92
«Стены, но без крыши. Я в середине комнаты. Мужчина входит. Я прячусь, по-
тому что думаю, что он меня накажет. Я ухожу за занавес, чтобы спрятаться. Но он
только берет шарики и снова уходит. Он не знает, что я здесь, и не собирается меня
наказывать. Никто не знает, что я—это я, потому что на мне такой костюм. Все дума-
ют, что я просто рабочий».
Патриция часто рисовала картинки Диснейленда, пока мы с ней работали. Вско-
ре после работы над этим сном (в первый раз она вспоминала, как на самом деле ей
снился Диснейленд) она сообщила: «Я боюсь быть самой собой. Мне больше нравится
представлять себе, что я это кто-то другой, например, один из диснейлендских персо-
нажей». После этого мы могли, по крайней мере, начать разбираться в том, что Патри-
ция таила в себе.
Когда Патриция принесла описание нового сна, она сказала:
«Это мне снится не в первый раз. Мне это начало сниться с восьми лет, потом
снилось еще много раз и снова приснилось этой ночью». Вот что она записала:
«Темная комната с одной маленькой лампочкой, кровать, гладильная доска, моя
мама. Я в кровати прямо рядом с нею. Неожиданно свет исчезает и я слышу пронзи-
тельный крик». В углу страницы был крохотный рисунок, запечатлевший этот сон, че-
рез весь рисунок было написано слово «Темно».
Я почувствовала, что это очень значимый сон. Родная мать Патриции была
жертвой убийства (отчим застрелил ее, а затем и себя), когда девочке было около
восьми лет. Именно Патриция обнаружила окровавленные тела, когда утром зашла в
спальню. Я слышала эту историю от ее отца, который привел ко мне девочку спустя
четыре года после этого несчастья. Однако до тех пор, пока Патриция не описала этого
сна, она только пожимала плечами, когда я касалась этой темы, и говорила, что ничего
не помнит. Но после обсуждения сна она сказала: «Моя жизнь стала сплошной тьмой,
после того как из нее ушла мама; она ушла, как свет». Это было началом горестной ра-
боты, которую до этого Патриция никогда не могла довести до конца.
Работать со снами в состоянии и дети младшего возраста. Шестилетний Тодд
часто просыпался по ночам от кошмарных снов. Я попросила его рассказать мне о них.
Он сказал, что за ним все время гоняется чудовище, а иногда его преследует какая-то
машина. Он воспротивился моему предложению нарисовать это чудовище, поэтому
мне пришлось рисовать его самой по описанию, данному ребенком. Окончив рисунок,
я попросила мальчика рассказать чудовищу, что он думает. Он воскликнул: «Хватит за
мной гоняться!». Потом я предложила ему представить себе, что он разговаривает с
чудовищем так, как будто это его игрушка. Он стал говорить, обращаясь к себе самому
от имени чудовища: «Ты плохой, плохой мальчик! Я должен поймать тебя!». Я попро-
сила ребенка продолжить этот разговор и рассказать, почему же он плохой мальчик.
«Ты плохой. Ты стащил деньги у мамы из кошелька, а она даже об этом не знает. Ты
писаешься в штаны, и об этом она тоже не знает. Ты Плохой, плохой, плохой, пло-
хой!». Мать мальчика обратилась за психотерапевтической помощью по совету учи-
тельницы из-за нарушений его поведения в школе. Этот сон позволил обсуждать с
Тоддом подавляющее его чувство вины, постоянное негодование и гнев по отноше-
нию к матери, которая совсем недавно вступила в новый брак. Хотя Тодду и нравился
его отчим, он, несомненно, испытывал чувство ревности. Эти противоречивые чувства
приводили его в замешательство, и нужно было вывести их на поверхность, чтобы они
стали доступны проработке. Вместо рисования я могла бы попросить его выбрать фи-
гурку чудовища (или игрушечную машину) и фигурку мальчика и разыграть эту пого-
ню где-нибудь в песочнице или на полу.
В целом сны выполняют весьма разнообразные функции. Они служат отраже-
нием тревоги и указывают на какие-то вещи, которые вызывают беспокойство у ребен-
ка. Они могут выражать те чувства, которые дети оказываются не в состоянии выра-