Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике

Подождите немного. Документ загружается.

Призрак

«Третьего

Рима»

А вот именно - как предводительница православия, как покрови-

тельница и охранительница его - роль, предназначенная ей еще с

Ивана

III, поставившего в знак ее царьградского

двуглавого

орла

выше древнего герба России, но обозначившаяся уже несомненно

лишь

после Петра Великого, когда Россия сознала в себе силу ис-

полнить

свое назначение, а фактически уже и стала действитель-

ной

и единственной покровительницей и православия, и народов,

его исповедующих»

Кстати,

в «Дневнике писателя» Достоевский упомина-

ет - в негативном контексте - так называемое Завещание Петра

Великого. В этом интереснейшем документе, видимо, сфабрико-

ванном

во Франции в

XVIII-XIX

вв., от лица Петра I излагались

долгосрочные внешнеполитические планы России, где, естествен-

но,

фигурировал Константинополь.

Судьбы

«Третьего

Рима» в эпоху индивидуалистических

ценностей

замечательно иллюстрируются историко-литературным

«сюжетом»,

связавшим Ф.И. Тютчева и Владимира Соловьева.

Окрашенное

славянофильством стихотворение Тютчева

«Русская география» датируется

1848-1849

годами:

Москва

град Петров,

Константинов град

Вот царства русского заветные столицы...

Но

где

предел

ему?

И где его

границы

На

север,

на

восток,

на юг и на

закат?

Грядущим временам судьбы

их

обличат...

Семь

внутренних морей

семь великих рек...

От Нила

до

Невы,

от

Эльбы

до

Китая,

От Волги

по

Ефрат,

от

Ганга

до

Дуная...

Вот царство русское...

и не

прейдет вовек,

Как

то

провидел

Дух и

Даниил предрек.

Любопытно, что комментаторы без колебаний толкуют

«град

Петров» - в ряду с Москвой и Константинополем - как

Рим

Но из текста

следует,

что это Петербург, ведь далее фигу-

рирует Нева. Стихотворение написано до «открытия» посланий

Филофея,

и тогдашние имперские идеи символизировались

двучленной формулой «нового Константинополя», без Рима (как,

например,

в цитировавшейся оде В.П. Петрова).

209

Поэтика

культуры

«Русская география» при жизни поэта не печаталась и впер-

вые увидела свет в 1886 г.

В1895

г. B.C. Соловьев публикует статью

Тютчеве. Опираясь на строки о Данииле и на историософские

тексты поэта, он показательно переакцентировал смысл стихотво-

рения.

Сущность «пророчеств», по словам Соловьева, сводится к

тому,

«что

Россия сделается всемирною христианскою монархией

<...> Одно время условием для этого великого события он считал

соединение Восточной церкви с Западною чрез соглашение Царя

с Папой, но потом отказался от этой мысли, находя, что папство

несовместимо со свободой совести, т. е. с самою существенною

принадлежностью христианства. Отказавшись от надежды мир-

ного соединения с Западом, наш поэт продолжал предсказывать

превращение России во всемирную монархию, простирающуюся

по

крайней мере до Нила и до Ганга, с Царьградом как столицей.

Но

эта монархия не

будет,

по мысли Тютчева, подобием зверино-

го царства Навуходоносорова, - ее единство не

будет

держаться

насилием»

Философ-критик

интерпретировал

имперское

как

эсха-

тологическое,

точнее как

мессианское,

переведя речь на особое

духовное

назначение России. Причем мессианское в понимании

Соловьева не тождественно имперскому, но скорее ему проти-

воположно.

«Значит, - можно сказать поэту, -

судьба

России

зависит не от Царьграда и чего-нибудь подобного, а от исхода

внутренней нравственной борьбы светлого и темного начала в

ней

самой. Условие для исполнения ее всемирного призвания

есть внутренняя победа добра над злом в ней, а Царьград и прочее

может быть только следствием, а

никак

не условием желанного

исхода»

Свое эсхатолого-мессианское толкование форму-

лы Филофея Соловьев прямо выражает в стихотворении

«Панмонголизм»

, написанном почти одновременно с

«тютчевс-

кой» статьей (1894), но увидевшем свет (как и «Русская геогра-

фия» Тютчева) после смерти автора (1905).

Когда в растленной Византии

Остыл Божественный алтарь

отреклися от Мессии

Иерей

князь,

народ и царь, -

210

Призрак

«Третьего

Рима»

Тогда

он

поднял

от

Востока

Народ

безвестный

чужой,

под

орудьем тяжким рока

Во прах склонился

Рим

второй.

Судьбою павшей Византии

Мы

научиться

не

хотим,

все

твердят льстецы России:

Ты

третий Рим,

ты -

третий

Рим.

Пусть

так!

Орудий Божьей кары

Запас

еще не

истощен.

Готовит новые удары

Рой

пробудившихся племен.

От

вод

малайских

до

Дуная

Вожди

восточных островов

У стен поникшего Китая

Собрали

тьмы своих полков.

Смирится

трепете

страхе

Кто

мог

завет любви забыть...

третий Рим лежит

во

прахе,

уж

четвертому

не

быть.

Очевиден факт непосредственной полемики Соловьева-

поэта

с Тютчевым: именно так

следует

воспринимать

«обратное»

повторение рифмы («Китая /

Дуная»

вместо

«Дуная

/ Китая») на

фоне

«обратной» же идеи. Если у Тютчева эти топонимы - конеч-

ные

рубежи могущественной России, то у Соловьева - исходные

рубежи грядущего нашествия на Россию.

Формула

«Третьего

Рима» символизирует миссию России,

отказ от которой обернется неизбежными катастрофами. Это

придает эсхатологический характер мессианизму Соловьева. По

H.A. Бердяеву, у Соловьева, «философа русского мессианизма»,

«признание России третьим Римом переплеталось с чувством гре-

ховности России и с призывами к покаянию», что есть «стадия под-

готовительная, неизбежный аскетизм и очищение для великого, по-

ложительного дела в мире» (статья «Проблема Востока и Запада в

религиозном сознании Вл. Соловьева» из эпохального для истории

русской философии сборника 1911 г. «О Владимире Соловьеве»)

211

Поэтика

культуры

Трагический опыт России XX в. - с двумя мировыми

войнами,

революцией, тоталитарным государством - создал экс-

тремальные условия для проверки соловьевской трактовки идей

Филофея.

Первая

мировая война, очередной раз столкнув Россию с

Турцией и реанимировав

мечту

о Царьграде, дала повод к возрож-

дению славянофильской интерпретации в

духе

1870-х.

Таково,

примеру, стихотворение Федора Сологуба «Петроград - Бер-

лин» (1915), напоминающее, кстати, «Панмонголизм»:

Чертог мы строим величавый,

Наш

третий и последний Рим.

Мы

в нем славянство новой славой

В союзе братском озарим!

Соответственно, гибель империи в революционном

1917-м

настоятельно напомнила о том, что если из России не получится

«Третий Рим», то

«Четвертому»

не бывать. Эмигрант Георгий

Иванов

1929-1931

гг. публикует роман «Третий Рим», про-

гнозируемо посвященный

«закату»

обреченного

«старого

мира».

Причем

«Третьим Римом» он по-имперски именует не Москву, а

Петербург предреволюционной поры,

1916-1917

годов.

Тем не менее

мессианское

- по Соловьеву - прочтение идео-

логемы

«Третьего

Рима» не было утрачено. Сказанное относится

прежде всего к различным сочинениям H.A. Бердяева.

В цикле статей, напечатанных во время Первой мировой

войны

(впоследствии соединены в сборник

«Судьба

России»,

1918),

он пытался исповедовать концепцию

«Третьего

Рима»,

посильно

освобождаясь при этом от имперских клише. «С давних

времен было предчувствие, что Россия предназначена к

чему-то

великому, что Россия - особенная страна, не похожая ни на какую

страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством

богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой

идеи Москвы как Третьего Рима, через славянофильство - к

Достоевскому, Владимиру Соловьеву и к современным неославя-

нофилам.

К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи,

но

отразилось в них и что-то подлинно народное, подлинно рус-

ское»

. Даже «возвращение» Константинополя Бердяев стремил-

212

Призрак

«Третьего

Рима»

ся

истолковать культурологически, вне привычных имперских ас-

социаций:

«Константинополь - те ворота, через которые

культура

Западной

Европы может пойти на Восток, в

Азию

и в Африку.

В Константинополе - точка пересечения Востока и Запада»

Оказавшись после событий 1917 г. в эмиграции, Бердяев

суммировал свои суждения об особенностях отечественной

ментальности в знаменитой монографии «Миросозерцание

Достоевского» (1923).

Вслед

за Соловьевым он трактовал сим-

вол

«Третьего

Рима» как выражение сущности России, упорно

отрицая

имперские толкования и синтезируя эсхатологию с

мессианизмом.

«В древнерусском притязании русского народа,

что Россия - Третий Рим, были несомненные элементы юдаиз-

ма на христианской почве. Еще в более яркой форме этот юда-

изм

можно открыть в мессианизме польском. От идеи Третьего

Рима

идет русское мессианское сознание и проходит через весь

XIX век, достигает своего расцвета у великих русских мыслите-

лей и писателей. До XX века дошла русская мессианская идея, и

тут обнаружилась трагическая

судьба

этой идеи. Императорская

Россия

мало походила на Третий Рим <...> Русские мессианисты

были обращены к

Граду

Грядущему, они Града своего не имели.

Уповали, что в России явится новое царство, тысячелетнее цар-

ство Христово. И вот пала Императорская Россия, произошла

революция, разорвалась великая цепь, связывающая русскую

Церковь

с русским государством. И русский народ сделал опыт

осуществления нового царства в мире. Но вместо Третьего Рима

он

осуществил Третий Интернационал. <...> Такова

судьба

русс-

кого мессианского

сознания.

Оно есть не только у инока Филофея,

но

и у Бакунина. Но этим обнаруживается, что в первоосновах

мессианского сознания допущена религиозная ложь, ложное

отношение

между

религиозным и народным.

Грех

народопоклон-

ства лежит в основе мессианского сознания, и за

грех

этот

следует

неотвратимая кара»

Поверяя

Соловьева негативными впечатлениями револю-

ции,

Бердяев предостерегал как против соблазна государствен-

ности,

так и против

«греха

народопоклонства». Наблюдение же

за строительством советского тоталитаризма позволило указать

качестве наиболее опасного искажения идей Филофея вне-

религиозное государство как таковое,

будь

то императорская

213

Поэтика

культуры

Россия,

будь

то

СССР.

«Доктрина о Москве как Третьем Риме

стала идеологическим базисом образования московского царства.

Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской

идеи. <...> Принадлежность к русскому царству определилась

исповеданием истинной, православной веры. Совершенно так же

принадлежность к Советской России, к русскому коммунисти-

ческому царству

будет

определяться исповеданием ортодоксаль-

но-коммунистической веры. Под символикой мессианской идеи

произошла острая национализация церкви. Религиозное и нацио-

нальное в московском царстве так же

между

собой срослось, как в

сознании

древне-еврейского народа. <...> Православная вера есть

русская вера, не русская вера - н.е православная вера. <...> Но

религиозная идея царства вылилась в форму образования

могу-

щественного государства, в котором церковь стала играть служеб-

ную роль. Московское православное царство было тоталитарным

государством»

Равным образом мессианское истолкование концеп-

ции

Филофея предлагали мыслители, которых в сравнении с

Соловьевым или Бердяевым можно считать «малыми светила-

ми», но которые, пожалуй, еще более показательны для генераль-

ных тенденций. Уже упоминавшийся И.А. Кириллов, который

стремился подкрепить традиционное старообрядческое видение

достижениями тогдашней философии, в 1914 г. напечатал бро-

шюру «Третий Рим. Опыт исторического развития идеи русского

мессианизма». Катастрофой национального масштаба он считал

забвение официальным обществом идей Филофея, верность

которым сохранялась исключительно в среде старообрядцев.

Соответственно только славянофилы, согласно Кириллову,

открыли способ преодоления трагической пропасти, возродив

народный мессианизм, но

«для

них Третий Рим был не впереди,

а позади». В исправленном виде мысль славянофилов «продол-

жали лишь такие люди, как Ф.М. Достоевский, Вл. Соловьев и

им

подобные. Теперь настало время восстановить и укрепить

прерванную традицию, так как без традиции невозможна никакая

национальная

культура,

а в ней, в национальной, русской

духов-

но-органической

культуре

и находится внутреннее оправдание

русского мессианизма»

. Прочную привязанность старообряд-

чества к символике Филофея трогательно демонстрирует изда-

214

Призрак

«Третьего

Рима»

тельство «Третий Рим», взявшее на себя

труд

переиздать в 1996 г.

сочинение

Кириллова.

Десять последних посткоммунистических лет создали

интеллектуальную ситуацию, благоприятную для «возвращен-

ного» обсуждения

«римских»

чаяний. Вывод, например, некоего

А. Иванова в книге (изобилующей фактическими неточностями)

с заглавием «Третий Рим. Русь

XIV-XVH

вв.»

(1996)

звучит

так: «И о возрождении Отечества не

устает

напоминать русским

людям Святая Православная Церковь, возрождении на основе

обращения

к его подлинным духовным ценностям, первой из

которых была христианская Вера - вера незамутненная, горячая

искренняя, на которой зиждилась Московская держава, Третий

Рим,

который - хочется уповать на это - восстанет из праха и

поведет за собой все

другие

народы и государства по пути обнов-

ления

и отречения от адских соблазнов безудержного накопления

потребления, вседозволенности и душевной нечистоплотности,

от безоглядной растраты Богом дарованных природных богатств

суетной погони за ускользающим призраком материально-

го,

земного рая. <...> Дважды, как известно, нельзя войти в ту

. же реку,

даже

ни на вершок не отойдя по

берегу

в сторону. И к

исконному

своему

укладу

Россия уже никогда не вернется <...>

Но

Россия может - и должна - вспомнить свой исконный уклад,

вглядевшись в собственный незамутненный лик. И твердо понять,

что только ей под силу вновь сделаться Третьим Римом и что чет-

вертому Риму - не

бывать!»

Итак,

символическое отождествление Москвы с Римом

коренилось

в общих особенностях эпохи доминирования рели-

гиозных ценностей и первоначально не выражало ничего, кроме

стремления новых национальных центров воспроизводить все-

ленские

образцы.

Впрочем, в качестве «лирического отступления» здесь

любопытно привести рассуждения тех, кто формулу «Москва-

Третий Рим» толкует буквально. А.Т. Фоменко предложил

«оригинальное» решение проблемы

«Третьего

Рима». Для начала

«шокотерапия» - «Первый Рим называется Александрия». Далее

возникает мимолетное ощущение, что исторический сюжет разви-

215

Поэтика

культуры

вается в общепринятом направлении: на Босфоре «основывается

Новый

Рим, или Второй Рим». Но ощущение оказывается обман-

чивым:

«Отсюда

- название Византии как

Bis-Antic

- "Второй

Древний

(Рим)".

Этот же

город

называли Иерусалимом, Троей,

Константинополем, потом

Стамбулом».

Наконец, общий вывод:

«...около

1380

года,

вероятно, на месте Куликовской битвы за-

кладывается новая столица Москва, получившая позже название

"Третий Рим". Москва как "Третий Рим" становится мировым

центром православия» (Г.В. Носовский, А.Т. Фоменко. «Империя.

Русь, Турция, Китай, Европа, Египет. Новая математическая хро-

нология древности», 1997 г.).

Возвращаясь же к «неоригинальному» тезису о символи-

ческой природе именования Москвы

«Третьим

Римом», остается

повторить, что в

XV-XVI

вв. традиционная идея актуализируется

в писаниях Филофея. Псковский монах наделил ее специфичес-

кими

смыслами, принципиально важными для самосознания как

Древней Руси, так и Новой России. В соответствии с основными

фазами истории отечественной

культуры

правомерно выделить три

доминанты интерпретации «римской» идеологемы. Религиозная

эпоха диктовала

эсхатологическое

ее прочтение, государственная

эпоха -

имперское

и, наконец, индивидуалистическая -

мессианское.

Иларион. Слово

Законе

Благодати

Памятники литературы

Древней Руси:

XVII век.

Кн. III.

M., 1994. С. 594.

Тексты даются

русском переводе.

Книга правил святых апостол, святых соборов вселенских

поместных

святых отец. Свято-Троицкая Сергиева лавра,

1992. С. 41.

Цит. по:

Успенский

Л.

Восприятие истории

Древней Руси

доктри-

на

«Москва

третий Рим»

Успенский

Б.А.

Избр. труды.

Т. I:

Семиотика

истории. Семиотика культуры.

М., 1996. С. 91.

Цит. по:

Кириллов

ИЛ.

Третий Рим.

М., 1996. С. 15.

Ср. также

историка

Михаила Пселла:

Ныне

ни Афины, ни

Никомидия,

ни Александрия

Египте,

ни

Финикия,

ни оба

Рима (первый

худший

второй

лучший)

никакой другой город

не

могут похвастаться

ни

одной

из

наук...» {Михаил Пселл. Хронография.

М., 1978. С. 82).

Памятники литературы Древней Руси:

XIV -

середина

века.

М.,

1981.

С. 148.

216

Призрак

«Третьего

Рима»

Цит. по:

Успенский

Б.А. Указ. соч. С. 105.

См.: Зимин A.A. Доктор Николай Булев - публицист и ученый ме-

дик

// Исследования и материалы по древнерусской литературе.

М., 1961. С. 78-86.

Хронограф редакции 1512 г. // Полное собрание русских летописей.

СПб.,

1911. Т. 22. 4.1. С. 285.

Там же. С.

439-440.

Ср.: Плюханова М.Б. Сюжеты и символы

Московского царства. СПб., 1995. С. 174.

«Послание о злых днях и

часах»

цит. по изд.: Памятники литературы

Древней Руси: Конец XV - первая половина XVI века. М., 1984.

С.

442-454.

Карпов

Ф.И. Послание иноку Филофею // Там же. С. 518.

См.: Зимин А А. Указ. соч. С. 82.

Ср.:

Griewank

K.>

von. Der neuzeitliche

Revolutionsbegriff:

Entstehunh

und Entwicklung. Weimar, 1951;

Одесский

М.П.,

Фельдман

Д.M.

Поэтика

террора. M., 1997.

Ср.:

Карпов

Ф.И. Послание митрополиту Даниилу // Памятники лите-

ратуры Древней Руси: Конец XV - первая половина XVI века. М.,

1984. С. 516.

Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. М., 1985.

С.

310-312.

Повести о начале Москвы. М; Л., 1964. С.

173-174.

Памятники литературы Древней Руси: Конец XV - первая половина

XVI века. М., 1984. С.

602-624.

См.:

Каптерев

Н.Ф. Патриарх

Никон

и царь Алексей Михайлович.

Сергиев Посад, 1909. Т. 1. С. 254.

Житие протопопа Аввакума и другие его сочинения. М., 1991. С. 81.

Петров

В.П. Сочинения. СПб., 1811. Т. 1. С. 44-49. Ср.:

Зорин

А.Л.

Русская ода конца

1760-х

- начала

1770-х

годов, Вольтер и

«гре-

ческий проект» Екатерины II // Новое литературное обозрение.

1997. № 24.

Кириллов

И.А. Указ. соч. С. 53.

Достоевский

Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л.,

1972-1990.

Т. 23. С. 7.

Там же. С. 49.

Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников /

Сост. Л.Н. Кузина, коммент. Л.Н. Кузина, К.В. Пигарев. М., 1988.

С. 420.

217

Поэтика

культуры

Соловьев

B.C. Поэзия Ф.И. Тютчева // Соловьев B.C. Философия ис-

кусства и литературная критика. М., 1991. С.

481-482.

Там же. С. 483.

Соловьев

B.C. «Неподвижно лишь солнце любви...»: Стихотворения.

Проза.

Письма. Воспоминания современников. М., 1990. С. 89.

О Владимире Соловьеве. Томск, 1997. С. 111.

Бердяев

НА.

Судьба

России. М., 1990. С. 8.

Там же. С. 126.

H.A. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 1. С. 121.

Бердяев

H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж, 1955.

С. 9-10.

Кириллов

И.А. Указ. соч. С. 109.

1999 г.

Впервые:

Гуманитарное знание: итоги XX века: Материалы науч-

ной

конференции 1998. М.: Новый гуманитарный университет Натальи

Нестеровой, 1999. С. 5-26.