объекте» познания. Поэтому все развитие

Подробную библиографию работ Лесевича см. в статье Я. Колубовского о Лесевиче («Мате-

риалы для истории философии в России». Вопр. фил. и псих., № 8,

1891),

а также в различных

энциклопедиях.

К Гербарту Лесевич относился с большим вниманием. См. «Опыт критического исследова-

ния...» (Изд. 1877 г.), стр. 133 гТ,

разз1т.

670

ПЕРИОД СИСТЕМ

знания, по Лесевичу, всецело определяется

лишь

его структурой. Так,

уже представления, по Лесевичу, заключают в себе «первое, непос-

редственное знание»

, — так как восприятия («простейший элемен-

тарнейший факт»), становясь представлением, дают уже начало

мыш-

лению

. Как видим, Лесевич исходит в построении понятия знания

из чисто имманентного материала, и здесь несомненно влияние на

него кантовской теории познания. Неудивительно, что Лесевич очень

увлекался первой работой Авенариуса, где уже была высказана мысль

о «чистом опыте»

, что он готов признать свою позицию системой

«эмпирического феноменализма»

. Но, отвергая наивный реализм,

Лесевич отвергает и идеализм и защищает точку зрения «критичес-

кого реализма», который представляется ему «законченным фази-

сом,

высшей стадией развития этого учения» . В другом месте Лесе-

вич пишет

: «Преобразованный в духе критицизма и достигший

полной зрелости позитивизм переходит в критический реализм».

Критицизм у Лесевича совершенно, однако, чужд учению о

трансцендентальных функциях разума. Ему кажется, что развитие

психологии устраняет возможность говорить об априорных эле-

ментах познания

; он уверяет, что «современные представители

философского критицизма отвергли кантовский априоризм»

. Сам

он больше всего ценит у Канта его антиметафизическую тенден-

цию,

ограничение знания пределами опыта: «Основной характер

критицизма, — пишет он, — представляется, таким образом, анти-

метафизическим; критицизм стремится

устранению трансцендент-

ного и обоснованию положительной философии»

. Лесевич гово-

рит о «несостоятельности априоризма», об «устранении априорных

заблуждений

и требует «установления достоверности не на ос-

новании априорности знания, а на его научной доказательности»

Это сопоставление понятий априорности и «научной доказатель-

ности» может вызвать только улыбку, но

том-то

дело, что «кри-

тицизм» у Лесевича как раз и исчерпывается устранением метафи-

зики («Когда ничтожество (!) трансцендентального умозрения было

признано, — пишет он

, — философия стала по преимуществу кри-

Письма о научной философии (Изд. 1878 г.). Стр. 127.

1Ыа., стр. 23.

1ЪЫ., стр. 9.

1Ыа., стр. 202.

Опыт критического исследования. Стр. 193.

1Ыа., стр. 293.

Письма..., стр. 179.

Опыт..., стр. 164. Насколько слабо было у Лесевича знание литературы о Канте, видно из

того,

что он поминает, например, СоЬеп'а (Ша., стр. 160, прим.), даже на заглянув в него; иначе не

мог бы он утверждать, что «современный критицизм» отверг априоризм.

Письма..., стр. 6.

Вероятно, имеется в виду учение Канта о «трансцендентальной иллюзии».

Опыт..., стр. 175.

1Ыа., стр. 99.

671

ЧАСТЬ III

тической»). Поэтому теория познания, которую Аесевич постоян-

но выдвигает в противовес Конту, «основывается, — думает он, —

на результатах, добытых психологией, которая служит ей исход-

ной точкой»

«Позитивизм без противоположения метафизике немыс-

лим»,

— без конца повторяет Аесевич

. Он боится даже реалисти-

ческого понимания причинности, которое может побуждать видеть

в причинности «какое-то мистическое начало»; Аесевич заменяет

«мистико-метафизические свойства» причинности учением о «со-

относительности причины и действия»

(что соответствует не-

сколько позднее выдвигавшемуся

эмпириокритицизме замещению

понятия причинности понятием «функциональной зависимости»).

Так же боится Аесевич метафизического истолкования понятия

«закона»: «Ни о каких вечных, неизменных, правящих миром зако-

нах не может быть и речи в научно-критической философии, осво-

бождение которой от всех призраков (!) обыденного мышления и

метафизики должно быть полное и окончательное»

Из всего этого делается вывод об «относительности знания»

, о

том,

что «научная философия принимает достоверность знания толь-

ко условно»

. Этот тезис об относительности знания, об эволюции

научных понятий имеет основополагающее значение для Лесевича, да

и вообще для всех построений т. наз. «научной философии». Здесь

мы

имеем дело с очень глубоким предубеждением против всяких

претензий на «безусловное» и, «несомненно, достоверное» знание, и

единственным безусловным значением, казалось бы, обладают для

позитивизма только «факты». Но Аесевич боится призрака «безус-

ловности» даже в отношении «фактов». «Ценность фактов, — пишет

он,

— есть нечто совершенно относительное»

, и если я предостере-

гаю от метафизического презрения к фактам, то не менее предостере-

гаю и от буквоедного пристрастия к ним, от нагромождения факта на

факт... без обобщений». Аесевич действительно свободен от «факто-

поклонства» и придает существенное значение лишь «правильному

образованию понятий»

. Здесь как раз и выступает с полной ясно-

стью соотношение науки и философии в учении Лесевича.

«Философия, — учит Аесевич

, — есть результат прямого и

непосредственного продолжения развития научного знания, завер-

Опыт..., стр. 124.

См. особенно 1Ыа., стр. 151, также стр.

145—149,

раззнп.

Письма..., стр. 32.

Опыт..., стр. 172.

1Ыа., стр. 179.

Письма..., стр. 86.

1Ыа., стр. 84.

Опыт..., стр. 120 слл.

1Ыа., стр. 139.

672

ПЕРИОД СИСТЕМ

шение его». Исторически это положение никак не может быть оп-

равдано, да оно и не вытекает у Лесевича из исторических сообра-

жений, — корни его иные. «Пока наука изучает конкретную груп-

пу явлений, она остается конкретной наукой, но если она берет

предмет свой н е как агрегат этих я

лений , а как це-

лое, она приобретает философский характер»

. Поэтому «со-

вокупность понятий, соответствующих конкретным группам ми-

ровых явлений, представляет данные для конкретной науки о

мире — космологии, а совокупность умозрительных групп поня-

тий...

определяет предмет абстрактной науки о мире или филосо-

фии в тесном смысле»

. И в другом месте читаем

: «Опытные

науки — науки специальные, а философия — наука всеобщая, на-

ука, объединяющая понятия, выработанные отдельными дисци-

плинами, и подводящая их под высшее, общее понятие». Прочтем

еще несколько утверждений Лесевича по вопросу о соотношении

науки и философии. Вот, например, его утверждение

: «Всякая

наука, по содержанию своему, не различается от философии, но

разрабатывать ее (т. е. науку) можно или в направлении философ-

ском, или в направлении эмпирическом. Философским направле-

нием следует считать то, которое стремится к конечному единству

знания; эмпирическим же то, которое остается при отдельных фак-

тах, как последних истинах».

Если разобраться во всех этих положениях, то становится яс-

ным, что учение о том, что предметом философии является «мир,

как целое», совсем не то, что утверждается в тезисе о «конеч-

ном единстве знания». Первый мотив, в сущности, надо при-

знать случайным для Лесевича — он никакого влияния не имел

при уточнении отношений между наукой

философией. Наоборот,

второй мотив до такой степени часто повторяется и комментиру-

ется у Лесевича, что надо признать, что он именно и выражает его

подлинную мысль. «Научная философия» — это собственно выс-

ший синтез научных ид ей, т.е. научное мировоззрение (Лесе-

вич предпочитает говорить: «научно-философское мироразуме-

ние»

*).

«Центр тяжести позитивно философской системы,—

читаем у него

, — лежит

суммировании основоначал, выработан-

ных отдельными философски разработанными науками». А однаж-

ды Лесевич высказался так: «Современное состояние знания дает

полное основание считать различие философии

науки относи-

тельным и вовсе не хлопотать о резком разграничении этих двух

Опыт..., стр. 229.

Ша., стр. 291.

Письма..., стр. 97.

Ша., стр. Ш.

Опыт..., стр. 191.

Ша., стр. 193.

43 Зеньковский В. В.

673

ЧАСТЬ III

областей»

. Конечно, у Лесевича философия не есть просто эн-

циклопедия знания

, она все же должна быть «системой» поня-

тий,

но, по существу, философия у него ра с творяетс я в на-

учном мировоззрении.

Таков скудный итог этого «критического позитивизма»...

Нам остается сказать несколько слов о «субъективном мето-

де» у Лесевича.

4. В учении о «субъективном методе» Лесевич не оригинален и

следует, как он сам это признает, Лаврову

. Смысл же «субъек-

тивного метода», т. е. привнесения оценки в суждение о действи-

тельности, заключается, по Лесевичу, в том, что она выступает там,

где имеется в виду не чистое знание, а «знание, как основание дей-

ствия»

. Недостаток позитивизма, по Лесевичу, в том и заключа-

ется,

что в суждении о человеческой деятельности он не дал места

для нравственной оценки

, но этот недостаток, говорит тут же

Лесевич, может и должен быть устранен. Лесевич требует

, чтобы

в отношении человеческой деятельности, «в которой имеют место

наши побуждения и цели», применялась этическая оценка, поэтому

необходимо «обоснование субъективного отношения нашего к кон-

кретным фактам на научном наблюдении».

В этих робких фразах, защищающих внесение оценочного мо-

мента в суждения о социальном бытии, заявляет о себе та безус-

ловность моральных суждений, о которой с такой силой говорил,

как мы видели, Лавров (см. выше, ч. II, гл.

VIII).

Лесевич не замеча-

ет того, что момент оценки вовсе не покоится на «научном наблю-

дении», что он имеет свои собственные корни в нашей душе, — и

здесь он прямо примыкает к тому «полупозитивизму», который мы

уже видели у Герцена, Лаврова, Михайловского, Кавелина. Но Ле-

севич, высказав свое полное согласие с Лавровым и Михайловским,

затем бросает тему о субъективном методе и не ставит даже воп-

роса, как его связать с методом объективирующим. Лишь в более

поздних статьях, напечатанных в журнале «Русская мысль» за

1888—1889

гг., Лесевич вновь касается указанной темы. «Научная

философия, — говорит он, — обнимает не только умозрение, но и

действие. Ей предстоит провести идею перемены во всех сферах

жизни... возбудить вкус к изучению вопросов, способствующих

человеческому благу. Теоретическая мысль, которая потеряла бы

из виду эту свою основную (!) и жизненную цель, оказалась бы не-

способной пользоваться своими обновленными силами и снова об-

Статья в «Сев. вести.», 1886, II (цитирую по статье Колубовского. Вопр. фил. и псих.,

1891, май, стр. 154).

Опыт..., стр. 95.

1Ыо\, стр. 242.

1Ыа\, стр. 242.

1Ыа\, стр. 253.

674