49
кликнулся. Он развивает невероятную активность, все время отдавая «удручающим и,
вероятно, бесплодным хлопотам по устройству здесь общественной помощи голод
ным»
2
. Не раз попадавший в неблагонадежные, Соловьев с особенной болью пере
живает «открывшуюся на него охоту с бешеными собаками». Малейший успех —
сообщение Стасюлевича о присланном в адрес редакции письмеподдержке, обо
дряет Соловьева, но ощущение бесплодности своих усилий, безгласности призыва
не оставляет его. «Изнемогая под тяжестью усилий образовать из нашего хаоса или
просто слякоти хотя бы микроскопическое ядрышко для будущего общества», он хотя
и зарекается впадать в смертный грех уныния, но, в конце концов отступается: «лучше
говорить о совсем посторонних предметах, нежели по поводу вопиющей беды испус
кать неопределенные звуки через замазанный рот. Я призывал к общественному
органу для помощи народу: теперь окончательно выяснилось, что для исполнения
этого призыва необходимо перейти в другую оперу, не даваемую на казенных теат
рах»
3
. И как своеобразное продолжение темы «подмостков», звучит его стихотворная
пародия на правительственный газетный фарс — «Привет министрам», где говорит
ся, что засуха, голод только подчеркнули общее социальнополитическое неблагопо
лучие. Причина бедствий в том числе и в безнравственной политике «Горемыкина
веселеющего», «Делянова молодеющего», «Бедоносцева хорошеющего». В продол
жение пародии Соловьев описывает фантастическую гражданскую феерию в помеще
нии Дворянского банка. В этом случае у его сатиры другие адресаты правительствен
ная печать, в частности, «Гражданин» Мещерского. В благонамеренном мирке, кото
рый созидает единственный имеющий права гражданства пророк Руси:
Крамола крепко спит, и либералы скисли,
Уж мальчики, резвясь, бросают к черту книжки,
Пример с городовых берут профессора
4
.
В статье, написанной через год (ВЕ. — 11. — 1892), Соловьев вновь возвращает
ся к теме голода и бедствий (в стране вновь неурожай). Рассуждая о «Мнимых и
действительных мерах к подъему народного благосостояния», так называлась новая
работа, автор начинает с экономических доводов. Соловьев рассуждает как анали
тик, приводит цифры, статистические данные с тем, чтобы доказать беспомощность
правительственных начинаний, если не будет учтен их нравственный аспект. Прави
тельство предлагает крестьянству рациональнее вести хозяйство, «но это все равно,
что нищему выписывать дорогое лекарство. Бороться с засухой, сохраняя леса и
вводя искусственное орошение? Но при доходах в 38 млн. (против 156 в предыдущем
году) «и думать нечего, чтобы помочь народу, правительство должно взять деньги у
тех же, кому помогает» (ВЕ. — 1892. — 11. — С. 355). «При освобождении крестьян
их обделили», но и земельный передел — не решит всех проблем. Перераспределе
ние земель даст незначительный результат, но, анализирует Соловьев, «приблизит
угрозу оскудения Сибири, ее обезлесение, обезводнение, которые страшно ускорят
губительный процесс» (ВЕ. — 1892. — 11. — С. 359).
Публицист в очередной раз спешит высказать свои универсалистские чаяния .
Частные, очень правильные и нужные меры всегда будут оборачиваться «мнимым»
успехом . «Стихийным бедам Россия должна противостоять как целое», «народы
одной агрономией и экономией без внутренней правды спасены быть не могут»(В Е.
— 1892. — 11. — С. 361).
В какихто суждениях (например, о бесперспективности земельного передела)
Соловьев, возможно, выглядел достаточно ограниченным, но, в целом, даже для