Поддержание и восстановление определенного уровня стабильности после необычайно жестких
экологических и военно-политических токов нередко достигалось ценой существенного ослабления
горизонтальных связей, подавления индивида, консервации традиционных институтов, ограничивавших
импульсы к развитию.
В результате завоеваний кочевники к началу (или в начале) второго тысячелетия установили, а
потом неоднократно «возобновляли» свое господство во всех трех крупнейших субрегионах Востока,
при этом они воспроизводили, где это им удавалось, периферийные, архаичные формы хозяйствования.
Господство кочевников в странах Востока по своему характеру и последствиям, как правило, отличалось
далеко не в лучшую сторону от более поздней европейской колонизации. Важной чертой восточных
деспотий, сложившихся в результате завоеваний номадов или испытывавших воздействие (военное
давление) кочевников извне, была тенденция к превалированию непроизводительных, в том числе
разрушительных и паразитических, функций государства над созидательными.
Говоря о хищничестве и паразитизме восточных правителей, приведем следующие факты. Рента
и налоговые изъятия, отчуждаемые у крестьян в юаньском, минском и цинс-ком Китае, в делийском
султанате, могольской Индии, сефевидском Иране, а также в ближневосточных государствах эпохи
Средневековья и Нового времени, порой достигали 40-50% собранного урожая (конечно, крестьяне,
бывало, утаивали часть продукции, но и чиновники и откупщики нередко выколачивали больше, чем это
было «положено»). По данным отечественных и зарубежных востоковедов, в XI-XIII вв. на Ближнем
Востоке (Египет, Сирия) отчуждалось у крестьян-землевладельцев 25%, у арендаторов — 62, у
издольщиков — 75 и у батраков 82% произведенного ими сельскохозяйственного продукта. На Ближнем
Востоке в конце XVIII — начале XIX вв. феллахи, случалось, отдавали в виде налогов (и ренты) до 2/3
урожая; элита (0,1-0,3% населения) в могольской Индии, Османской империи, сефевидском Иране
присваивала 15-20% национального продукта. В цинском Китае этот показатель в среднем был,
возможно, вдвое меньше (8-10%), однако и он превышал европейские «стандарты»: в ранней Римской
империи и в Англии эпохи королевы Елизаветы I этот индикатор достигал 5-7%.
Стремясь сохранить и увеличить свои богатства, восточные правители, во-первых, как правило,
ограничивали развитие частной инициативы, справедливо усматривая в ней серьезную опасность своему
существованию, угрозу стабильности; во-вторых, всемерно наращивали средства военно-политического
и идеологического давления на своих подданных и ближайших соседей. В Китае в последней четверти
XI в. военные расходы (по минимальным оценкам) могли составлять 3-6% ВНП.
В аббасидском халифате во времена правления аль-Мансу-ра, Харун ар-Рашида и аль-Мамуна
(754-833) этот показатель, возможно, равнялся 6-7% национального продукта стран Ближнего Востока.
В государстве Салах-ад-Дина во времена третьего крестового похода (1189-1192) военные расходы
достигали не менее 8-10% национального продукта. Примерно в такую же величину можно оценить
военные затраты Османской империи к концу правления турецкого султана Сулеймана I Кануни (1520-
1566). В могольской Индии военные расходы возросли с 12-15% ее национального продукта в 1595-
1605 гг. до 18-23% в 1680-1688 гг., при этом около чет верти населения империи непосредственно
обслуживало ее вооруженные силы.
В то же время, по имеющимся оценкам, в средневековых государствах Западной Европы затраты
на содержание армий в среднем не превышали 5-10% их национального продукта. Например, в Англии в
1688 г. этот показатель составлял 5-6%. Вместе с тем в периоды особенно ожесточенных конфликтов, к
которым следует отнести тридцатилетнюю и ряд других войн, отмеченный показатель возрастал до 6-
12%. Обобщая приведенные данные, следует отметить, что в восточных деспотиях относительная
доля военных, по сути дела непроизводительных, расходов была в целом несколько выше, чем в
досовременных обществах Запада.
Подданные в странах Востока часто страдали не только от произвола, хищничества и
паразитизма власть имущих, но также от их инертности и бездеятельности, отражавших глубокую
асимметричность взаимных «обязательств» верхов и низов. Низы были, как правило, весьма слабо
защищены от всевозможных бедствий (налеты кочевников, грабителей, чума или голод).
После Акбара моголы не имели постоянно действовавшей системы помощи голодающим.
Сефевидский режим кое-как поддерживал бедствовавших во время засух. По мнению исследователей,
помощь голодающим в странах Востока была меньше, чем в странах Западной Европы в XVII-XVIII вв.
Однако в цинском Китае XVIII в. была, по-видимому, создана относительно развитая для того времени
система зернохра- " нилищ для экстренного снабжения населения. Но в Китае и других азиатских
обществах не было эффективно действовавших карантинных и санитарных кордонов, подобных тем, что
существовали в Европе для борьбы с распространением эпидемий.
История стран Востока насчитывает немало мудрых правителей. Вместе с тем система, в которой