философии», «глав риторов». Ее высокий уровень юридического образования, которое
опиралось на римское право и знаменитый Кодекс Юстиниана, славился по всему миру. В
Магнавре учились Кирилл и Мефодий, основатели славянской письменности.
Своеобразная пропаганда просветительского характера была связана с именем
императора Константина VII Багрянородного (913–959). При нем были открыты новые
учебные заведения, появились труды энциклопедического содержания. Одним из них был
труд самого императора о русско-византийских отношениях. В стране поощрялись
деятельность в области образования и теоретические работы по его организации.
Задолго до создания византийской государственности, уже в I1в., христианская церковь
приступила к организации собственных школ – катехуменов для тех, кто, желая стать
членом христианской общины, еще не вкусил учения Христа. В них могли учиться
беспрепятственно все сословия. Более высокая форма церковного образования достигалась в
школах катехизиса, готовивших священнослужителей. Первая такая школа возникла уже в
1791г. в1Александрии, сочетая уже в самой учебной программе элементы античного и
христианского образования. Вскоре подобные школы возникли в Антиохии, Эдессе, Низибе.
Школы катехизиса дали начало кафедральным и епископальным школам, которые
открывались с III1в. В них учились дети знати и именитых горожан.
Церковный контроль над образованием
С течением времени церковь всецело монополизировала образование. Этому
способствовали и совпадение с интересами все более авторитарного государства, и глубокие
изменения в общественном сознании. Наука объявлялась «служанкой дьявола», а
отрицательное отношение к ней не только санкционировалось социальными институтами, но
и становилось органичной чертой «здравого смысла». Как нельзя лучше характеризуют это
состояние дел высказывания мыслителей того времени. Действительно, «нужен ли фонарь,
чтобы видеть Солнце?» (Дамиан). И «стоит ли путникам, направляющимся к цели, изучать
попадающиеся на пути вещи и тем отдать себя в их власть, задержаться в дороге или
своротить с нее?» (Гуго Сен-Викторский). «И к чему оказалась христианам образованность
древних? Когда Истина воплотилась, она отвергла ее. Пусть замолчит человеческое
чванство, когда заговорило слово Божественное» (Петр Бэда Достопочтенный). Добавим
сюда и неизменность всего в любом из миров: «Что было, то и будет делаться, и нет ничего
нового под Солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое, но это уже было в
веках, бывших до нас» (Экклезиаст, I, 9-11).
Если в раннем христианстве с должным почтением, неизбежной осторожностью и
деликатностью относились к «языческим» философам, то в XIII1в. подобная позиция
обернулась для Пьера Абеляра нравственными и физическими истязаниями, заточением в
монастыре. Ему не простили и его земную любовь, и обращение к диалектике как методу
поиска истины, сопоставления мнений, так как он таил неисчислимые опасности для
церковной догматики. Главным методом стал схоластический (от греч. «школа»),
требовавший заучивания догм, утвержденных определений, «доказательств», приводящих к
заранее намеченному результату.
Призванные укрепить веру, схоластические упражнения нередко порождали новые
вопросы. Серьезную опасность таил в себе даже гностицизм (от греч. «гносис» – познание),
возникший еще во II1в. для толкований Священного Писания. Именно в схоластических
упражнениях родились первые ереси, например, мысль об извечности мира, выводимая из
вечности Бога (Ориген). Более того, «если Бог сотворил мир, значит, ему чего-то
недоставало» (христианские последователи Аверроэса); «А если душа человеческая от Бога,
то откуда в ней части, достойные наказания? Выходит, что, наказывая человека, он
наказывает частицы своей души» (Езник Кохбаци). Другой армянский теолог, Григорий
Пахлавуни, магистр византийского императора Константина Мономаха, приходит к выводу,
что «нет другого способа приближения к Богу, как просвещение себя посредством науки».
Канонизированная картина мира причудливым образом сочетала в себе «наиболее