Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике

Подождите немного. Документ загружается.

Вампирическая

топика

ранней

прозе

А.К.

Толстого

Как

известно, Толстой на протяжении всего творчества

выступал апологетом права художника на свободный вымысел

повесть «Семья

вурдалака»

никак

не сопряжена ни с фольклором,

ни

с биографическим опытом автора и построена как вариация

на

литературные темы. В 1855 г. Толстой, находясь с армией в

болгарской деревне, в письме к С.А. Миллер (будущей жене) с

удовольствием акцентировал элемент вымысла в этой повести:

«Я никогда не был в такой стране, но они мне напоминают мою

повесть

"Вурдалак"»

Французский

язык повести также сближает ее с текстом

Мериме / Пушкина (ср. готические шедевры - повесть

«Ватек»

роман «Рукопись, найденная в Сарагосе», которые их авторы,

англичанин

У. Бекфорд и поляк Я. Потоцкий, опубликовали на

французском языке).

Композиционное

обрамление

композиционной точки зрения повесть представляет со-

бой рассказ в рассказе: в 1815 г. - во время Венского конгресса -

«маркиз д'Юрфе, старик эмигрант», делится воспоминаниями о

приключениях юности, о событиях 1759 г., когда ему случилось

оказаться в некой сербской деревне. В современном исследо-

вании

этот прием справедливо квалифицируется как признак

«литературной готики», что иллюстрируется примерами романов

М.Г. Льюиса

«Монах»,

Ч.Р. Метьюрина «Мельмот Скиталец»,

Я.

Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе»

. Однако столь

же необходимо констатировать

сходство

с сюжетной ситуацией,

намеченной

в статье Мериме «О вампиризме» («Я сам был сви-

детелем следующего происшествия, которое оставляю на суд чи-

тателя. В 1816 г. я предпринял путешествие в Воргорац и провел

ночь

в деревушке Варбоске»): в обоих случаях «цивилизованный»

путешественник-француз становится свидетелем и участником

вампирического

«случая»

(подлинного или мнимого) с девушкой

«дикой»

сербской деревне.

Имя

титул

рассказчика - маркиз д'Юрфе - повторяют имя

титул

второстепенного персонажа романа «Рукопись, найденная

Сарагосе» (3-й день), что правомерно толковать как намеренную

аллюзию (в фантастической повести Толстого

«Амена»,

опубли-

кованной

в 1846 г., имя протагониста Амвросий - явная аллюзия

на

протагониста романа «Монах»

299

Поэтика

оккультизма

Славистическая

компетентность

Вслед

за Мериме с его «иллиризмом» и Пушкиным с «за-

падными славянами» автор (устами маркиза) соединяет вам-

пирическую топику со славистическим экскурсом:

«...когда

жил в Варшаве, я быстро начал понимать и по-сербски, ибо эти

два наречия, равно как русское и чешское, являются - и это вам,

наверное, известно - не чем иным, как ветвями одного и того же

языка,

именуемого славянским».

По-видимому, научная реплика д'Юрфе / Толстого ана-

хронистически для 1815 г., но нормально для конца 1830-начала

1840-х

годов апеллирует к концепции Яна Коллара

(1793-1852),

словака по рождению, подданного. Австрийской империи, боль-

шую часть жизни служившего пастором евангелической общины

в Пеште, автора популярных произведений, написанных на чеш-

ском языке

. «Славянская

идея»

пропагандируется в причуд-

ливой поэме Коллара

«Дочь

Славы» (первое издание - 1824),

которая представляет собой внушительное собрание сонетов:

чешско-словацкий поэт посвятил сонеты возлюбленной-лу-

жичанке, но любовная лирика мотивировала у него широкую

панораму славянской жизни, а лужицкая девушка предстала

олицетворением славянства - дочерью Славы (Славии). Поэма

«Дочь

Славы» состоит из программного вступления и пяти пес-

ней,

которые объединяют 645 сонетов (в наиболее полном изда-

нии

1852 г.): первая песнь называется

«Сала»,

вторая -

«Лаба,

Рейн,

Влтава»,

третья -

«Дунай»,

четвертая -

«Лета»,

пятая -

«Ахерон».

Поэма декларировала, что славяне - единый народ, у

которого

существуют

четыре

«ветви»

(чешская, русская, поль-

ская,

иллирийская, т. е. южная), и на протяжении XIX столетия

функционировала как авторитетнейшая «энциклопедия» идей

«славянского единства». Поэма получила европейскую извест-

ность, вызвала полемику, и Коллар «в ответ на рецензии <...>

а также исходя из внутренней потребности объяснить собствен-

ное видение единства славян и целей этого единства»

, опубли-

ковал специальный трактат «О литературной взаимности

между

племенами и наречиями славянскими» (чешский вариант -

1836, расширенный немецкий вариант - 1837, русский перевод

М.П.

Погодина и Ю.Ф. Самарина - в журнале «Отечественные

записки», 1840).

300

Вампирическая

топика

ранней

прозе

А.К.

Толстого

Происхождение

вурдалака-вампира

Старик-серб Горча отправляется «с другими смельчаками

поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-тур-

ка,

разорявшего последнее время весь тот край)». Горча убивает

турка, в качестве трофея приносит голову разбойника-мусульма-

нина,

но, как обязан догадаться читатель из дальнейшего повест-

вования,

турок был вампиром и ему удалось перед смертью уку-

сить и «заразить» своего убийцу. Ср. слова вампира у Мериме /

Пушкина:

«Три дня, - молвил, - ношу я под сердцем // Бусурмана

свинцовую

пулю»

(во французском оригинале - «неверного пса»).

Толстой добавляет деталь, драматизирующую ситуацию:

Горча (по-видимому, догадываясь, что Алибек - вампир) предуп-

реждал семью, что если он вернется позже назначенного срока,

то он - «проклятый вурдалак» и его

следует

уничтожить; старик

является на несколько мгновений позже срока, и семья пребывает

недоумении, вурдалак он или нет (ср. у Мериме в статье: уми-

рающая девушка просит отца «обещать, что он сам отрубит у ней

голову после ее смерти, чтобы она не сделалась вампиром»).

Следует отметить, что у Толстого, как и у Пушкина, отсут-

ствует

мотив «неправильного» захоронения как причины превра-

щения

в вампира.

Псевдонаучная

характеристика

вампира

«...Вурдалаки,

как называются у славянских народов вам-

пиры,

не что иное в представлении местных жителей, как мер-

твецы, вышедшие из могил, чтобы сосать кровь живых

людей»

(ср.

у Пушкина:

«Вурдолаки,

вудкодлаки,

упыри

- мертвецы,

выходящие из своих могил и сосущие кровь живых людей»).

Вурдалаки

«сосут

предпочтительно кровь у самых близких

своих родственников и лучших своих друзей, а те, когда

умрут,

тоже становятся вампирами...» (ср. у Мериме: «Те, кто погибает

жертвой вампира, сами становятся после смерти вампирами.

По-видимому, вампиры совершенно теряют всякое чувство при-

вязанности

к близким людям, ибо установлено, что они гораздо

чаще мучат своих друзей и родственников, чем посторонних»).

«В любопытном

труде

о привидениях аббат Огюстен Кальме

приводит тому ужасающие примеры» (ср. ссылки на Кальме у

Мериме,

а также в примечаниях к поэме Саути и к первому изда-

нию

«Вампира» Полидори).

301

Поэтика

оккультизма

Явление

вурдалака

Будучи гостем в сербской деревне, маркиз становится свиде-

телем появления Горчи, как и незнакомец в песне Мериме, из лесу.

Внешность

вурдалака

«Это был высокий старик с белыми усами, с лицом бледным

строгим; двигался он с трудом, опираясь на палку». У Пушкина:

«...бледен

он и

чуть

ноги волочит»; у Мериме: «Он был молод; од-

нако

его волосы были седыми, взгляд - хмурым, щеки - впалыми,

походка - неверной».

Ненависть

собак

На

старика Горчу воет пес, что есть общий признак реакции

собак на нечистую силу.

Вурдалак

и еда

Дочь «приготовила питье для старика, вскипятив водку

с грушами, с медом и изюмом, но он с отвращением его оттолк-

нул. Точно так же он отверг и блюдо с пловом, которое ему подал

Георгий...». У Мериме / Пушкина он испытывает

жажду;

во фран-

цузском оригинале пьет водку и молоко.

Оружие

против

вампиров

Сын

Георгий, заподозрив, что отец превратился в вурдала-

ка,

готовит - в согласии с Мериме / Пушкиным - кол, которым

собирается поразить монстра.

Атака

вампира

Горча охотится на членов семьи, начав с любимого внука,

что отвечает описанию Мериме. Для мрачного колорита повес-

ти Толстого показательно, что если в песне Мериме / Пушкина

укушенного сына хозяина спасают, то в «Семье вурдалака» он - а

следом и другие члены семьи - умирает.

Вампир

окно

У Толстого маркиз видит, как Горча говорит внуку: «...открой

окошко

да поцелуй меня!» И в финальной сцене вся семья вурдала-

ка,

прильнув к окнам, следит за Зденкой и д'Юрфе, что напоминает

подробность из статьи Мериме «О вампиризме»: девушка рассказы-

вает, что «видела бледного человека в саване, который влез в

окно,

бросился на нее, укусил, и

чуть

было не задушил. Она прибавила,

что узнала в нем одного поселянина по имени Виркцнана, умершего

перед тем за две недели». Окно как отверстие из

«своего»

«чужое»

соприродно лесу, откуда первоначально является вампир, а также

302

Вампирическая

топика

ранней

прозе

А.К.

Толстого

заставляет вспомнить о невозможности для вампира проникнуть

дом, если его не приглашают хозяева, - топос, характерный для

позднейшей

вампирической литературы.

МакабричеСкие

каламбуры

Д'Юрфе,

влюбившись в дочь Горчи, произносит галантную

клятву, которая, однако, в вампирическом контексте приобретает

«хоррорный» смысл: «Зденка, ты дороже мне моей души, моего

спасения...

И жизнь моя и кровь -

твои...»

(ср. у Мериме: «Я испы-

тываю сильную

жажду

хотел

бы напиться»).

Несовместимость

молитвой

Георгий, убежденный в том, что отец - вурдалак,

требует,

чтобы тот помолился, но Горча отказывается. У Мериме / Пушкина

сатанинская

ненависть вампиров к христианству и его атрибутам

выражается в

страхе

перед молитвами отшельника/«калуера»,

Толстой же прибегает к конкретизирующей детали.

Существует устойчивое мнение, что романтик Толстой в сти-

листическом плане ставит перед собой

задачу

«не передавать точ-

ное

описание, а создавать определенное настроение, вызывать у чи-

тателя определенное ответное

чувство

посредством определенных

слов»

. Вместе с тем И.Ф. Анненский проницательно акцентиро-

вал противоположную стилистическую тенденцию - представлять

«фантастическое в виде объективированной человеческой мысли»:

«Так, живопись часто сильна тем, что, не давая нашей мысли рас-

ходиться, приковывает ее к одному яркому моменту»

. Реализуя

установку на «фантастическое в виде объективированной чело-

веческой мысли», Толстой обогащает столкновения с вампирами

такими

эффектными пластическими подробностями, как боязнь

молитвы и креста, следы от укусов и т. п.

Бегство

вампира

Когда Георгий бросился на отца-вурдалака с осиновым ко-

лом,

«тот

дико завыл и побежал в сторону леса с такой быстротой,

которая

для его возраста казалась сверхъестественной».

Ср.

у Пушкина:

Бедный

Марко колом замахнулся,

Но

мертвец завизжал и проворно

Из

могилы в лес бегом пустился.

Он

бежал быстрее, чем лошадь...

303

Поэтика

оккультизма

Значимо

также, что у Толстого вслед за Мериме и Пушкиным

вампир ищет убежище в

«чужом»

лесу, откуда вначале явился в

деревню.

Вампирическая

эпидемия

Читатель догадывается, что Георгий догнал отца и пронзил

его колом. Однако вскоре вся семья стала жертвой вампиричес-

кой

заразы. Монах из соседнего монастыря поведал маркизу,

что Горча ведь успел у второго сына высосать кровь, «мальчик и

вернулся ночью, плакал под дверью, ему, мол, холодно и домой

хочется. У дуры-матери, хоть она сама его и хоронила, не хвати-

ло

духа

прогнать мальчика на кладбище, - она и впустила его.

Тут он набросился на нее и высосал у нее всю кровь. Когда ее

тоже похоронили, она вернулась и высосала кровь у меньшего

мальчика, потом - у мужа, а потом у деверя. Всем - один конец»

(ср.

описание

«случая»

Петра Плогойовица у Кальме и Мериме:

«В эту ночь отец не появлялся, но на следующую опять явился

попросил есть. Неизвестно, дал ли ему сын поесть, но наутро

сына

нашли мертвым в постели. В тот же день в деревне заболели

пять

или шесть человек, которые и умерли один за другим через

несколько

дней»).

Встреча

вампирессой

Маркиз,

вернувшись после отлучки, встречает Зденку, ко-

торая прямо на его глазах завершает вампирическую трансформа-

цию,

однако влюбленный маркиз ничего не замечает.

«...На шее у нее не было, как раньше, всех тех образков,

ладанок, которые сербы в великом множестве носят с детства до

самой смерти», что снова пластически конкретизирует ненависть

вампиров к истинной религии.

Зденка

из скромной девушки превратилась в сладостраст-

ную соблазнительницу (ср. сексуальность женского персонажа в

балладе Гёте «Коринфская невеста»).

Зденка

напоминает маркизу о его «кровавой клятве», так же

как

девушка из «Коринфской невесты» в вампирическом вариан-

те реализует брачные обязательства. В финале повести д'Юрфе,

однако,

снова переводит роковую клятву в галантный план: «...я не

только ничуть не жажду вашей крови, но и сам, хоть старик, всегда

буду

счастлив пролить свою кровь за вас!», что в композиционном

плане создает новеллистический пуант

304

Вампирическая

топика

ранней

прозе

А.К.

Толстого

Спасение

маркиза

Нательный

крест, «вонзившись» в маркиза, разрушает

чары, и маркиз видит, что обнимается с

«трупом»,

т. е. крест спа-

сает маркиза. В текстах Толстого ненависть к кресту - отнюдь

не

исключительно вампирический атрибут: в повести

«Амена»

полудемонический-полуязыческий женский персонаж молит ге-

роя-христианина снять крест (ср. в романе Потоцкого «Рукопись,

найденная

в Сарагосе» многократные усилия

двух

красавиц, кото-

рых читатель вправе подозревать в оборотничестве и вампиризме,

заставить героя снять с шеи медальон, содержащий частицу жи-

вотворного креста).

Толстой расцветил эпизод погони вурдалаков за марки-

зом гротескными подробностями (Зденка прыгает на

коня

пытается сзади укусить маркиза, Горча опирался на кол и «де-

лал прыжки, подобно тирольцам», а потом,

«действуя

колом,

как

пращой», швырял вслед беглецу младенцев-вампиров),

близкими

общеготической топике «дикой

охоты»

(ср. в романе

«Рукопись, найденная в Сарагосе» (2-й день): «Через несколь-

ко

мгновений я подумал, что счастливо отделался от ужасных

призраков,

но, обернувшись, увидел, что висельники гонятся за

мной.

Я пустился со

всех

ног вперед и вскоре оставил висель-

ников

далеко позади. Но радость моя недолго длилась. Гнусные

создания

пошли колесом, пустив в ход руки и ноги, и в одну

минуту догнали меня. <...>

Вдруг

я почувствовал, что один из

повешенных схватил меня за

левую

лодыжку; я

хотел

ее вы-

дернуть, но тут второй встал мне поперек дороги. <...> Одной

рукой он схватил меня за горло, а

другой

- вырвал вот этот

глаз, - до сих пор рана не заживает. Потом

всунул

пустую

глазницу свой раскаленный язык и начал лизать мне мозг, так

что я взревел от боли»).

Повесть

«Упырь»

построена более сложно, чем «Семья вур-

далака»: Толстой изобретательно синтезирует собственно вам-

пирическую топику с готической, а также обращается к разным

моделям вампирической традиции.

305

Поэтика

оккультизма

Повесть

«Упырь»

Термин

«упырь».

Язык

Новая

повесть, в противоположность «Семье вурдалака»,

написана

по-русски, и действие начинается не в

«чужом»

экзо-

тическом пространстве, а в

«своей»

Москве, которая оказывается

инфицированной

вампирами.

На

балу в Москве протагонист Руневский встречает стран-

ного человека Рыбаренко, который рассказывает о вампирах,

предлагая именовать их «упырями»: «Вы их, бог знает почему,

называете

вампирами,

но я могу вас уверить, что им настоящее

русское название:

упырь;

а так как они происхождения чисто

славянского,

хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то

неосновательно придерживаться имени, исковерканного вен-

герскими монахами, которые вздумали было все переворачивать

на

латинский лад и из упыря сделали

вампира.

Вампир, вам-

пир!

- повторил он с презрением, - это все равно, что если бы мы,

русские, говорили вместо привидения -

фантом

или

ревенант\»

Формула Рыбаренко в какой-то мере повторяет определение

Пушкина

(«Вурдолаки,

вудкодлаки,

упыри

- мертвецы, выходя-

щие

из своих могил и сосущие кровь живых людей»), однако с

лингвистической точки зрения она более точна (современные

ученые согласны с тем, что слово «вампир» вторично по отноше-

нию

к слову «упырь»), а кроме того, она вписывается (несколько

иронически)

в славянский пафос Толстого.

Термин

«упырь»

/ «вампир» сигнализирует о следовании

фольклорно-модернизирующей модели. В повести Толстого вслед

за Байроном / Полидори вампирами оказываются не обитатели

«варварских» стран, но современные «цивилизованные» дворяне.

Однако в

«Упыре»

это отнюдь не роковой байронический персо-

наж,

а, казалось бы, комичные бригадирша Сугробина (чин кото-

рой

апеллирует к комедии Фонвизина) и чудаковатый статский

советник

Теляев. Обыденность придает фантастике дополнитель-

ную эффектность (анахронистический пример - обыденность зла

фильмах А. Хичкока). Анализируя повесть

«Упырь»,

Владимир

Соловьев писал:

«Хотя

она насыщена фантастическим элементом,

он

везде растворен житейской реальностью и нигде не выступает

обнаженном виде»

306

Вампирическая

топика

ранней

прозе

А.К.

Толстого

Псевдонаучная

характеристика

вампиров

«Гнусный

упырь»

Сугробина особенно опасна для близких

(см.

комментарии к «Семье вурдалака»): она некогда уничтожила

собственную дочь

(«...в

последний день ее платье было покрыто

маменькиной

кровью») и теперь рассчитывает «насытиться кро-

вью»

собственной внучки Дашеньки.

Обличитель кровососов Рыбаренко возмущен тем, что

упырь Сугробина была похоронена, но теперь дерзко ходит среди

людей (ср. подразумеваемые множественные смерти и воскресе-

ния

Рутвена в «Вампире»).

Отличительный признак упырей - «они, встречаясь

друг

с другом, щелкают языком. Это по-настоящему не щелканье, а

звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут

апельсин.

Это их условный знак, и так они

друг

друга

узнают и

приветствуют» - вымышлен, вероятно, Толстым в порядке объек-

тивирования

фантастического.

Безумие

борца

вампирами

Рыбаренко

- борец с Сугробиной и другими вампирами -

слывет (по словам Сугробиной) «помешанным»: безумие прису-

ще многим духовидцам в готической литературе и, в частности,

Обри,

неудачливому противнику Рутвена из «Вампира».

Проклятое

место

Протагонист Руневский, движимый любовью к Дашеньке,

внучке Сугробиной, посещает

усадьбу

бригадирши. Здание «было

вместе легко и величественно; можно было с первого взгляда уга-

дать, что его строил архитектор итальянский...» и т. д. По словам

исследователя,

«для

натренированного глаза читателя готических

романов такого описания было бы вполне достаточно, чтобы отнес-

ти дом Сугробиной к проклятым местам и допустить наличие в нем

призраков.

В то же время налицо актуализация готического топоса.

Дом действительно построен итальянским архитектором, однако

он

находится в России и принадлежит русской бригадирше»

Старинный

манускрипт

Руневский,

Даша и другие гости случайно обнаруживают

доме Сугробиной древний манускрипт, содержащий балладу о

родовом проклятии.

Во вставной балладе рассказано, как жена некоего старого

барона составила заговор с врагом мужа рыцарем Амвросием

307

Поэтика

оккультизма

(можно

догадаться, что по любви) и впустила его с дружиной в за-

мок;

«зарезан старик», победители пируют со «злодейкой-женой»,

а затем

режут

обитателей «от мала до

стара»

и поджигают замок;

Амвросий оставляет предательницу-хозяйку, говоря: «Пора уж

домой нам, ребята! / Не сетуй, хозяйка, и

будь

веселей, / Сама

ты впустила веселых гостей»; умирающий муж успевает про-

клясть

жену: «Пусть вечно иссякнет меж вами любовь, / Пусть

бабушка внучкину высосет кровь! / И род твой проклятье мое да

гнетет!»

и т. д.

По

точному замечанию исследователя,

«схема

этого про-

клятия

характерна для готической литературы: потомки рода

будут

подвергаться каре за грехи предков до того момента, пока

не

будут

выполнены определенные условия, которые при пе-

речислении кажутся абсолютно невыполнимыми либо просто

лишенными

смысла»

; в качестве примера можно назвать «готи-

ческий» роман Г. Уолпола «Замок Отранто», а в качестве общего

источника

- «Макбет» Шекспира

; И. Ямпольский также привел

список

актуальных готических текстов о родовом проклятии, в

их числе пьеса Ф. Грильпарцера «Праматерь» и роман Гофмана

«Эликсиры сатаны»

Поэтика

вставной баллады определена тем, что ее строфа и

стихотворный размер сигнализируют о балладном жанре, в то вре-

мя

как сюжет (ср. балладу Гёте «Коринфская невеста») инороден

балладной традиции. Этот сюжет представляет собой «рыцарс-

кое» перекодирование южнославянской песни из собрания Вука

Караджича («Женитьба короля Вукашина»), где Видосава - ковар-

ная

жена богатыря-воеводы Момчилы - предает мужа и помогает

королю Вукашину в его убийстве, а Вукашин убивает Момчилу и, в

свою очередь, убивает Видосаву, карая ее за предательство.

В готическую топику родового проклятия вмонтировано

вампирическое проклятие («Пусть бабушка внучкину высосет

кровь!»).

Оживший

портрет

В доме Сугробиной Руневский переживает встречу с приви-

дением - ожившим портретом Прасковьи Андреевны, приходящей-

ся

сестрой бабушке бригадирши, а потому внешне напоминающей

Дашу. «Мотив гипнотически действующего или прямо оживаю-

щего портрета» очень распространен в готической литературе:

308