Учебное пособие - Пегги Пэпп. Семейная терапия и ее парадоксы (1998г)
Подождите немного. Документ загружается.
того, что стала избранным ребенком, в то время как они сами были отосланы из дома
(еще одно долговое обязательство.) Перл также чувствовала себя в долгу перед
своим сыном Майком, поскольку он стал жертвой насилия и жестокого обращения в
ее первых браках, в связи с чем она не могла допустить строгого с ним обращения.
Было вполне очевидно, что пока Перл не решит вопрос с унаследованными
задолженностями, ей будет неимоверно трудно установить границы как с
родителями, так и с детьми. Это наследие сделало для нее невозможным быть
счастливой с мужчиной, поскольку она не могла себе этого позволить (как же она
могла быть счастливее тех, кого заставила страдать?), и поведение Майка выполняло
функцию предотвращения ее излишней близости с кем бы то ни было.
Мои рекомендации этому психотерапевту сводились к тому, чтобы он заякорил
будущие вмешательства с этой весьма сильной темой моральных обязательств и их
выполнения, которая главенствовала в этой семье. Я предложила начать с того, чтобы
устроить собрание расширенной семьи в полном составе (включая бабушку со
стороны матери, родителей и двух братьев). На этом собрании ему следует
продолжить изучение темы неоплаченных долговых обязательств в этой семье: кто
еще их несет, по отношению к кому, как они выполняются, какова процентная ставка,
есть ли какие-нибудь законодательные ограничения. Было решено, что в первую
очередь необходимо знать, каким образом другие члены семьи заключили с Перл
тайное соглашение о том, чтобы держать всю семью под сенью неоплаченных долгов.
(Предполагалось, что в расчетах между матерью Перл и бабкой также пока нет
полной ясности.) Более того, основываясь на собранной информации, психотерапевт
получал возможность сконструировать семейный ритуал вокруг искупления долгов,
предоставляя семье возможность оплатить их открыто и официально. Поскольку это
был тип семьи, крайне чувствительный к эпитетам, таким как “белые отбросы”,
“слабый характер” и “дурная кровь”, было также предложено, чтобы этот ритуал был
оформлен в рамках контекста высочайшей ответственности и добросовестности всех
членов семьи, в их решимости исполнить свои обязательства по отношению друг к
другу.
Исторические данные часто помогают психотерапевту раскрыть центральную тему,
связывающую совместно функционирующие уровни семьи: поведенческий,
эмоциональный и когнитивный. Данный исторический фон для каждого конкретного
случая имеет большее или меньшее значение, в зависимости от того, в какой степени
наследие прошлого превратилось в жесткие правила, которым подчинено настоящее.
В течение первых лет работы Проекта краткосрочной терапии мы чаще всего
игнорировали исторический контекст симптома и сосредоточивали внимание в
первую очередь на текущих поведенческих циклах. Однако в некоторых случаях
вмешательства, нацеленные только на эти циклы, оказывались не в состоянии дать
результаты, поскольку они не изменяли тематическую идеологию, стоящую за этими
циклами. В настоящее время мы собираем историческую информацию в обычном
порядке во время первого же сеанса и позднее уже решаем, следует ли использовать
ее терапевтически.
3. ВЫРАБОТКА УСЛОВИЙ
ПРОВЕДЕНИЯ КУРСА ПСИХОТЕРАПИИ
После того как психотерапевт сформулировал гипотезу, на следующем шаге ему
необходимо утвердить терапевтический контракт с семьей путем задания условий
курса терапии. Это осуществляется путем определения связи между симптомом и
системой и постановки дилеммы изменения. Тот, в чьей власти определение
проблемы, определяет и весь ход курса психотерапии.
Если предоставить семье возможность задавать условия через свое определение
проблемы, психотерапевт собьется с пути, поскольку определение, которое даст
семья, будет сохранять проблему. Если психотерапевт будет вовлечен в линейную
дискуссию относительно того, следует ли матери быть менее деспотичной, отцу
менее пассивным, а детям — менее непокорными своим родителям, то этим он даст
возможность семье одержать победу в терапевтическом поединке. При обсуждении
этих вопросов функция поведения будет обходиться молчанием, равно как и тот факт,
что члены семьи используют деспотичность, пассивность и непокорность как тактику
в своих взаимоотношениях.
При выработке терапевтического контракта психотерапевт должен принимать во
внимание скрытые намерения и противоречия в выдвигаемых требованиях и
оперативно переопределять проблему в удобоваримых терминах. Часто бывает, что
семья просит психотерапевта совершить невозможное — изменить прошлые события,
переделать членов семьи, разрешить вопрос каким-либо противоречивым образом или
распутать клубок личных проблем. Например, одна из практиканток попросила
проконсультировать ее по одному случаю, который она описала следующим образом:
Я испытываю полную растерянность перед этой разведенной матерью и ее
семилетним сыном Тимом. Она по-прежнему отказывается устроиться на
работу, живет на пособие и каждый раз имеет новый физический симптом.
Она посещает трех разных врачей, каждый из которых говорит по-своему,
после чего она обращается ко мне с вопросом, что же ей делать. Она
чуждается всех, кто пытается ей помочь, включая собственную семью и
друзей. Она не позволяет отцу Тима встречаться с ним, поскольку он не
заезжает за ним вовремя, и отец угрожает подать на нее в суд. Она
постоянно враждует с ним по поводу алиментов и попечительства. Она
жалуется на то, что психотерапия ей не помогает и я делаю недостаточно.
По-видимому, у нее крайне высокая неудовлетворенная потребность в
зависимости, и она старается кого угодно вовлечь в ее восполнение. Она
грозит покончить с собой и угрожает отдать Тима приемным родителям. Что
мне делать?
Мой ответ был: “А какова проблема?”
Моя ученица почувствовала смущение, поскольку она не связала ни один из
вышеизложенных фактов в системную гипотезу, и в конечном итоге пыталась по
отдельности разрешить более десятка проблем. Первый критический вопрос
заключался в том, какую функцию выполняла беспомощность матери и для
поддержания какой системы взаимоотношений?
Дальнейшее исследование этого вопроса на следующем сеансе показало, что мать
вела вполне самостоятельный образ жизни, пока не повстречалась и не вступила в
брак со своим мужем, после чего она пошла по нисходящей, поскольку, по ее словам,
муж своим тираническим преследованием и бесконечной критикой подорвал ее
уверенность в себе. Даже после развода она оставалась с ним на ножах в борьбе за
первенство.
На консультации мы определили беспомощность матери как способ оставаться в
постоянном тесном контакте со своим мужем, продолжая ежедневно убеждаться в
его правоте, оказываясь некомпетентной во всех возможных случаях. Данное
определение проблемы было клинически полезным, поскольку оно связывало симптом
(беспомощность матери) с системой, которая ее сохраняла и поддерживала
(отношения матери со своим мужем). Новый терапевтический контракт был основан
на выработке иных отношений с ее мужем.
В другом случае переживавшая разлад супружеская пара была направлена ко мне
на консультацию, поскольку моя ученица не сумела утвердить с ними
терапевтический контракт. Муж был решительно настроен против курса терапии, с
самого начала утверждая, что нет необходимости в психотерапии, поскольку у них
нет никаких проблем, а те, которые есть, они могут решить самостоятельно. Однако
его жена пригрозила уйти от него, если он не захочет признать их проблемы и что-
нибудь предпринять для их разрешения. Он приходил на сеансы неохотно, лишь бы
ей угодить, и только и делал, что защищался, противоречил, отрицал и настаивал на
том, что единственная проблема — в том, что его жена фабрикует проблемы. Моя
ученица пыталась проводить курс терапии, не задав для него условий.
На консультационном интервью (на которое муж опоздал на полчаса) я
посоветовала своей ученице сказать мужу, что единственная его проблема
заключается в том, что он не может убедить свою жену в отсутствии проблем. Ему
следует попытаться убедить ее, что она счастлива, что у них хорошие отношения и
что он сам может решить любую возникшую между ними проблему. Моя ученица
поступила в соответствии с моими инструкциями, муж согласился, и, как и можно
было предположить, его попытки ни к чему не привели. В конце сеанса моей ученице
следовало предложить мужу продолжить дома попытки убедить свою жену в том, что
им не нужна психотерапия. Если ему это не удастся, он должен позвонить и
назначить встречу. Таким образом, труд по преодолению противоречивой позиции
мужа был переложен с психотерапевта на самого мужа. Путем переопределения
проблемы контракт был изменен таким образом, что вместо психотерапевта,
старающегося убедить мужа в том, что им нужен курс психотерапии, появился муж,
пытающийся убедить жену в том, что он им не нужен. Психотерапевт задал условия
курса терапии: муж должен либо сделать жену счастливой, либо признать, что он
этого не может, и в этом заключается проблема.
Классификация методов вмешательства
При развитии данного подхода вскоре стало очевидным, что в различных
ситуациях симптомы выполняют различные функции и что одни из них более
существенны для равновесия в семье, чем другие. Если симптом является главным
образом реакцией на кризис или на проходящее событие, то психотерапевту нет
необходимости чересчур беспокоиться о последствиях изменения, поскольку семья,
вероятнее всего, довольно быстро их абсорбирует. В подобных случаях вполне
годится прямой подход, при котором психотерапевт просто определяет проблему и
советует семье, что следует делать для ее разрешения. С другой стороны, если
симптом начинает использоваться как секретное оружие в тайной борьбе или
закрепляется в постоянно повторяющемся цикле взаимодействий, всякие попытки
облегчить его, скорее всего, будут заранее обречены на неудачу. Психотерапевт в
таком случае окажется в парадоксальном положении, когда семья будет просить его
ликвидировать симптом, в котором она разместила свои активы, но не может в этом
открыто признаться. В подобных случаях наиболее целесообразным будет косвенный
или парадоксальный подход, при котором внимание сосредоточивается на
последствиях расстройства этих активов.
Часто возникает вопрос о том, каким образом психотерапевт может определить,
какого типа функцию выполняет данный симптом. Иногда это бывает невозможно
сделать до того, как проведено вмешательство, поскольку только обратная связь от
вмешательства обеспечивает психотерапевта необходимой информацией.
В первые годы нашего экспериментирования в рамках Проекта краткосрочной
терапии мы иногда использовали парадокс, когда это было неуместно или совсем не
нужно. Злоупотребление методом для того, кто его только осваивает, по-видимому,
неизбежно. Одной из наших первых семей была одинокая мать, которая пришла со
своим неуправляемым восьмилетним сыном. Едва войдя в комнату, сын учинил
разгром — отказывался сидеть спокойно, носился по комнате, опрокидывая мебель,
раскидывал игрушки и постоянно перебивал свою мать. Консультационная группа
сидела по другую сторону прозрачного зеркала, размышляя о функции симптома и
пытаясь разработать схему парадоксального вмешательства в то время, как ребенок
продолжал громить помещение. Наконец грохот стал настолько ужасающим, что
группа решила постучать в дверь и сказать психотерапевту, чтобы он попросил мать
утихомирить ребенка, так как невозможно ничего услышать. Психотерапевт выполнил
это пожелание, и мать начала уговаривать, упрашивать, умолять, делать всяческие
посулы, только бы ее сын вел себя хорошо. Остаток сеанса был потрачен на то, чтобы
объяснить матери, как передавать сыну ясное сообщение. Постепенно эта задача
была выполнена, и сын начал реагировать на возрастающую твердость матери.
Поскольку это весьма несложное прямое научение сработало во время сеанса, группа
и психотерапевт решили дать матери задание действовать в том же духе и дома,
чтобы проверить, может ли она и дальше поступать так, как от нее требуется. Ей
были также даны специальные указания, как обращаться с сыном при различных
обстоятельствах. Мать сумела выполнить эти указания и обнаружила, что буйное
поведение ребенка немедленно пошло на убыль. Выполнял ли симптом какую-то
функцию или нет, на тот момент не имело значения, поскольку он не был настолько
укоренившимся или живучим, чтобы его нельзя было изменить.
Однако в другом случае наш опыт был иным, и сколько бы раз мы ни проводили
инструктаж, семья была не в состоянии исполнить то, что от нее требовалось. Если
семья все время оказывается не в состоянии реагировать на прямые вмешательства,
это является верным знаком того, что какие-то секретные намерения или скрытые
договоренности заблокировали изменение. Время от времени порождающее симптом
поведение прерывается лишь для того, чтобы симптом вновь появился немного позже
и в иной форме. Поскольку невозможно предсказать, случится ли это, и если да, то
когда именно, и из-за того, что над будущими проблемами невозможно работать до
того, как они появились, психотерапевт может находить решения только по мере
того, как проблемы дают о себе знать.
Некоторые семьи с самого начала имеют признаки того, что логические
вмешательства неизбежно обречены на провал, например, семьи, в которых имеют
место какие-то неординарные договоренности или высокий уровень беспокойства,
настороженности, несогласия, вины или злобы, не позволяющие семье “слышать”
психотерапевта. Для того чтобы предложения психотерапевта возымели свое
действие, вмешательства должны быть обращены на те посылки, при которых
функционирует семья. Если семья функционирует на основе какого-то мощного
скрытого убеждения или выполняет некое предписание, подразумевающее какую-то
укорененную в прошлом традицию, подход на основе здравого смысла вряд ли будет
возможен. В таких случаях мы применяем парадоксальные послания, которые
обращены на эти убеждения или предписания. Позднее прямые и парадоксальные
вмешательства могут чередоваться, при этом прямые вмешательства применяются
для тестирования готовности семьи к изменению, а парадоксальные — для
непрерывного выявления препятствующих ему тайных договоренностей.
Есть и определенные кризисные ситуации — насилие, внезапное горе, попытка
самоубийства, потеря работы или нежелательная беременность, — при которых
парадокс совершенно не подходит, поскольку психотерапевту необходимо быстро
овладеть ситуацией, чтобы обеспечить структуру и контроль. Парадоксальные
вмешательства лучше всего приберечь для скрытых, давно установившихся, часто
повторяющихся стереотипов взаимодействия, которые не реагируют на логические
объяснения или рациональные предложения.
Для того чтобы решить, какой тип вмешательства наиболее подходит в каждой
конкретной ситуации, я провела их классификацию в подразделах “Прямые
вмешательства, основанные на согласии”, подразумевая под этим упование
психотерапевта на то, что семья будет им подчиняться, и “Парадоксальные
вмешательства, основанные на противодействии”, подразумевая под этим ожидание
психотерапевта, что семья будет оказывать им противодействие. (Эти термины были
введены в обращение Рорбау, Тенненом, Прессом, Уайтом, Пикерингом и Раскином,
1977).
Прямые вмешательства на основе согласия
Прямые вмешательства — советы, объяснения, указания, толкования или задания,
которые, как предполагается, будут восприниматься буквально и выполняться, как
предписано, — напрямую нацелены на изменение семейных правил и ролей. Они
включают в себя обучение родителей тому, как руководить детьми,
перераспределение семейных обязанностей между членами семьи, установление
требуемой дисциплины, регулирование личной жизни, определение возрастных
приоритетов и обеспечение семьи необходимой информацией. Сюда же относятся
содействие открытому общению, предоставление семье личной обратной связи и
прямое обсуждение стереотипов взаимодействий в семье.
Ниже приводится пример ситуации, для которой на первом же интервью было
решено использовать прямое вмешательство: обозначившейся проблемой была
зарождающаяся боязнь школы у четырехлетней дочери, у которой начиналась
истерика каждое утро, когда мать пыталась усадить ее в школьный автобус. Она
кричала и пиналась до тех пор, пока мать, которая только что вновь вышла на работу
и испытывала чувство вины по поводу того, что отправляла свою дочь в ясли-школу,
не забирала ее обратно. Весь остаток дня мать бывала расстроена и обижена из-за
того, что не вышла на работу. На следующее утро мать старалась подойти к автобусу,
соблюдая всяческую осторожность, а дочь, чувствуя обеспокоенность и смущение
своей матери, вновь закатывала истерику, пока ее не забирали обратно.
Мать взяла на себя ответственность за проблему, осознавая, что не справляется с
ситуацией должным образом и нуждается в определенном руководстве. Муж,
работавший далеко от дома и уходивший из дома очень рано, не возражал против
того, чтобы его жена работала, и здесь, по-видимому, не было никаких значительных
супружеских разногласий, в которые могла быть втянута дочь. Психотерапевт,
почувствовав, что мать заинтересована и всячески ему содействует, дал ей указание
предпринять твердые решительные действия. Ей был дан совет посадить дочь в
автобус, повернуться, и уходить, и ни при каких обстоятельствах не забирать ее
обратно. Мать сумела справиться с этой задачей, и на четвертый день приступы
истерики постепенно сошли на нет, и дочь садилась в автобус без каких-либо
недоразумений.
В этой семье симптом не использовался для решения какого-то иного
взаимоотношения, был лишь гипертрофированной реакцией матери и дочери на
новую жизненную ситуацию. Если бы симптом выполнял какую-либо функцию в
супружеских отношениях, в частности, предоставлял отцу возможность выразить
свое неудовольствие по поводу выхода матери на работу, то решить эту проблему
было бы не так просто.
Парадоксальные вмешательства на основе противодействия
Существует много различных определений парадокса. Одно из них, приводимое в
Международном словаре Вебстера, следующее: “Утверждение или чувство,
кажущееся противоречащим или противопоставленным здравому смыслу, но которое
в действительности может оказаться верным”.
...То парадоксом числилось когда-то,
но на поверку может правдой быть.
Шекспир
Самым важным в этом определении с точки зрения нашего клинического
использования парадокса является слово “кажущееся”. Наши парадоксальные
сообщения только выглядят противоречивыми. Они содержат двойное послание
семье: одно послание указывает на то, что им было бы неплохо измениться, а второе
— на то, что это будет не так уж хорошо, — при этом оба послания передаются
одновременно. Психотерапевт убежден, что оба послания “правильны” и вследствие
этого может передать их со спокойной душой и чистой совестью. Например, в разделе
“Дочь, которая сказала “нет” (глава 6) я говорю этой дочери, что чем несчастней она
будет сейчас, тем лучше для нее же самой, поскольку ее несчастность — это ее
способ сказать родителям “нет”. Я передаю кажущееся противоречивым сообщение,
состоящее в том, что дочь должна быть несчастна, чтобы быть счастливой. И это
верно, поскольку последствием того, что она станет счастливой, будет то, что она
доставит удовольствие родителям, что сделает ее несчастной; но последствием того,
что она станет несчастной, будет то, что она доставит неудовольствие себе.
Парадоксальные сообщения используются в Проекте краткосрочной терапии для
того, чтобы давать определение кажущемуся противоречивым поведению, которое в
текущий момент имеет место у членов семьи по отношению друг к другу. Они не
фабрикуются в голове психотерапевта, чтобы быть навязанными семье. О них
говорится как об “основанных на противодействии”, поскольку есть надежда на то,
что члены семьи начнут противодействовать той части сообщения, что удерживает их
от изменения. В данном случае надежда возлагалась на то, что дочь воспротивится
моим рекомендациям оставаться несчастной, чтобы таким образом сказать своим
родителям “нет”, и найдет другой способ своего обособления.
При разработке системного парадокса психотерапевт соединяет симптом с
выполняемой им в системе функцией и предписывает одно относительно другого
(симптому функцию, а функции — симптом). Перечисляются последствия ликвидации
симптома, и психотерапевт рекомендует семье продолжать разрешать свою дилемму
через симптом. Например, в семье, где обозначившейся проблемой было
противоправное поведение сына-подростка, психотерапевт определил, что
неприемлемое поведение совпало с началом нового бизнеса у отца и его
длительными отлучками из дома в связи с этим. Оно также совпало с уходом из дома
старших детей в связи с поступлением в колледж или вступлением в брак. По этой
причине мать и сын-подросток надолго оставались одни в доме, в результате чего у
них развилась непомерно сильная привязанность друг к другу. Мать, которая
ожидала, что после того, как дети вырастут, у нее появится возможность пожить
вместе с мужем в свое удовольствие, была горько разочарована и обратилась к сыну
за утешением. Она была убеждена, что хорошая жена никогда не жалуется мужу, и
гордилась тем, что в течение многих лет оберегала его от проблем, связанных с
воспитанием детей.
Сын, на которого удрученность матери производила чрезвычайно сильное
впечатление, решил облегчить ее переживания, находясь все время рядом с ней.
Когда же этот груз стал ему не по силам, он начал совершать противоправные
действия. Вначале мать сама пыталась заниматься проблемами сына, но когда они
возросли до такой степени, что ей одной это стало не под силу, она вынуждена была
обратиться к мужу. Муж отреагировал тем, что примчался с работы домой и сурово
отчитал сына, который на время исправился, пока с наступлением нового цикла все
не повторилось.
Психотерапевт сказал семье, что в настоящее время сыну, по-видимому,
необходимо продолжать так себя вести, поскольку это был его способ возвращать
отца домой к своей матери. Сама мать не могла себе этого позволить, поскольку ей
казалось, что это будет изменой по отношению к ее роли хорошей жены. Отец также
не мог этого сделать по своей воле, поскольку эмоционально он не был так тесно
связан со своей женой, как сын, и не мог чувствовать, когда она страдает от
одиночества. Поскольку родители не были в состоянии разрешить проблему своих
супружеских отношений, сыну, по всей видимости, необходимо было продолжать
делать это за них при помощи вызывающего поведения.
Разумеется, это было неприемлемо для каждого из членов семьи. Мать
воскликнула: “Это просто смешно! Почему наш сын должен постоянно иметь
неприятности ради спасения нашего брака?” Отец ответил: “Я определенно не
нуждаюсь в том, чтобы мой сын заботился о моей жене вместо меня”. А сын с
большим чувством заявил: “Пусть они сами решают свои проблемы. Почему они
втягивают в это меня?” Когда семья восстает против предписания психотерапевта,
начиная его критически обсуждать или отказываясь следовать ему, это и есть
желаемая реакция на парадоксальное вмешательство, общеизвестная как
“отступление”. Она говорит о том, что члены семьи начали критически относиться к
тому, что делают в отношении данной проблемы. По мере того, как психотерапевт
продолжает обсуждать дилемму семьи и обрисовывать ей последствия изменения,
посылки, исходя из которых действуют члены семьи, продолжают изменяться. Им
становится все труднее исходить из своей исходной посылки о том, что сын
эмоционально неуравновешен и нуждается в психиатрическом лечении и, в конечном
итоге, держаться за свое решение проблемы — изменить поведение сына, ничего не
меняя в своем собственном. Каждое парадоксальное сообщение содержит с себе
подразумеваемую альтернативу, обращенную в направлении изменения. В
вышеприведенном сообщении подразумеваемая альтернатива для матери — это иной
способ возвращать отца домой, когда она в нем нуждается, а для отца — проявлять
большую чуткость к эмоциональным запросам своей жены.
Этот подход к использованию парадокса отличается от того, что обычно
используется в индивидуальной психотерапии, где вмешательства в первую очередь
нацелены на изменение какого-то особого поведения, а вовсе не изменение
системных операций или посылок, управляющих поведением. Предписывается только
симптом. Например, заике можно сказать, чтобы он начинал преднамеренно
заикаться в определенных случаях и при определенных обстоятельствах. Данное
“преднамеренное усилие”, согласно описанию Франкла, передает симптом под
сознательный контроль пациента. Симптом не связывается ни с каким иным
отношением в более масштабной системе, и изменение восприятия не является
целью.
Разработка парадокса
В разработке системного парадокса выделяются три главных этапа:
переопределение, предписание и сдерживание.
Переопределение
Прежде чем психотерапевт сможет предписать симптом и систему, их необходимо
положительно переопределить. Хороший врач не предписывает плохое лекарство.
Каждый поступок переопределяется как любящий жест, служащий сохранению
стабильности в семье. Например, злость может быть переопределена как сильная
любовь, страдание — как самопожертвование, дистанцирование#— как способ
увеличения близости.
В тех случаях, когда совершаются насилие, самоубийство, кровосмешение или
незаконные деяния, положительно определяется мотивация, стоящая за такими
поступками, а не сами поступки. Например, в неполной семье, в которой недавно
умерла бабушка со стороны матери, 17-летний сын (единственный ребенок) стал
совершенно непокорен и физически груб со своей матерью. Психотерапевт выдвинула
гипотезу, что поведение сына было связано с горем матери, которое она не проявляла
открыто и не делилась им с сыном. Вместо этого она уходила в свою комнату и долгое
время пребывала в скорбном молчании.
Психотерапевт определила мотивацию, стоящую за грубостью сына так, как она
была ей подсказана главным героем пьесы “Лилиом”. Каждый раз, когда Лилиом
видел тех, кого он любил, страдающими и беспомощными, в нем пробуждалась
жажда насилия и он наносил им побои. Как и Лилиом, сын пытался уменьшить печаль
матери, затевая с ней скандал, доходивший до драки. Психотерапевт рекомендовала
ему и дальше проявлять участие к матери, но каким-то иным образом, так чтобы мать
могла оценить это по достоинству. Поскольку он писал песни для рок-группы, то
каждый раз, когда он видел, что мать грустит, он садился и писал песню, которая, как
ему казалось, выражала ее чувства, и затем пел ей эту песню — или же они пели ее
вместе. Это предписание дало возможность матери и сыну переживать горе вместе и
рассеять молчаливую напряженность, которая приводила к насилию.
Предписание
Определенные положительно, как служащие один другому, предписываются и
симптом и система. То, в каких словах изложено предписание, имеет крайне важное
значение. Оно должно быть кратким, сжатым и неприемлемым для семьи. Если оно
приемлемо, то отступления не произойдет. Для того чтобы выглядеть искренним, а ни
в коем случае не саркастичным и неуважительным, психотерапевту необходимо
располагать убедительным доводом в пользу такого предписания, то есть таким,
какой ему самому представляется веским и обоснованным. Психотерапевт должен
излагать его с видом полнейшей убежденности, а в дальнейшем ни на йоту не
отступать ни от этой формулировки, ни от ее обоснования, несмотря на все попытки
семьи доказать ее несостоятельность. Наблюдая за реакцией семьи, психотерапевт
определяет место каждого отдельного взаимодействия в концептуальных рамках
предписания (Пример этого приведен в разделе “Привлечение подсистемы братьев и
сестер” главы 5.)
Общая ошибка, допускаемая новичками, состоит в стремлении формулировать
пространные и сложные сообщения, в которых симптом не связан ни с каким
конкретным взаимодействием в системе. Другая общая ошибка — предписывать
каждое поведение отдельно, не соединяя их между собой, например: “Сара, тебе
следует и дальше испытывать головную боль; мать, вам следует по-прежнему о них
беспокоиться; отец, вам нужно и дальше оставаться в стороне; Джон, тебе нужно
продолжать плохо учиться”. Психотерапевтический удар здесь отсутствует,
поскольку поведение членов семьи не связано между собой через выполняемую им
функцию.
Сдерживание
Если психотерапевт хочет быть последовательным на двух вышеописанных этапах,
то ему следует сдерживать семью каждый раз, когда в ней будут проявляться
признаки изменения. Если симптом действительно является существенным элементом
в функционировании системы, а психотерапевт считается с этой системой, то ему
следует проявлять беспокойство лишь тогда, когда этот симптом начинает исчезать.
Если семья настойчиво требует изменения, то следовать далее психотерапевту
необходимо с большой осторожностью и осмотрительностью. В зависимости от
конкретных обстоятельств психотерапевт может запланировать незначительное
изменение в условиях постоянного и пристального наблюдения. Семье говорится, что
это осуществляется для того, чтобы проверить их терпимость к изменению. Столь же
осторожная позиция сохраняется на протяжении всего курса терапии, при этом
психотерапевт более тревожится, чем радуется по поводу происходящего прогресса.
Если семья проявляет признаки возврата к своему прежнему поведению после
того, как запланированное изменение проведено, психотерапевт может упрекнуть
себя в том, что поддался влиянию семьи вопреки своему собственному мнению. (В
следующих главах приводится множество примеров того, как применяется эта
методика.)
Реверсирование на основе согласия и противодействия
Реверсирование — это вмешательство, в ходе которого психотерапевт указывает
одному из членов семьи изменить на противоположную свою позицию или поведение
по отношению к какому-то критическому вопросу в надежде на то, что это породит
парадоксальную реакцию другого члена семьи. Реверсирование основано
одновременно и на противодействии, и на согласии. Оно требует осознанного
содействия того члена семьи, который постоянно получает инструкции от
психотерапевта и противодействие того члена семьи, в отношении которого этот
инструктаж возымел свое действие. Мюррэй Боуэн развил метод реверсирования при
обучении отдельных членов семьи отделять себя от семьи, в которой они
воспитывались. Примером этого может быть указание мужчине, который проявляет
чрезмерную заботу о родителях, идти домой и впредь не проявлять никакой заботы о
них — отказаться быть опорой семьи, а самому на нее опереться; стать самому
беспомощным вместо того, чтобы оказывать помощь другим; быть пациентом, а не
доктором.
Реверсирование может использоваться при работе с семьями, супружескими
парами или отдельными индивидами. Наиболее эффективным оно будет, когда
взаимосогласующиеся позиции в повторном цикле взаимодействия просматриваются
совершенно ясно и психотерапевт может побудить хотя бы одного человека в этом
цикле изменить свою позицию на противоположную. Остальные участники этого
цикла могут не присутствовать или даже вообще не принимать участия в данном
курсе терапии.
Реверсирования наиболее всего подходят для работы с индивидами, которые
живут одни и не имеют системы семьи, которая могла бы быть привлечена к такому
сеансу психотерапии. Обозначившаяся проблема таких людей, как правило, возникает
из-за того, что они занимают какую-то жесткую позицию в отношении какой-либо
жизненной ситуации, которая только увеличивает проблему, а вовсе ее не разрешает.
Их можно научить тому, как изменить эту ситуацию путем занятия иной позиции.
Если члены семьи отказываются проходить курс психотерапии#— один из супругов
отвергает супружескую психотерапию или проблемный ребенок не является на
семейные сеансы, — то присутствующим членам семьи можно дать указания, как
коренным образом изменить данную ситуацию путем изменения своего поведения
дома на полностью противоположное. Когда же к курсу терапии возможно привлечь
всех членов семьи, то те их них, кто является объектом данного реверсирования, не
должны присутствовать на сессии, поскольку весь успех зависит от того, насколько
удается застать врасплох этих людей, и от их стихийной реакции на неожиданное
изменение в позиции других.
При планировании и проведении реверсирований имеется три этапа: побуждение,
поддержка и пересмотр условий.
Побуждение
Эффективность реверсирований в большой мере зависит от умения психотерапевта
побудить члена семьи к тому, чтобы он изменил на противоположную свою позицию в
отношении отравляющего ему жизнь вопроса. Психотерапевт должен убедить этого
члена семьи в том, что то, что он считает своим “подлинным поведением”, на самом
деле программируется другими и служит потребностям более масштабной системы.
Сделать это бывает довольно трудно, поскольку большинство людей склонны считать
себя свободными, действующими на основе собственного независимого выбора и не
рассматривают свое поведение как определяемое другими. Они всегда будут думать,
что психотерапевт просит их отказаться от своих руководящих функций или дать
возможность другим членам семьи “поступать как им заблагорассудится”.
Люди не могут изменить свое привычное поведение, не испытывая при этом некую
начальную неловкость и сомнения. Поскольку в запланированном поведении
присутствует некоторый элемент театральности, то оно вначале переживается как
чуждое и неестественное. Иногда люди отрицательно реагируют на предложение
преднамеренно вести себя иначе, отвечая: “Я не хочу быть актером” или “Это было бы
нечестно”. Один из способов противодействия такому сопротивлению – указать им на
то, что в преднамеренном выборе иной роли не меньше подлинности, чем в
продолжении исполнения той роли, что была им навязана системой семьи. Та роль, в
которую они были втиснуты в своей семье, не более эндемична их “подлинной
природе” или “истинной личности”, чем новая роль, которую они, может быть,
решатся сыграть.
При подготовке людей к выполнению реверсирований рекомендуется также
заблаговременно начать им внушать, что эти задачи будут чрезвычайно трудны, что в
начале они будут чувствовать себя сковано и неестественно и что это неизбежно
будет вызывать чувство беспокойства как в них самих, так и других людях.
Часто возникает вопрос, почему для изменения своих обстоятельств человеку
необходимо впасть в иную крайность, вместо того чтобы занять какую-то
промежуточную позицию. Ответ заключается в том, что система семьи настолько
могущественна, что редко реагирует на половинчатые меры. Для того чтобы
нарушить равновесие эмоциональной системы, необходимо предпринять самые
решительные действия.
Поддержка
После того как удалось добиться начального содействия изменению данного
человека, психотерапевту предстоит обеспечить ему постоянную поддержку перед
лицом могучей системы, которая неуклонно стремится противодействовать любому
движению в противоположном направлении. Порой удается добиться
незамедлительных результатов, новых или обнадеживающих реакций от других
членов семьи, но чаще всего семья начинает еще сильнее стремиться восстановить
старый порядок. Психотерапевту следует предвидеть такую реакцию по отношению к
человеку, находящемуся под его опекой и руководством, чтобы не дать ему утратить
свою решимость, когда семья не будет реагировать желаемым образом. Первым его
побуждением будет все бросить, заявляя: “Что бы я ни делал, толку от этого
никакого” или: “Я устал играть какую-то роль”.
В таких случаях психотерапевту предпочтительнее вернуться к парадоксальному
вмешательству, объясняя отказ от дальнейших действий тем, что это служит
интересам программы других и предписывая его, например, так: “Вы, должно быть,
получаете послания от мужа о том, что ему необходимо, чтобы вы продолжали
впадать в ярость. Если бы вы это прекратили, ему, возможно, потребовалось бы
соприкоснуться со своими собственными чувствами, а это могло бы быть для него
невыносимо. Я с пониманием отношусь к вашему желанию по-прежнему его
оберегать, выражая за него всю его злость”. Для большинства людей бывает
невыносима мысль о том, что их поведение кем-то программируется, чтобы служить
секретным замыслам других людей.
Пересмотр отношений
Если человеку все же удалось изменить свою жесткую позицию на обратную и
сохранить ее на какое время, то необходимо будет выработать и новые
взаимоотношения, основанные на этой позиции. Помимо того, что человеку придется
иметь дело с реакцией других на этот сдвиг, он может изумиться и своим
собственным реакциям. Таковыми иногда могут быть острые чувства, возникшие
благодаря новой перспективе или тому, что принято называть “озарением” (insight),
причиной которого явилась измененная позиция. Одна мать, после того как в ее
отношениях с дочерью произошли явные положительные перемены, испытала
сильнейшие угрызения совести от осознания, “мимо чего мы прошли в течение всех
этих лет”. В другом случае дочь впервые испытала сильнейший гнев по отношению к
своей семье, когда она отошла от позиции исполнения родительских обязанностей и
осознала, что ей никогда не было дозволено быть ребенком. Человек не в состоянии
ясно видеть позицию, в которой пребывал ранее, прежде чем он ее покинет.
Временами человек может переживать чувство утраты в результате отказа от
каких бы то ни было выгод, предоставляемых старой позицией. Например, тот, кто
улаживал разногласия между другими членами семьи, может утратить ощущение
собственной значимости, отказавшись от роли семейного миротворца; проблемному
ребенку может недоставать того восторга, который он испытывал, будучи главным
объектом внимания всей семьи; жена может испытать скуку, оттого что перестала
ссориться со своим мужем. Хотя и невозможно предвидеть, какова будет реакция на
изменение каждого из людей, психотерапевту следует быть готовым как к
отрицательным, так и к положительным реакциям, и помогать своему клиенту
оговаривать взаимоотношения на различных условиях.
Ниже приводятся несколько примеров реверсирования, которые были с успехом
применены по отношению к семье, супружеской чете и индивидууму.
Семья
В этой семье с первого же сеанса стало ясно, что неуспеваемость 13-летнего сына
является бунтом против повышенных ожиданий и постоянного нажима со стороны
родителей. Психотерапевт решила встретиться отдельно с каждым из родителей,
считая их хорошими кандидатами на реверсирование по следующим причинам:
повторяющийся цикл взаимодействий, поддерживавший проблему, был прост и
предельно ясен; родители гордились образованностью, умом и самодостаточностью;
между ними не было явных разногласий, которые могли бы помешать объединению
их усилий в целях воздействия на сына.
Прежде чем приступить к своим наставлениям, психотерапевт сказала, что никогда
не стала бы предлагать данный подход родителям, не обладающим такой же
образованностью и тонкостью ума, как они. Она определили проблему как
напряженную борьбу, в которой их сын брал вверх, и проинструктировала их, как
“применить реверсивную психологию” на их сыне, чтобы одержать победу в этой
борьбе. Вместо того, чтобы постоянно подчеркивать значение ответственности,
зрелости, достижения и полной реализации своего потенциала, им необходимо
каким-то образом предлагать ему сдерживать свои усилия, задержаться в развитии и