304
ного вида»
15
. «Снаружи он довольно скучен, но внутри –
великолепен»
16
.
Этот идеациональный характер архитектуры
сохранялся в целом в течение нескольких столетий
как в Византии, так и в Западной Европе, испыты-
вая б
'
ольшие или меньшие колебания между главными
обсуждаемыми здесь типами.
Когда эта форма кристаллизовалась – а этому пред-
шествовал период экспериментирования и перехода
от базилики к романскому стилю (стилю не очень опре-
деленному и сохранявшемуся до появления в ХII в. сти-
ля готического), – она оказалась явно идеациональной.
В период, примерно, с VI по ХII век, по-видимому,
должны были происходить небольшие усиления или
15
Statham H.H. Ор. cit. – Р. 119.
16
Кimball F., Edgell G.H. Ор. сit. – Р. 193.
[Нелишне напомнить здесь, что именно внутренняя красота храма св. Со-
фии оказалась решающим аргументом в пользу принятия Pyсью христианcтва вос-
точного образца. «И пришли мы в греческую землю, – рассказывали «послы» князю
Владимиру и его дружине, – и ввели нас туда, где служат они Боry своему, и не зна-
ли – на Небе или на Земле мы: ибо нет на Земле такого зрелища и красоты такой,
и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог
с людьми, и служба их лучше, чем во всех дpyгиx странах. Не можем мы забыть кра-
соты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так
и мы не можем уже здесь пребывать» (Повесть временных лет. – СПб., 1996. – C. 186).
Почти такими же были и впечатления С.Н. Булгакова, впервые посетивше-
го храм Айя-София в 1923 году. «Я испытал такое неземное блаженство, – пишет
он в своем дневнике, – в котором потонули как незначащие все мои скорби и тyги,
прошлые и будущие. Душе открылось нечто абсолютное, непререкаемое и оче-
видное. Из всех виденных мною дивных храмов... это есть храм... в абсолютном
и непререкаемом смысле, Храм Вселенский. Это непередаваемая на человеческом
языке легкость, ясность, простота и дивная гармония, при которой совершен-
но исчезает тяжесть, – тяжесть кyпола и стен, это море света, льющегося сверху
и владеющего всем этим пространством, замкнутым и свободным... Эта фация
мраморного кружева и красоты колонн, эта царственность – не роскошь, но имен-
но царственность золотых стен и дивного орнамента – меняет, покоряет, умиляет,
убеждает... Исчезает ограниченность и тяжесть маленького страждущего Я, нет
его, душа растекается по этим сводам и сама сливается с ними, становится миром;
я – в мире и мир во мне. И это чувство растаявшей глыбы на сердце, это ощущение
крылатости, как птица в синеве неба, дает не счастье, не радость, но блаженство –
ПРИЛОЖЕНИЯ