Волшебное
дерево
на
могиле
8
дыдущей сказке, здесь убита, зарезана и съедена мать; кости
матери похоронены младшей дочерью [Hahn, I, N 70
].
Иногда
вместо
матери просто
фигурирует
корова, или коза, или другое
животное. Не всегда вырастает дерево. Иногда мать высовыва-
ет
руку из могилы и дает ключ к дереву, которое открывается
как
шкаф,
или платье создается непосредственно из костей
коровы. Обращает на себя внимание то, что как в предыду-
щем, так и в этом случае могила поливается. В первом случае
—
водой, по указанию самой Буренушки, в «Золушке» более об-
разно
—
слезами. На этой детали еще придется остановиться.
Отмечаем, что в обеих сказках захороненная корова или
захо-
роненная
мать играет роль помощницы
«с
того
света».
Третья сказка, в которой встречается наш мотив, это
сказка
о тюльпанном дереве, неизвестная в русском фолькло-
ре, но знакомая русским по обработке Жуковского. Передаем
ее
опять вкратце по
редакции
братьев Гримм.
Перед домом мужа и жены растет можжевельник. Жена
становится беременной. Рождая сына, она умирает и просит
похоронить ее под можжевельником. Старик женится
вто-
рично. Рождается дочь. Мачеха ненавидит пасынка. Она убива-
ет
его жестоким образом: предлагает ему взять из сундука яб-
лок и захлопывает крышку над его шеей, так что голова скаты-
вается
в сундук к яблокам. Она варит из тела мальчика по-
хлебку
и дает ее съесть отцу. Отец бросает косточки под стол.
Сестричка собирает их в шелковый платок и хоронит кости
под можжевельником. С можжевельника слетает белая птица.
Птица поет о том, как она была убита. Кузнец в награду за
песню дарит ей цепочку, башмачник
—
пару красных туфель, а
мельник
—
жернов. Птичка возвращается домой. Цепочку она
сбрасывает
отцу,
туфли
—
сестре, а жерновом убивает мачеху.
В
этот момент птичка вновь превращается в мальчика.
Мы
имеем одну новую черту: мальчик оживает, чего нет в
предыдущих случаях. Это «оживление» еще должно нас за-
нять. Что мать просит похоронить ее под
деревом,
что там же
хоронят кости мальчика, это, конечно, не спроста. Правда, де-
рево здесь не вырастает из могилы, а имеется с самого начала,
но все же принадлежность этого случая к затронутому кругу
представлений совершенно очевидна.