Рыбникова М.А. Загадка, ее жизнь и природа

Подождите немного. Документ загружается.

Многие загадки из книжных диалогов попали в устное обращение и

стали народными, что указывает на то, что они пришлись по вкусу

народной среде; с другой стороны, некоторые диалоги полностью

обработаны в духовные стихи (например, Голубиная книга).

Из всего сказанного позволю себе сделать следующие выводы о

методе изучения загадок:

1. Загадки необходимо изучать в связи с тем цельным произведе-

нием, обрядом или частным случаем, с которым они связаны, только

при таком изучении загадки получают то место, где они возникли, тот

фон, на котором они рисовались.

2. Древнейшие загадки были связаны с культом и с верованиями,

а потому они могут быть поняты лишь в том случае, если будут изучены

в связи с верованиями и позднейшими поверьями и гаданиями. Такое

изучение позволит выделить среди загадок представления, связанные

с мифами.

3. Загадки во втором этапе своего развития являются испытанием

знания или мудрости. Эти загадки большею частью основаны на

литературных источниках, а потому требуется прежде всего указание

таких источников. Такое изучение позволит выделить понятия о вещах.

4. Загадка, по своему происхождению произведение серьезное,

впоследствии принимает в себя элементы занимательности и остро-

умия, основанные прежде всего на пародировании старых образов, а

потом на новых шутках. Указание таких загадок должно завершить

дело изучения загадок.

М.А. Рыбникова

Загадка, ее жизнь и природа

Предмет загадки

Загадки в их тематике образуют круг примитивного мироведения.

Природа, человеческое тело, мир животных и растений, трудовые

процессы земледельца, орудия его труда, примитивная техника — вот

основной объем охваченных загадкой явлений. И все это лишь в той

мере, как оно обращено к трудовой практике крестьянина. Животные

лишь те, с которыми он непосредственно соприкасается: волк, лиса,

медведь, заяц; насекомые в том же домашнем круге: муха, таракан,

жук, блоха, борьба человека с насекомыми, его уход за пчелою.

124

Дикие звери даются в их опасности по отношению домашних

к и потных:

Страх тепло волочет.

(Волк тащит овцу.) <...>

И все кругом примечено и отмечено загадкой и широко, и узко

одновременно. Тут и солнце, и месяц, и река, и тучи, и ветер, но рядом

еще больше постоянства во внимании к частностям и деталям хозяй-

ственного быта и инвентаря.

Корова. Но не только корова, но и рога коровы, и вымя, и коровий

пузырь, и молоко, и процесс доения.

Лошади. Но не только лошади, но и соски кобылицы, и ноги

лошади, и след от копыт.

Загадки о правде, об имени, о безграмотности, о религии — редкие

тгадки. Загадка по природе своей предметна. И вот для этой ее

конкретности, предметности характерны все эти детали предметов,

которые она отмечает. <...>

Все, что берется в руки, чем деревенский человек работает, все это

тысячекратно повторяется в загадках: хомут и дуга, игла и ножницы,

соха и борона, коса и цепы и т. д. Все конкретное, частное, осязаемое.

Сам человек опознается во всех частях его тела, во всех органах:

Стоят вилы, на сморкале мигало,

на вилах бочка, на мигале поле,

на бочке махало, над полем лес,

на махале качало, а в лесу свинки —

на качеле зевало, золотые щетинки. <...>

на зевале сморкало,

Видовое, а не родовое — вот что отмечает загадка. Морковь, свекла,

лук, а не овощи; овца, баран, корова, лошадь, кот, а не домашнее

животное...

<...> В редких, исключительных случаях какой-нибудь книжник

фиксирует отгадку словами: овощ, домашнее животное, струнный

инструмент, но эти отгадки явно выпадают из основного ряда конк-

ретности. Птица как таковая почти не загадывается, но загадывается

сорока, ласточка, коршун, сыч, гусь, журавль — каждый в его индиви-

дуальных качествах:

Черна, как жук,

зелена, как лук,

вертится, как бес,

повертка в лес.

(Сорока.) <...>

Даже если в загадку вводится понятие обобщенное: «добро», «зло»,

«тепло», «страх», то и они ведут к чему-то весьма частному: «Шел я

125

дорогой: стоит добро и в добре ходит добро. Я это добро взял да

приколол, да из добра добро взял»... (Приколол — привязал к колу).

(Лошадь и жеребенок в пшенице.) <..>

Пословица дает суждение, обобщение, вывод, фиксирует жизнен-

ную философию:

От добра добра не ищут.

У страха глаза велики.

Загадка, с ее частным мироведением, поэтична по преимуществу;

пословица, с ее общим мировоззрением, стоит уже на грани поэзии и

философии.

Имея в виду предметы в их частном бытии, загадка вся направлена

к тому, чтобы развернуть представление о предмете. Загадка или

вскрывает происхождение предмета, или его функцию, или же дает

всю его биографию, с начала и до конца его бытия. Иногда загадка

останавливается в фиксации основного впечатления человека от пред-

мета зрительного или слухового; но ведь и это в той стадии мироведе-

ния, которую дает загадка, много значит: характеризовать предмет, хотя

бы статически:

Кругла, а не девка,

желта, а не масло,

с хвостом, а не мышь.

(Репа) <...>

Чаще предмет определяется трудовым опытом человека, прикос-

новением, движением, работой, и потому преобладают загадки п о -

вествовательные.Не созерцание и не наблюдение издали дает

загадка, а тот производственный опыт, в котором предметы сталкива-

ются с человеком и взаимодействуют. Комплексность — одно из ос-

новных положений этого мироведения. Овцы, волки, мужики, лошади,

ружья — все в одной загадке о погоне за волком, стащившим овцу. Но

чаще всего встречается парность предметов: ступа и пест, ведро и

коромысло, огонь и дым, ухват и горшок, руки и куделя, пол и потолок,

матица и бревна, ключ и замок, сковорода и помазок, кочерга и помело,

вода и лед, день и ночь, изгородь и поле, река и берега. <...>

В поэтике загадок всегда привлекала внимание всех исследователей

форма диалога:

— Черныш-загарыш, куда поехал?

— Молчи, кручено-верчено, сам там будешь.

(Ухват и чугун.) <...>

Подобные загадки служат цели фиксации взаимосвязи вещей; все

эти диалоги отгадываются преимущественно двумя предметами. <...>

В том курсе трудового мироведения, который представляют собою

загадки в целом, громадное место занимает вопрос: откуда что про-

|| к пило, что из чего сделано, или обратно: что из чего делается, что

• и

куда берется. Воск от пчелы, шерстяная ткань из шерсти овцы, шуба

in шкуры овечьей, лед от мороза и т. д. Что значит метонимическая

игадка

«Овца в корове»? Отгадка: чулок в ботинке. Это значит, что

чулок ощущается как материал, сделанный из овечьей шерсти, а

1к)1инок воспринимается в его хозяйственном генезисе: он сделан из

коровьей кожи. <...>

Определяя предметы по их функции, по их трудовой или хозяйст-

|к-IIпой направленности, загадка именно с этой стороны фиксирует их

• повесно, иногда в одном существительном. Коровий хвост — вихлец,

махай, хлестун, хлебестун, вихляй, вертун. Его назначение — отгонять

оподов, мух, слепней. Он нужен, полезен. Его функция ощущается

человеком очень остро. Еще острее человек чувствует и передает работу

собственных органов: рук, ног, глаз, рта и т. д. Именно с этой стороны

даны все эти части тела в загадках о человеке: руки — грабли, махало,

хапало; рот — едало, зевало, ревун; нос — сапун, чихало, сморкало;

глаза — мигало, глядело, глядун, мигун. <...>

Соединив генезис предмета с его функцией, мы получим всю

диалектику его бытия, его биографию. Загадка дает иногда именно

такое соединение начала с концом:

Летит зверок через божий домок,

летит и говорит: «Вот моя силка горит».

Дано и происхождение свечи от воска пчелы и ее функция —

горение. <...>

Развертывая вещь от ее рождения и до смерти, загадка может дать

блестящую по своей выразительности историю жизни:

Был я на копанце, стар стал - пеленаться стал;

был я на хлопание, умер —

был на пожаре, мои кости негодящие в ямку бросили,

был на базаре. и собаки не гложут.

Молод был — людей кормил,

(Горшок.) <..->

Итак, загадка, давая конкретный предмет, опознает его в его

происхождении, в его назначении и в диалектике его жизни. Загадка

играет соединением предметов, их взаимодействием, соотношением.

Свежая, сохранившаяся загадка звучит повествованием, диалогом,

встает метонимией или метафорой. Во всем этом мы ощущаем ту

стадию постижения явлений, когда человек еще далек от абстракции,

когда для него не существует родовых понятий; но в мире конкретно-

стей он живо ищет причин и следствий, исследует законы сцепления

вещей и пути их жизни. Поэтические формы загадки раскрываются

именно в этой их идеологической природе.

127

126

Социальная природа загадки

<...> Загадки, беря определенный круг предметов, дают их глазами

производителя этих предметов:

Выпашу чисто поле, Возьму пыльно,

погоню черных овец. сделаю жидко;

(Хлебы в печи.) брошу в пламень,

будет как камень.

(Пирог.) <...>

Загадки эти сложены теми, кто сеет, копает, печет, пашет, косит.

Круг жизни натурального хозяйства, крестьянство, соединяющее зем-

леделие со всеми примитивными ремеслами,— вот о чем свидетельст-

вуют загадки, вот какова общественная природа основного массива их.

О горшке загадывает тот, кто делает горшок («Был я на копанце, был

я на хлопание»). <...>

Социальная, производственная основа загадки ощущается не толь-

ко в том, какой предмет и как передан, но и также в том, с помощью

какого образа, какой метафорой предмет выражен. Возьмем для при-

мера месяц. Основные три образа таковы: месяц — жеребенок (ме-

рин, вол, корова, медведь); месяц — краюха хлеба; месяц — пастух,

звезды —-стадо. <...>

Эти образы пережили века. Они определены скотоводством и

землепашеством. Месяц — жеребенок, корова, вол; месяц — краюха

хлеба; месяц — пастух. <...>

Можно ли определить загадку точнее; какая прослойка крестьян-

ства создает ту или иную из них? В этом смысле проще иметь дело с

пословицами... Пословица часто и явно дает сатиру на богатого, на

корыстного, на суд и расправу. Эти же классовые установки гораздо

труднее определить в загадках. Загадка говорит не о людях, не об

отношениях людей (как пословица), а о вещах. Вещь, правда, дается

определенного круга и с определенной точки зрения, производственная

установка ясна. Но мы ищем еще более точных указаний. Далеко не

всегда, но мы их находим. <...>

Бедняцкие загадки дают себя знать в критическом, насмешливом

изображении таких слагаемых села, как поп и мельник:

В ельничке густом,

во березничке частом

олень машет хвостом.

(Поп кадит.) <...>

Функция загадки

Интереснейшие сведения о бытовании загадки у вотяков расска-

II.тает К.П. Герд'. Он свидетельствует, что осенью, после уборки хлеба,

и до начала января, до появления признаков нового хозяйственного

| ода, удмурты собираются в избы на вечера загадок. Женщины прихо-

ти с пряжей, мужчины со своей работой, и начинается загадывание

•iaгадок. Слово у вотяков <...> считается магическим, и потому в пору

роста хчебов, в период рождения скота целого ряда слов, песен, загадок

произносить не следует. «Руководствуясь этими суевериями и сообра-

жениями, вотяки Валинского края дают простор своей фантазии и

свободу своему слову лишь тогда, когда все их благосостояние нахо-

дится в полной безопасности: хлеба с полей убраны в клади, скот в

хлевах, и вся семья в сборе после благополучно законченного летнего

груда».

«По-видимому,— продолжает исследователь,— период загадыва-

ния загадок у вотяков связан с солнцем и движением соков в природе.

Загадки начинают загадывать тогда, когда засыпает природа, а вместе

с ней засыпают или, вернее сказать, затихают и силы природы. Уже

было сказано выше, что, по повериям вотяков, загадки имеют особен-

ное свойство влиять на окружающую среду и поэтому относятся к

особому виду творчества человеческой фантазии. Загадывать загадки

во всякое время года, дня и даже ночи у вотяков нельзя. Кроме того,

у вотяков загадки отнюдь не считаются простой забавой или развле-

чением». Загадывание начинается лишь с осени, но центральным

периодом исполнения всяческих легенд, преданий, сказок, считается

период прежнего Рождества, т. е. с 25 декабря по 6 января.

Сведения Герда настолько любопытны, что приходится снова его

цитировать. Речь идет о самих вечерах загадок. «Присутствующие на

«вечерах загадок» большею частью располагаются полукругом около

главного «руководителя» вечера. Раньше это были большею частью или

пожилой вотяк, или старуха (хозяева дома), располагавшиеся или на

скамье, или на стуле со своей работой; теперь эта роль все больше и

больше переходит в руки молодежи».

Загадывание на этих вечерах начинается с темы «человек» и потом

идет концентрическими кругами. Последнее дает возможность ориен-

тироваться в материале и отгадать загадку. Вне определенной темати-

ческой установки отгадать загадку почти невозможно.

Такова, очевидно, та первоначальная стадия, через которую про-

ходило человеческое общество в пользовании загадкой: ее значение —

Труды Общества по изучению вотского края. 1928. Вып. 5.

5Я-7

129

128

магическое. Загадкой утверждается бытие предмета, и все загадки в их

комплексе дают как бы цикл мироведения. Старик или старуха,

загадчики и руководители подобного вечера, вводят молодежь в те

круги хозяйственной и производственной жизни, через которые про-

ходят они все вместе в долгие месяцы напряженного сельскохозяйст-

венного труда. В дни отдыха эта же производственная практика

осознается, утверждается, поэтизируется.

Бытует загадка и в обрядовой поэзии, в той же свадьбе. Поезжане

жениха могут получить для него место рядом с невестой лишь после

удачного решения целого ряда загадок. Загадки загадываются и в другие

моменты свадебного обряда <...>

Нужно думать, что борьба загадками в свадебном обычае заменила

в течение какого-то исторического времени физическую борьбу двух

родовых групп за обладание женщиной-невестой как трудовой едини-

цей. Теперь же этот турнир остроумия утратил свою прежнюю функ-

цию, его роль — игровая.

Игровой смысл придается постепенно загадкам и на вотяцких

вечерах, по мере того как роль загадчиков все чаще и чаще переходит

теперь к молодому поколению.

В настоящее время загадки мы все чаще и чаще встречаем как игру,

которой тешит себя деревенская молодежь на посиделках в зимние

вечера.

Бытует загадка в обряде, является иногда как бы курсом мирове-

дения, как у вотяков, живет она и в составе сказок.

Громадное количество сказок построено на том, что герой должен

отгадать какую-то трудную загадку. Легенда повествует о том, как около

Фив сфинкс истреблял всех, кто не разгадывал его загадки («Какое

животное ходит утром на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером

на трех?»). И только Эдип, мудрый Эдип, ответил, что животное это —

человек.

<...> Ярко выступает мироведческая роль загадки в педагогике. Да,

сейчас загадка перешла в книгу, вселилась прочно в хрестоматию, в

букварь, в рабочую школьную книгу. И это отнюдь не смерть и не

гибель, а новая фаза жизни загадки. Учитель помогает ребенку совер-

шенно сознательно осмыслить и увидеть ряд предметов по большей

части также в комплексах («человек», «орудия труда» «животные»), как

это делается и на вотяцких вечерах загадок. Детские книги для чтения,

ребячьи журналы дают на своих страницах загадку как обязательный

свой жанр. Предметность, конкретность загадки, направленность ее к

деталям жизни делают ее, конечно, отличным приемом дидактического

воздействия на детский ум. Это учебное свойство загадки используется

не только книгой, оно осознавалось и в крестьянской педагогике. «Нас

пятеро было у матери. Вечером она нам загадывала загадки». Так

объяснила свое знание загадок одному из собирателей (Г.С. Виногра-

дову) его собеседница. Тот же наблюдатель настойчиво утверждает, что

130

•lit KIT загадки преимущественно женщины, и устанавливает связь этого

факта с народной педагогикой. Действительно, загадка вводит ребенка

it вопросы: что откуда, что из чего делается (генезис предмета) и что

Чем делают, что к чему годится (функция предмета).

В ответ на загадки о сохе и о бороне современный подросток, как

м I.) шаем, сам создает загадки о тракторе и о радио; этот факт является

исключительно важным; он дает нам перспективу жизни и развития

«гадки; не вымирание, а новые темы, трансформация образов на почве

богатейших вековых завоеваний отживающей на наших глазах культу-

ры.

Рядом со стихийным безыменным творчеством современных зага-

Вок идет творчество именное, индивидуальное. <...> Маршак и ряд

п|>угих авторов создают для юных читателей специальные загадки...

Музыкант, певец, рассказчик,

а всего — труба да ящик.

(Радио.)

В Полотняной стране,

по реке Простыне

плывет пароход,

то назад, то вперед,

а за ним такая гладь,

что и зыби не видать.

(Утюг.)

Это — загадки из сборника Маршака (Загадки. «Радуга». Рис. Пет-

рова-Водкина, 1925 г.).

Итак, игровая и образовательная функция загадки, ее бытование в

детской и молодежной среде — таковы факты современности.

Загадка на всех ступенях ее жизни служит целям укрепления силы

общественного человека; или это фиксация его связей с природой и с

хозяйством (магия слов в вотяцких вечерах), или это испытание

борющихся родов, семей в свадебном обряде, состязание классов — в

сказке: богач и бедняк, царь и повар. Даже в игре загадка продолжает

укреплять позиции мироведения и тем самым служит опять-таки целям

идеологического вооружения <...> человека.

Загадочная поэзия

Загадка и загадочность отвечают исконным потребностям челове-

ческой психики, особенно детского и юношеского возраста. Наблюда-

лось, что маленькие дети, услышав загадку («В брюхе — баня, в носу

решето»), начинают потом играть комбинациями нелепостей, сперва

лаже ничего не загадывая. Например: «четыре ноги, а ушей нет». Этой

131

именно потребности игры нелепостями отвечают такие песенки, как

«Летел медведь по поднебесью». <...>

Загадка как нельзя больше подходит к жанру считалки, и та, и

другая играют несообразностями.

Потребность в подобном психологическом раздражителе велика,

это нечто вроде вольных движений сознания, которые выводят мысль

из рамок обычных, вяло текущих ассоциаций. В загадке этот же самый

процесс оформлен приемом оксюморона, поэтическим парадоксом.

Красная девица

сидит в темнице,

а коса на улице.

Утка в море,

хвост на заборе.

Эти известнейшие загадки осуществляют именно игру в несообраз-

ности. Оксюморон, вообще говоря, основа загадки. Дерзость сочета-

ний, смелость комбинаций — вот что влечет нас чаще всего к загадке,

что и смешит, в конечном итоге, при разгадке. <...>

Вторая основа загадки — ее метафоричность. Ковшик — утка,

глаза — вожжи, морковь — девица, а ее зелень — девичья коса.

Отмечаем при этом, что в загадке преобладает метафора-сущест-

вительное. Предметность загадки определяет эту сторону ее поэтики.

Глагол дается минимально. Загадка — мир существительных. <...>

Именная метафора в загадке стоит рядом с метонимией. Определяя

происхождение предмета, загадка называет тот материал, из которого

предмет сделан. Производственный опыт заставляет горшок называть

глиной, скатерть — льном, шерстяной чулок — овцой.

Через быка и барана

свинья лен тащит.

Это значит, что валенки подшивают кожей с помощью щетины.

<...>

Метафоричность, метонимичность, поэтические парадоксы — вся

эта специфика поэзии обнаружена нами в загадке в полной мере.

Загадка — поэзия по преимуществу, особенно рядом с пословицей.

<...>

Пословицы и поговорки

И.М. Снегирев

Обозрение пословиц

<...> Кажется, нигде столь резко и ярко не высказывается внешняя

и внутренняя жизнь народов всеми ее проявлениями, как в пословицах,

в кои облекаются его дух, ум и характер. Летучее слово, проникнутое

и одухотворенное живущей мыслию, получает самобытность и веко-

вечность. Все минется, одна правда остается.

И так, не без основания, пословицы сами себя определяют прав-

дивыми, истинными, непреложными, неизбежными, неподсудными: По-

словица правдива; Пословица не мимо (дела) молвится; Старая

пословица не сломится; На пословицу суда нет. Но ни глупая, ни пьяная

речь не пословица, следственно только умная, трезвая, здравая.

От присутствия в пословицах вечной правды, соединяющей в себе

разумность, свободу и нравственность, им приписывали божественное

происхождение, а по незапамятной, предысторической давности, воз-

водили начало их к младенчеству рода человеческого, искали в колы-

бели народов, окруженной мраком древности. Действительно,

истинная мудрость и правда проистекают от сближения духа челове-

ческого с духом Божиим. Сродна ей и младенческая одежда, как знак

ее чистоты и простоты. Вот почему сама небесная правда и воссиявшая

от земли истина <...> облекались в одежду притчи и пословицы, когда

благоволили прийти в явление человечеству.

Как искони все истинное, праведное, преизящное называлось

божественным, то и народ всякое убеждение в сущей правде и непре-

ложной истине почитает внушением свыше, гласом Божиим: Глас

народа — глас Божий. Совесть добрая — глас Божий. Этот живой голос,

по сущности своей, столь внятный сердцу человеческому, столь со-

гласный с его совестью и умом, раздается от начала мира во всех

временах и языках, в их жизни и пословице. Он живет с народами и

переживает их. Доказательство тому найдем в пословицах, выражаю-

щих вечные, неизменные истины, уставы естественного разума; они у

разных народов одинаковы, потому что происхождение их общечело-

веческое. Сущностию своей они различаются от собственно народных

133