покойников хоронят в вытянутом положении; умерший «спит», оставаясь
человеком (спокойным человеком — «покойником») и не готовясь ко
второму рождению, к воплощению в другом существе.
Самая разительная перемена в погребальном обряде связана с
появлением кремации, полного сожжения трупов. Идея кремации также
связана с представлением о жизненной силе, о ее неистребимости и вечности,
но теперь ей находят новое местожительство — небо, куда души умерших
попадают с дымом погребального костра.
При археологических раскопках наблюдается сосуществование обеих
форм: древней, ингумации — захоронения покойников в земле, и новой,
родившейся лишь в середине II тысячелетия до н. э.,— кремации. Обе они
связаны с общей идеей культа предков, но с разной практической
направленностью этой идеи. Захоронение предков в земле могло означать,
во-первых, то, что они как бы охраняют земельные угодья племени
(«священная земля предков»), а во-вторых, что они способствуют
рождающейся силе земли. При трупосожжении же совершенно отчетливо
проступала новая идея душ предков, которые должны находиться где-то в
среднем небе и содействовать всем небесным операциям (дождь, туман, снег)
на благо оставшимся на земле потомкам. Трупосожжение не только
торжественнее простой ингумации как обряд, но и значительно богаче по
сумме вкладываемых в него представлений. Осуществив сожжение, отослав
душу умершего в сонм других душ предков, древний славянин после этого
повторял все то, что делалось и тысячи лет тому назад: он хоронил прах
умершего в родной земле и тем самым обеспечивал себе все те магические
преимущества, которые были присущи и простой ингумации.
Русский историк XIX века Василий Осипович Ключевский так писал
об охранительной функции захоронений у славян: «Обоготворенный предок
чествовался под именем чура, в церковно-славянской форме щура; эта форма
доселе уцелела в сложном слове пращур. Значение этого деда —
родоначальника как охранителя родичей, доселе сохранилось в заклинании
от нечистой силы или нежданной опасности: Чур меня!, т. е. храни меня дед.
Охраняя родичей от всякого лиха, чур оберегал и их родовое достояние...
Нарушение межи, надлежащей границы, законной меры мы и теперь
выражаем словом чересчур... Этим значением чура можно объяснить одну
черту погребального обряда у русских славян, как его описывает Начальная
летопись. Покойника, совершив над ним тризну, сжигали, кости его собирали
в малую посудину и ставили на столбу на распутиях, где скрещиваются пути,
т. е. сходятся межи разных владений... Отсюда суеверный страх,
овладевавший русским человеком на перекрестках».
Современные археологи не разделяют мнения В. О. Ключевского
относительно слова «столп» из летописи Нестора. Если бы урну с прахом
возносили на какой-то деревянный столб, который со временем разрушался,
то на долю археологии не осталось бы ничего, однако это не так. Слово
«столп» означало в древнерусском языке не только «столб, бревно», но и
надмогильный домик, саркофаг. Правильную мысль о «столбах» выразил