военной технике и выучке, — звучащие за кадром, в словесном ряду, оказываются малоубедительными,
когда они воплощены визуально. Хроникальные кадры наших парадов 30-х гг. ни в какое сравнение не
идут с подобными съемками немецких кинодокументалистов.
К тому же, несмотря на все усилия, автору книги так и не удалось обнаружить документ, согласно
которому дата нашего нападения на Германию была назначена на 6 июля 1941 г. Дата, в итоге, осталась
не более, чем версией, и довольно смахивающей на фантастику.
Это серьезный недостаток ленты, тем более обидный, что хроника, найденная авторами, сама по
себе очень хороша. В отличие от приевшихся от частого употребления кадров, хранящихся в
Красногорском архиве, тут немало материала, полученного из-за рубежа. И там уж немецкая армия
показана во всем ее блеске: рассуждения Резуна-Суворова о нашем военном превосходстве в 1939-1941
гг. звучат неубедительно.
Увлечение создателей ленты документальным материалом не только ослабляет доказательную базу
их концепции, но и, кроме того, отвлекает зрителей от главного. Нам зачем-то со множеством
кинематографических подробностей рассказывают про индустриализацию в СССР и про летнюю
Олимпиаду 1936 г. в Германии. Кадры сами по себе любопытные, но не имеющие прямого отношения к
теме, только усиливающие и без того постоянное ощущение затянутости и многословия фильма,
который мог бы, без сколько-нибудь значительного ущерба для содержания, быть сокращенным в два,
если не в три, раза.
Вообще, «зацикленность» Резуна-Суворова на своих идеях сильно вредит ленте. Он без конца
повторяет схожие аргументы, множит их до невероятия, наседает на собеседника. Слушая его, я все
время вспоминал мудрую латинскую поговорку qui nimium probat, nihil probat — кто доказывает
слишком много, тот ничего не доказывает. Кстати, к чести авторов сериала следует признать: они не
скрывают, что у большинства не только российских военных историков, но и немецких специалистов
позиция эта не находит поддержки. Видный германский историк, потомок самого Бисмарка, вежливо,
но твердо отверг гипотезу, изложенную в книге. Впрочем, и Лев Копелев, прошедший всю войну, а в
последние годы живший в Германии, сказал перед камерой, что сочинение Резуна-Суворова, при всей
его увлекательности, относится все-таки к разряду публицистики, а не строгой науки.
Кроме фактологической сенсации, автор «Ледокола» предлагает нам еще и психологическую. Он
уверяет, будто Сталин воспринимал итог Великой Отечественной войны не как победу, а как...
поражение. Для такого смелого вывода, в отличие от привычного многословия, понадобился все лишь
один, весьма незначительный, аргумент: то, что вождь... не стал принимать Парад Победы на Красной
площади, предоставив это право Жукову. Резун-Суворов применяет, как ему кажется, «железную
логику»: всякий победитель непременно должен воспользоваться всеми атрибутами победы, среди
которых парад — один из самых первых.
Но дело, в конце-концов, не в параде, как таковом. Отказ Сталина от него, по убеждению автора
«Ледокола», связан с крахом его стратегических планов. А они, оказывается, состояли в намерении
завоевать всю Европу, дойти до берегов Атлантики. Советскому солдату не удалось, говоря нынешним
языком, помыть сапоги в океане, и это повергло вождя в уныние. Резун-Суворов упоминает слухи,
согласно которым Сталин 24 июня 1945 г., в день парада говорил кому-то о своем намерении уйти в
отставку. Впрочем, как и с датой предполагаемого нападения Советского Союза на Германию, никаких
реальных подтверждений не представил.
На этом примере видно, что писатель-разведчик не гнушается любыми, самыми невероятными,
предположениями в доказательстве своих концепций. При этом, излагая более чем спорные версии,
Резун-Суворов не соблюдает приличествующую такому случаю скромность. Он, видимо, полагает, что
имеет право изрекать версии под видом аксиом, в особенности, когда авторы телесериала выглядят
пассивными трансляторами любых его идей. Один из кинематографистов, В. Синельников все
восемнадцать серий ни на шаг не отходит от Резуна-Суворова, но ни разу не только не возражает ему,
но и не решается даже задать наводящий или уточняющий вопрос. Скажем, план завоевания всей
Европы, довольно популярный в первые годы революции, когда большевики были одержимы мечтой о
мировой революции, оказался снятым с повестки дня уже в начале предвоенного десятилетия.
Деятельность Коминтерна, гражданская война в Испании — все это свидетельствует о решительных
переменах в мире, делающих невозможными планы мирового коммунистического переворота.