Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

бы несладко при том положении, которое они занима-

ли, безусловно, стали б обороняться. Они и теперь не

представляли надежной защиты наземникам. Но наша

шестерка, готовая снова ринуться с высоты на любого

противника, захватила простор, ждала немецких «бом-

беров».

Наверно, наши атаки и наш уход в сторону солн-

ца так ошарашили вражеских наземных радионавод-

чиков, что они вернули своих бомбардировщиков, ко-

торые до сих пор всегда обязательно появлялись по-

сле «мессершмиттов». Небо оставалось чистым.

Мы патрулировали заданное время, то снижаясь, то

исчезая в высоте. Не дождавшись «юнкерсов», воз-

вратились на свой аэродром. Я был доволен действи-

ями всей группы, каждым летчиком в отдельности, а

особенно тем, что они выдерживали дистанции, четко

выполняли маневры группой, что все показали новый

стиль работы.

Как только мы приземлились, к нам пришли соседи –

те, которые первыми летали на прикрытие Крымской.

Они благодарили за выручку, с восхищением говорили

о наших атаках.

– Здорово вы их! – говорил один из летчиков. – Сразу

всех как ветром сдуло. Если бы не вы, наделали бы,

гады, дырок в моей машине.

– Не летайте, как куропатки, безобидной стайкой! –

весело отозвался Речкалов, вытирая вспотевший лоб.

– Да, ребята, – поддержал я его, – ваша тактика уже

изжила себя.

Мне хотелось обстоятельнее поговорить на эту те-

му с соседями, но я увидел Вадима Фадеева, который

размашистой походкой шел к нам. Радость за его воз-

вращение заставила забыть обо всем.

– Ты это что ж, чертяка, – забасил он, широко раз-

водя руками, – пока мы плаваем по морям и болотам,

ты фрицев крошишь? Слыхал, молодец: по-новому, по-

нашему действовал?

– Да, Вадим.

– Поздравляю! Кто по-старому воюет, тот одни дырки

привозит.

И Фадеев, засмеявшись, похлопал по спине летчика

соседней части.

Подошел Крюков.

– Хорошо начали! – сказал Пал Палыч, пожимая

всем руки. – Комдив передал, что доволен вашей ра-

ботой.

Да, это было только начало.

Успешный вылет моей шестерки избавил нашу эска-

дрилью от «академичного» провоза над районом бо-

евых действий, затеянного Краевым. Мы не увидели,

как две другие эскадрильи полка, сведенные в одну

группу, торжественно двинулись к переднему краю. Го-

ворят, они пошли под облаками на одинаковой высоте.

Теперь мы ожидали их возвращения.

Наконец в воздухе появились и наши «кобры».

– Ну, как дела? – спросили мы у летчиков, когда они

приземлились.

– Потеряли одного, – неохотно ответил кто-то из них.

Позже стали известны подробности этого вылета.

Группу атаковала всего лишь пара «мессеров», вне-

запно вынырнувшая из-за облаков. Сбив «кобру», она

тотчас же скрылась. Летчику удалось выпрыгнуть с па-

рашютом. Но новую машину потеряли ни за что. Этот

случай еще раз доказал, что надо самым решитель-

ным образом отказаться от всего устаревшего. Разве

нельзя было новый район боевых действий осваивать

не всем полком, а малыми маневренными группами?

Но в напряженной фронтовой обстановке много рас-

суждать об успехах и неудачах некогда.

На взлетную полосу каждую минуту выруливает или

садится самолет. Над аэродромом кружат, выстраива-

ются в группы и уходят на запад истребители. К стоян-

кам, к складам то и дело подъезжают спецмашины. Уз-

кий участок фронта, мало земли в руках противника,

но много неба, которое нужно защищать. Приказы на-

чальников и росчерки ракет торопят в бой. Я снова ле-

чу во главе шестерки прикрывать свои наземные вой-

ска.

То, что я уже видел над Крымской (первые «мессер-

шмитты» появились на большой высоте малой груп-

пой, и удар «охотников» из-за облаков), подсказывает

новый строй моей шестерки. Мы с Голубевым идем с

превышением над четверкой Паскеева. Пусть ударная

группа завяжет бой, а мы будем расправляться с те-

ми самолетами противника, которые ринутся на высо-

ту, готовясь к повторной атаке.

Доверив Паскееву ударную четверку, я решил

узнать, как он будет действовать после длительного

перерыва. Его последний боевой вылет летом прошло-

го года закончился неудачно, хотя вел он себя тогда

стойко и мужественно.

Я уже видел и его робость и храбрость. Как он те-

перь среагирует на первую встречу с «мессершмитта-

ми» или «фоккерами»?

…Высота пять тысяч метров. Через просветы в

облаках хорошо видна земля. Осматриваюсь. В небе

спокойно. Знаю – это ненадолго. Вот-вот покажутся

вражеские самолеты.

Так и есть. Ниже нас, далеко впереди, темной ста-

ей появляется большая группа фашистских бомбар-

дировщиков. Они идут в плотном строю и почему-то

без прикрытия. Неужели истребители опаздывают? На

немцев это не похоже. Нет, вот с аэродрома Анапы,

вздымая пыль, взлетают «мессеры». Расчет точный: к

переднему краю они придут вместе.

Там, за всем этим движением в воздухе, лежала

необозримая синь моря, сливавшаяся с небом. Хоте-

лось еще разок посмотреть в нежную, спокойную даль,

но тревога уже заставляла сосредоточиться на группе

бомбардировщиков, разраставшейся на глазах.

Сообщив «Тигру» о приближении бомбардировщи-

ков, приказываю Паскееву подготовиться к атаке и

осматриваюсь сам. Вижу: пара «мессеров» идет на на-

шей высоте. С ними первыми нам придется скрестить

огненные трассы.

– Голубев, иду в атаку, прикрой!

Этой командой как бы подводится невидимая черта,

за которой начинается воздушный бой.

«Мессершмитты» лезут вверх. Нам тоже надо уве-

личивать высоту. Через просветы в облаках время от

времени слежу за четверкой Паскеева. Ведь она наша

опора.

«Мессеры» – «охотники», как я мысленно их квали-

фицировал, – уклоняются от боя с нами. Их замысел

ясен: оторвать нас от четверки.

Я не ошибся: к группе Паскеева устремляются де-

сять «мессершмиттов» – те, которые взлетели с аэро-

дрома Анапы. Надо развернуться им навстречу, рассе-

ять их лобовой атакой и прорваться к бомбардировщи-

кам. Паскеев так и делает. Он идет впереди. Противни-

ки сближаются. Вот-вот сверкнут трассы пулеметного

огня.

– Паскеев, атакуй? – кричу я, не сдержавшись.

Но в этот момент ведущий нашей ударной группы

вдруг резко отвернул в сторону и со снижением пошел

в направлении Краснодара. За его машиной потяну-

лась лента густого дыма. Нет, она не загорелась. Про-

сто летчик включил форсаж.

«Что он делает? Почему уходит? – с тревогой и до-

садой думаю я. – Неужели струсил и бросил на произ-

вол судьбы троих молодых летчиков?»

Прекратив возню с «мессерами»-охотниками, стре-

мительно бросаюсь вниз, на помощь нашей рассыпав-

шейся тройке. Но поздно. Самолет Козлова – ведомого

Паскеева – уже потерял управление и пошел к земле.

Оставшаяся пара молодых летчиков пристраивает-

ся ко мне, и мы вместе начинаем отражать атаки «мес-

сершмиттов». И только в эти минуты я вдруг вспомнил

о Голубеве. Где же он? Когда отстал?..

Армада вражеских бомбардировщиков подходит все

ближе и ближе к нашему переднему краю. А прегра-

дить ей путь мы не в силах. Единственно, что мы мо-

жем, – это врезаться в гущу девяток, нарушить их строй

и заставить «юнкерсов» сбросить бомбы сейчас же, не

доходя до цели.

И я веду тройку в атаку. Молодые летчики смело

идут за мной. Стремительно заходим сзади сверху и

открываем мощный огонь из пушек и пулеметов. Нас

не смущает ответная стрельба вражеских стрелков.

Нервы гитлеровцев не выдерживают. Бомбардировщи-

ки отваливают в стороны и начинают беспорядочно

бросать свои фугаски. Рассеяв одну группу «юнкер-

сов», врезаемся во вторую, затем – в третью. Мы в

самой гуще бомбардировщиков, и «мессерам» очень

трудно нас атаковать. Но вот бомбардировщики повер-

нули назад, и мы оказываемся втроем против деся-

ти истребителей противника. Оторваться от них невоз-

можно. Значит, надо драться. А боеприпасы на исходе.

Но что это: «мессеры» разворачиваются и берут

курс на запад. Осматриваюсь и с радостью замечаю:

на помощь нам спешит большая группа наших истре-

бителей.

…Возвратившись с задания, я прежде всего поинте-

ресовался, дома ли Голубев и Паскеев. Мне ответили,

что Голубева нет, а Паскеев благополучно приземлил-

ся.

– Что с его машиной?

– Мотор заклинило, – сказал техник.

Все стало ясно: при длительном полете на форса-

же мотор может выйти из строя. Неужели Паскеев спе-

циально это сделал, чтобы прикрыть свою трусость в

бою? Нет, для такого обвинения одного факта недоста-

точно. Да и его нужно тщательно проверить. Но одно

ясно: мы ни за что потеряли двух летчиков и две новые

машины. И в этом в первую очередь повинен он.

Паскеев стоял в стороне от группы летчиков и под-

жидал нас. Когда мы подошли, он, бледный, с бегаю-

щими глазами, начал что-то говорить. Я не слушаю его,

меня душит злоба, еле сдерживаю себя, чтобы не бро-

сить ему в лицо страшное обвинение в подлости и тру-

сости.

Командир полка, выслушав мой рапорт о результа-

тах вылета и поведении Паскеева, сказал:

– Ладно, разберемся. Готовь группу к вылету. Тяже-

лое впечатление затмило все радости первого успеха

эскадрильи. Но жизнь не позволяет углубляться в пе-

реживания неудач – ей нужны от нас только мужество,

только боевая активность. Я снова в кабине самоле-

та. Включив приемник, слышу возбужденный голос Фа-

деева. Где-то там высоко и далеко идет тяжелый воз-

душный бой – голос Фадеева словно доносил сюда, на

поле нашего аэродрома, грозный гул и жаркое пламя

схватки. Тревога за судьбу друзей, бросавшихся в эти

минуты в смертельные поединки, звала в высоту.

Совершив в этот день еще несколько вылетов на

прикрытие наших войск, полк к вечеру получил при-

каз перебазироваться в район станицы Поповической.

Этот приказ никого не удивил: Краснодарский аэро-

дром был забит самолетами, а весна сделала свое –

надежно подсушила кубанскую землю.

Сборы, суматоха переезда напомнили мне о других

перебазировках в сорок первом и сорок втором годах.

Между ними не было ничего общего. На сей раз мы

впервые переезжали с одного аэродрома на другой не

потому, что вынуждены были, как тогда, уступать свою

базу противнику. Нет, мы, наступая, меняли боевую по-

зицию.

Укладывая свои вещи в чемодан, я натолкнулся на

вещь, купленную еще накануне Нового года в Баку. Од-

нажды, перед самой разлукой с Марией, я ездил туда

из Манаса. Это было одно из тех путешествий, которые

случались редко. Командир разрешил мне поехать в

город приобрести кое-что для себя. Я прибыл в Баку

утром, целый день ходил по магазинам, осматривал го-

род, купил для себя брюки, бельишко и, сам не ведая

почему, отрез на платье. Так как поезд из Баку отпра-

влялся поздно, я прямо со своими свертками пошел в

театр, на оперу «Кармен». Еще подростком я слушал

ее в Новосибирске в исполнении самодеятельных пев-

цов. Меня пленили тогда тореадор и, конечно же, Кар-

мен. Встреча с этими яркими, запоминавшимися обра-

зами взволновала меня, и я, не колеблясь, приобрел

билет на спектакль.

Стоя теперь над своим чемоданчиком, я снова пе-

реживал тот день, проведенный в Баку, вспомнил, для

кого был приобретен этот отрез.

Отдаляясь от того места, где мы встретились с Ма-

рией, где сказали друг другу слова, которые произно-

сятся только раз в жизни, я все чаще думал о ней. Из-

под Баку, где задержался наш полк на переучивании, в

эти дни один наш инженер выезжал по делам службы

в Махачкалу. Я попросил его: «Если вдруг встретишь

там Марию, забери ее из батальона и привези к нам.

Обязательно забери!» Тот посмеялся надо мной и уе-

хал. Конечно, он никак не мог увидеть в Махачкале Ма-

рию, так как она в это время уже была на фронте.

Сегодня, готовясь к перелету, я с какой-то глубокой

тоской подумал о Марии. Прошло почти четыре ме-

сяца, как мы не виделись с ней. Они изменили мою

жизнь, привели меня на фронт, принесли мне первые

победы в бою, первые огорчения. А где она? Что с ней?

Почему не написала мне ни строчки? Неужели все то,

что наговорили ей обо мне неприятного, взяло верх

над теми хорошими чувствами? Да, все может быть.

Ведь и там, где она служит, есть молодые летчики, и

там летчики посещают своих больных друзей в вечер-

ние часы, как посещали мы Комосу в тот вечер, когда

я познакомился с ней.

Мысли о девушке, о ее отношении ко мне не поки-

дали меня и во время перелета к Поповической. На

новом аэродроме базировался неизвестный нам ба-

тальон. Чего не бывает на войне! За четыре месяца

часть, уехавшая на фронт из Манаса, могла проделать

большой путь и оказаться здесь, на Кубани.

Станица утопала в цветущих садах. Ее белые хаты

напомнили мне сотни украинских сел, через которые

мы отступали летом сорок первого года.

Первый день на новом месте выпал хмурый, с до-

ждиком. Как только облака поднялись, пришел приказ

вылететь на патрулирование.