Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике

Подождите немного. Документ загружается.

Алексей

Кручёных

и миф:

возвращение

древних

богов

Атрибут

Айши в стихотворении Кручёных -

«дурма-

нящая

гроза», и в романе Айша грозно правит подвластными ей

дикарями:

«- Разве ваши отцы не учили вас повиноваться мне? Вы

достойны смерти! Вас поведут в пещеру пыток и предадут муче-

ниям!

Она

умолкла. Ропот пробежал по толпе. Осужденные бро-

сились

на землю, умоляя о пощаде. <...>

- Этим народом можно управлять, только внушая им

страх»

(глава

«Суд

Аэши»).

3. У Кручёных Айша гибельно сексуальна: схватив самца

шимпанзе,

она «поедает // Его любви расплавленной // Бурлящий

Кратер!!!». У Хаггарда Айша - также воплощение сексуальности

одновременно опасности. Холли свидетельствовал: «Я не мог

предполагать, что красота может быть такой возвышенной и мрач-

ной.

Передо мной было лицо молодой женщины в расцвете сил и

красоты, но с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже

прекрасная

улыбка, скользившая иногда в уголках ее губ, не могла

сгладить

греха

и печали» («Аэша»). Кстати, хотя в романе Айша

отнюдь не занимается скотоложеством, но забавно, что Холли, ко-

торый ею околдован, прозван туземцами - по причине уродливой

внешности

- обезьяной.

Впрочем, функция имени

«Айша»

в стихотворении

Кручёных, по-видимому, не ограничивается указанием на ли-

тературный источник, что обусловлено спецификой рецепции

творчества английского писателя в русской (и, кстати, не только

ней) культуре.

одной стороны, романы Хаггарда - легкое подростковое

чтиво,

«pulp

fiction». Это порождает шутливый тип аллюзии,

когда словно бы извиняются за несолидную цитату. Так, в романе

И.

Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать

стульев»

(глава «В театре

Колумба») Остап Бендер и Ипполит Воробьянинов знакомятся

с афишей авангардной постановки «Женитьбы» Гоголя, где, в

частности, указано, что «мебель - древесных мастерских Фортин-

браса при Умслопогасе». Умслопогас, как отмечали комментаторы

романа

, - имя зулусского воина, спутника Алана Квотермейна

из

одноименного романа (к слову сказать,

Хаггард

в автобиогра-

фии

настаивал на действительной встрече с суровым зулусом

329

Поэтика

оккультизма

на аутентичности его имени), а в названии организации, изго-

товившей мебель, явно пародируются «неудобопроизносимые

советские аббревиатуры»

другой стороны, роман «Она», в отличие, например, от

цикла

о Квотермейне, - не чисто развлекательный, но мисти-

ческий.

Не входя в подробное рассмотрение проблемы взаи-

мосвязей массовой литературы с так называемым оккультным

возрождением XIX - начала XX в., достаточно привести ряд

авторитетных показаний: основатель теософии Е.П. Блаватская

«Разоблаченной Изиде» с восхищением отзывалась о романах

Эдварда Булвер-Литтона «Занони» (в современном русском пе-

реводе - «Призрак») и «Грядущая раса», в «Тайной доктрине» - о

«Странной истории д-ра Джекиля и м-ра

Хайда»

Р.Л. Стивенсона,

продолжатель дела Блаватской Чарлз Ледбитер - о романе Брэма

Стокера

«Дракула»

рафинированный апологет традиции Рене

Генон

(в классическом

труде

«Царь Мира») - о сочинениях Луи

Жаколио

и путевых заметках русского эмигранта Фердинанда

Оссендовского и т. д. Сходным образом, как подчеркивается в

упоминавшейся статье H.A. Богомолова, роман Хаггарда

«Она»

«особо почитался в оккультных кругах. Так, Е.П. Блаватская

писала: "Не видел ли также и многообещающий романист Райдер

Хаггард

пророческого сна или, точнее, ретроспективного сна в

глубь

прошлого перед тем, как он написал свою книгу "Она"? Его

имперский

Кор, великий город мертвых, выжившие обитатели

которого отплыли к северу... в своих общих линиях кажется как

бы выступающим из нерушимых страниц древних, архаических

рекордов"»

Мистический

аспект романа «Она», бесспорно, осознавался

русскими литераторами

. Статьи о

Хаггарде

помещались в тео-

софском

журнале

«Ребус»

(1905, 1907 гг.), позднее - в рерихов-

ском

эмигрантском издании «Оккультизм и Йога» (Асунсион,

1958)

Более того, исследователь литературы Серебряного века

прямо

связывает с романом

«Она»

заглавие, основные темы и

вообще «оккультный» пафос сборника Н.С. Гумилева «Огненный

столп»:

«Дело

в том, что главный источник практического бес-

смертия Аэши - загадочный огненный столб, вырывающийся из

подземелья и уходящий в расселину в своде пещеры. Входя в этот

330

Алексей

Кручёных

и миф:

возвращение

древних

богов

огненный

столб, она снова обретает молодость. Но когда она пред-

лагает совершить ту же процедуру своему возлюбленному Лео и

сама показывает пример, столб возвращает ей все прожитые годы

одномоментно,

и она умирает с тем, чтобы потом, в следующем

романе,

еще более мистически окрашенном, воскреснуть вновь.

Любовь, вечность, тайное знание в связи с нынешним устрой-

ством мира, смерть (с обещанием грядущего перевоплощения) -

все это сквозные темы "Огненного столпа", и потому аналогия

его названия с одним из центральных эпизодов романа

Хаггарда

вполне уместна»

Аналогично Кручёных нередко синтезировал в заумных

опусах лингвистический эксперимент с реконструкцией и / или

порождением мифа. Он

утверждал

в «Декларации заумного

языка»: «Заумная речь рождает заумный пра-образ (и обратно) -

неопределимый точно, например: безформенные бука, Горго,

Мормо;

Туманная красавица Иллайяли; Авоська да Небоська

т.

д.»

Согласно подобной логике, в имени

«Айша»

фонетичес-

кая

экстравагантность закономерно сопряжена не только с аллю-

зией

на некий популярный литературный текст, но и с уровнем

мифа

- с актуализацией мистического послания, заключенного в

романе

Хаггарда.

Обратившись ^толкованиям романа

«Она»,

предложенным

авторитетными мыслителями XX столетия, можно резюмировать,

что это миф о поверхностно-каждодневном и глубинно-древнем,

об эросе и танатосе, личности и природе.

Карл

Густав

Юнг: «Нет мужчины, который был бы настоль-

ко

мужественным, чтобы не иметь в себе ничего женственного.

<...> Мужчине вменяется в добродетель в максимальной степени

вытеснять женственные черты, так же как для женщины, по край-

ней

мере до сих пор, считалось неприличным быть мужеподобной.

Вытеснение женственных черт и склонностей

ведет,

естественно,

скоплению этих притязаний в бессознательном <...> из-за чего

мужчина в выборе любимой частенько подвергается искушению

желать ту женщину, которая лучше всего соответствовала бы осо-

бому типу его собственной бессознательной женственности, т. е.

женщину, которая могла бы по возможности безоговорочно при-

нять

проекцию его души. <...> Пожалуй, большинство мужчин,

принципе обладающих психологической проницательностью,

331

Поэтика

оккультизма

знают, что имеет в виду Райдер

Хаггард,

говоря о "She-who-must-

be-obeyed",

или о том, какие струны в них

звучат,

когда они читают

об Антинее в изображении Бенуа (роман П. Бенуа "Атлантида",

1919. - М. О.). Поистине широкое признание, которое находят эти

произведения,

указывает на то, что в этом образе женственной

анимы

заключается нечто сверхиндивидуальное, нечто такое, что

не

просто обязано своим эфемерным бытием индивидуальной

уникальности, а скорее является тем типичным, что имеет более

глубокие корни, нежели просто очевидные поверхностные связи

<...> Райдер

Хаггард

и Бенуа недвусмысленно выразили это в

историческом

аспекте

своих анима-персонажей. <...> Автономия

душевного комплекса, естественна, поддерживает представление

невидимом, личностном существе, которое живет якобы в одном

из

наших различных миров. <...> Безусловно, нельзя упускать

из

виду,

что раз некое самостоятельное существо невидимо, это

одновременно должно обозначать и его бессмертие. Свойство

бессмертия, пожалуй, должно быть обязано своим существовани-

ем

другому,

уже упомянутому факту, а именно - своеобразному

историческому аспекту души. Райдер

Хаггард

дал, пожалуй, одно

из

лучших изображений этого характера в "She"»

Генри Миллер:

«Аиша,

чье имя означает нетленную красоту,

с этой погибшей душой, которая отказалась умереть, пока возлюб-

ленный

ее не вернется на землю. Аиша занимает - по крайней мере

моем представлении - место, сравнимое с Солнцем, в галактике

бессмертных любовников, получивших в дар вечную красоту. На

этом звездном небосклоне Елена Троянская - всего лишь бледная

луна.

Ведь

Елена <...> никогда не была для меня реальной. Аиша

более чем реальна. Она суперреальна во

всех

смыслах этого опо-

роченного слова. Вокруг этой фигуры автор соткал паутину таких

размеров, что она почти заслуживает наименования "космогони-

ческой".

<...> Аиша принадлежит вечным стихиям, как воплотив-

шимся

в ней, так и бесплотным. <...> Райдер

Хаггард

неспешно, но

искусно раскрывает перед нами это загадочное существо -

Аишу.

Ее нетленная красота, ее кажущееся бессмертие, ее вековечная

мудрость, сила ее волшебства и чар, ее власть над жизнью и смер-

тью - во всем этом можно увидеть изображение души Природы.

<...> Ей словно бы дается время, чтобы пересмотреть свое про-

шлое,

взвесить свои деяния, мысли и

чувства.

Бесконечное вре-

332

Алексей

Кручёных

и миф:

возвращение

древних

богов

мя

для подготовки к единственному

уроку,

который она еще не

усвоила, - уроку любви. Подобная

божеству,

она уязвима

куда

больше, чем самый жалкий из смертных. Ее вера рождена отчая-

нием,

но не любовью, не пониманием. Эта вера

будет

подвергнута

жесточайшему из испытаний. Обволакивающий ее покров, сквозь

который

не проникал ни один смертный мужчина - речь идет о ее

божественной девственности, -

будет

совлечен, сорван с нее в ре-

шающий

момент. Тогда она поймет себя. Тогда, открывшись для

любви, соединит

душу

и дух. Тогда она

будет

готова к

чуду

смер-

ти - той смерти, что приходит один раз. С приходом этой

окон-

чательной смерти она вступит в бессмертную сферу бытия. <...>

В сфере секса я, кажется, поочередно теряю и нахожу себя <...>

это

конфликт

между

Духом

и Реальностью. <...> Долгое время

реальностью для меня была Женщина. Иначе говоря - Природа,

Миф,

Страна, Мать, Хаос. <...> Вместо великих гробниц Кора я

описал бездонный черный колодец. <...> когда бы ни приходилось

мне

созерцать Красоту, особенно красоту женщины, я всегда ис-

пытывал

чувство

страха.

Страха и еще нечто вроде

ужаса.

Откуда

этот

ужас?

Смутное воспоминание о том, что я был другим, чем

сейчас, что был (некогда) способен получить благословение кра-

соты, дар любви, Божью истину. Разве не спрашиваем мы себя

порой,

отчего в великих героинях любви во все века есть нечто ро-

ковое? Отчего их смерть кажется такой логичной и естественной,

отчего склонны они к преступлению, отчего вскормлены злом?»

Если

суммировать - при всем их различии - толкования

Юнга и Миллера, то в хаггардовском мифе о «Той-Которой-

Следует-Повиноваться» женская сексуальность предстанет

соотнесенной

- как план выражения с планом содержания - с

комплексом

мотивов, который можно назвать мифом о возвраще-

нии

древних богов. Этот миф напористо развивался в авантюр-

но-оккультной литературе конца XIX - начала XX в. Например,

прозе английских писателей, близких к

кругу

«Золотой Зари»

(Э.

Блэквуд, Б. Стокер, А. Мейчен, С. Ромер и др.), носителями

пробудившейся разрушительной силы выступали языческие бо-

жества, их адепты, демоны, желтая раса

и т. п.

В литературе русского авангарда, избегая детального изуче-

ния,

миф о древних

богах

замечательно реализован в стихотворе-

нии

В. Хлебникова

«Перуну»:

333

Поэтика

оккультизма

Бог,

водами носимый,

Ячаньем встречен лебедей,

Не

предопределил ли ты Цусимы

Роду низвергших тя людей?

Не

знал ли ты, что некогда восстанем,

Как

некая вселенной тень,

Когда гонимы быть устанем

обретем в временах рень?

Ты знаешь: путь изменит пря,

станем верны, о Перуне,

Когда желтой и белой силы пря

Перед тобой вновь объединит нас в уне

В литографированном приложении к книге Хлебникова

«Изборник

стихов»

(1914)

стихотворение

«Перуну»

сопровожда-

лось знаменитыми иллюстрациями Павла Филонова

. Кручёных

относил иллюстрации Филонова к «графическим шедеврам»

подчеркивал, что

«самое

интересное в них - полное совпаде-

ние

- тематическое и техническое - с произведениями и

даже

рисунками самого В. Хлебникова...»

. По словам исследователя,

«страшный факт - поражение русского флота при Цусиме - за-

ставляет Хлебникова искать объяснение ему в истории России.

В понимании поэта всякое "возмездие" имеет свое основание в

прошлом.

Своим внутренним взором он видит плывущего по реке

деревянного идола. Это - сброшенный во время принятия Русью

христианства в

воду

Днепра идол древнеславянского бога Перуна.

Связь

между

двумя этими фактами - связь события и противо-

события.

Вот отчего так грозны филоновские идолы. Их суровое

противостояние чревато бедой»

В этой характеристике книги Хлебникова / Филонова пора-

жает типологическое схождение русского авангарда с писателями

«Золотой Зари» - вплоть до пророчеств о грядущей апокалипти-

ческой борьбе

«желтой

и белой силы». Казалось бы, автор книги

с мнимополитическим заглавием

«Мятеж»

должен присоеди-

ниться

к подобному пониманию мифа. Однако в стихотворении

«Женщина в пещере» Кручёных отнюдь не солидаризировался с

334

Алексей

Кручёных и миф:

возвращение

древних

богов

Хлебниковым - так же как разошелся с ним в принципах исполь-

зования

зауми

или в отношении к идеологии славянского единс-

тва

. Напротив,

«бука

русской поэзии» на исходе Гражданской

войны

предложил альтернативное чтение мифа о древних богах,

манифестирующее не глобальную гибель «старого мира», но ско-

рее «аполитичный» Эрос.

Любопытно, что в поэтическом наследии Н.С. Гумилева

имя

Айша»

также встречается в «эротическом» контексте. В инс-

крипте

Г.И. Иванову «Надпись на книге» (1912 г., впервые опуб-

ликован

в «Посмертном сборнике» 1922 г.) «нескромная» Айша

(персонаж

не комментируется публикаторами) противопоставле-

на

идиллической Хлое:

Милый

мальчик, томный, томный,

Помни

Хлои больше

нет.

Хлоя сделалась нескромной,

Ею славится балет.

Пляшет

нимфой, пляшет Айшей

грассирует

«а у est».

Будь смелей

подражай

же

Кавалеру

де

Грие.

Пей

вино, простись

тоскою,

заманчиво-легко

Ты

добудешь

прежде Хлою,

А теперь Манон Леско

Крученых

Л. Стихотворения, поэмы, романы, опера/ Сост. СР. Красиц-

кого.

СПб., 2001.

Сер.

«Новая библиотека поэта».

С. 118-119.

Харджиев

Н.И.

От

Маяковского

до

Крученых: Избр. работы

русском

футуризме. М., 2006.

С. 391.

Weststeijn

W.G. The

Lyric Subject

Krucenych's Poetry

Russian

Literature.

1995. Vol. XXXVII-IV.

ZieglerR. Aleksej E.

Krucenych

Russian Literature.

1986. Vol. XIX-I.

335

Поэтика оккультизма

Цит. по: Книги А.Е. Крученых кавказского периода из коллекции

Государственного музея В.В. Маяковского: Каталог / Авт.-сост.

Л.Г. Жукова, Д.В. Карпов. М., 2001. С. 77.

Имя хаггардовской героини

Ayesha

напоминает имя другой африканс-

кой

девушки: это Айше (Ayche) из новеллы П. Мериме «Таманго»

(1829), впрочем, Айше - девушка совсем другого склада (негри-

тянка,

весьма простодушная и далекая от женской агрессивности),

как

равным образом и Аиша (в английской транскрипции

Aisha)

любимая жена пророка Мухаммеда.

Богомолов

НА. Гумилев и оккультизм // Богомолов H.A. Русская лите-

ратура начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы.

М., 1999. С.

115-116.

Цит. по изд.:

Хаггард

Р. Авантюрный роман: Она. Аэша. Элиста, 1991.

См., напр.:

Ильф

И.,

Петров

Е. Двенадцать стульев: Роман; Ще-

глов

Ю.К. Комментарии к роману «Двенадцать

стульев».

М.,

1995. С. 604.

Одесский

М.у

Фельдман

Д. Комментарий // Ильф И., Петров Е.

Двенадцать стульев: Первый полный вариант романа. М., 1997.

С. 521.

WebbJ.

The Flight from Reason. L, 1971. P. 56.

Богомолов

НА. Указ. соч. С. 118.

Ср. проблему мистического толкования

«Дракулы»

Стокера в лите-

ратуре Серебряного века: Баран X. Некоторые реминисценции

у Блока: Вампиризм и его источники // Баран X. Поэтика рус-

ской

литературы начала XX века. М., 1993;

Лавров

A.B.

«Другая

жизнь» в стихотворении Блока «Было то в темных Карпатах...» //

Лавров A.B. Этюды о Блоке. СПб., 2000;

Одесский

М.П. Миф о

вампире и русская социал-демократия: Очерки истории одной

идеи // Литературное обозрение. 1995. № 3.

Богомолов

НА. Указ. соч. С. 483.

Там же. С. 140.

Книги А.Е. Крученых кавказского периода из коллекции Государ-

ственного музея В.В. Маяковского. С. 77.

ЮнгКТ.

Психология бессознательного. М., 1998. С.

189-192.

Миллер Г. Книги в моей жизни. М., 2001. С.

90-109.

Гюйо

Л. Писатели-фантасты «Золотой Зари» // Волшебная гора. 1995.

№3.

Хлебников

В. Творения. М., 1987. С. 85.

336

Алексей

Кручёных

и миф:

возвращение

древних

богов

См. современное издание: Будетлянский клич: Футуристическая кни-

га. М., 2006.

КрученыхЛ.Е.

Наш выход // Крученых А.Е. К истории русского футу-

ризма:

Воспоминания и документы. М., 2006. С. 116.

Поляков В. Книги русского кубофутуризма. М., 2007. С. 279.

См., напр.: Марков В. О Хлебникове (попытка апологии и сопротивле-

ния)

// Марков В. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб.,

1994. С. 180.

Крученых

А. Наш выход. С. 80-81.

Гумилев

Н.С. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 1. С. 458. Текст любезно указан

Г.А. Левинтоном при обсуждении доклада на международной кон-

ференции

«Мерцающий авангард» (Амстердам, 2008).

2008 г.

Поэтика

оккультизма

Борьба магов

Необычайные

похождения Гурджиева

романе Эренбурга

В 1920 г., откликаясь на известия о большевистских зло-

действах, Альфред Орэдж, мэтр английской журналистики и

удачливый литературный продюсер, объявил urbi et orbi, что

коммунизм - лишь очередная «замаскированная» форма русской

эзотерической экспансии

Действительно, многие наши соотечественники, подвизав-

шиеся

на мистической ниве, успели внушить к себе уважение, но

обращает также внимание и подразумеваемый призыв остановить

агрессию Востока единственно адекватными средствами - сред-

ствами магии же. Мотив противоборства адептов белой и черной

магии,

ныне привычно ассоциируемый лишь с детской и / или

массовой культурой, в ту пору выглядел «весомо, грубо, зримо».

впрямь, как не вспомнить о магии, когда явлено всеобщее

стремление достичь - пусть при помощи передовых технологий

рафинированно-рациональных способов управления социу-

мом - сверхчеловеческих возможностей, т. е. цели традиционно

магической. Человечество приближалось к безднам XX столетия,

не стоит удивляться, что в кровавых гекатомбах современники

потомки заподозрили сокровенные ритуалы, таинственную эм-

блематику и манифестацию неведомых энергий. Впрочем, век на

дворе был все-таки просвещенный, разумный, сциентистский, и

признаваться в подобных амбициях и контактах представлялось

несолидным,

потому надежно картографировать «подводные

ручьи»

современного оккультизма в каждом отдельном

случае

значит распутать подлинный детектив.

Георгий Иванович Гурджиев принадлежал к числу самых

экстравагантных и зловещих

«учителей»

своего времени:

даже

338