Оболенская С.В. Германия и немцы глазами русских: XIX век

Подождите немного. Документ загружается.

Ф.П. Лубяновский посетил многие области Германии с целью

наблюдения и изучения сельского хозяйства, которым особенно, по-

видимому, интересовался, побывал на конгрессе сельских хозяев в

Эрфурте и на сельскохозяйственной выставке в Мюнхене; в Берлине,

Дрездене, Мюнхене посещал школы и университеты, картинные

галереи, слушал немецкие оркестры, в Нюрнберге видел военные

маневры

196

А. Глаголев и А. Зилов оказались в Германии без специальных

задач и просто осматривали встречавшиеся на пути достопримеча-

тельности. В «Записках русского путешественника А. Глаголева»,

изданных в Петербурге в 1837 г., находим лишь несколько кратких

замечаний. Зилов, отправившийся в Германию «сперва полечиться

минеральными водами, а затем пошататься, поглазеть, покушать,

послушать и пр.»

197

, сообщает немало интересных сведений и под-

робностей относительно повседневной жизни немцев. Традиционно

записки русских путешественников начала XIX столетия содержат,

конечно, перечисление достопримечательностей. Но гораздо боль-

шее место в них занимают наблюдения и оценки германской дейст-

вительности и характеристики немцев. Что же в Германии вызывало

интерес наших путешественников? Какой представлялась Германия

первой половины столетия (до революции 1848 г.) русским наблюда-

телям и какой сложился у них образ жителей германских земель?

Они приезжали сюда, рассчитывая встретить благожелательный

прием: ведь совсем недавно русских солдат в Германии принимали

как освободителей, восторженно и с почетом. Прошло два-три

десятилетия, и ситуация изменилась. Это отметили двое из наших

путешественников. А. Глаголев, посетивший в Лейпциге место

знаменитого сражения, подчеркнул, что немцы хвалятся, будто

Наполеона побили они, тогда как в действительности они «лежали

ниц» перед узурпатором и подняты были только русскими

198

. Ф.П.

Лубяновский замечает, что в Германии все уверяют себя, что не

Россия помогла им избавиться от Наполеона. О России знают совсем

мало. Один пишет, узнав, что в России есть департамент Уделов, что

там удельные княжества, другой слышал о жестоком отношении к

иностранцам и будто иностранец не может выехать из России, пока

не даст трижды объявления в газете. Немецкий университетский

196

Заметки за границею в 1840 и 1843 годах Ф.П. Лубяновского. СПб.,

1845 (далее – Лубяновский). С. 161, 173.

197

Дневник русского путешественника по Европе. Алексея Зилова. М.,

1843. Ч. 1 (далее – Зилов).

198

Записки русского путешественника А.Глаголева. Ч. IV. СПб., 1837.

С. 237.

профессор сначала толкует о силе и ловкости русских, а далее воз-

глашает, что не следует немцам терпеть «высокомерные надежды

восточных кафтанов, сносить гордые скифские взгляды на нас». Бога

не боятся, продолжает Лубяновский, «бросают семя вражды в сердца

своих юношей», а ведь именно русские проложили немцам дорогу к

победам и «сделали почин освобождения их от рабства»

199

. Но

подобные впечатления не мешали восприятию Германии как страны,

где можно многому поучиться и кое-что перенять. Нет уже того

несколько наивного восхищения, какое чувствуется в записках

русских офицеров, побывавших в Германии в 1813- 1814 гг., однако

налицо высокие оценки и порою удивление.

Сенатор Лубяновский проявлял, как уже говорилось, особый

интерес к сельскому хозяйству и побывал в разных германских

землях, наблюдая и сравнивая. В хлебородных областях России зем-

ли гораздо лучше, чем в Германии, отмечал он, однако, «не пере-

скажешь всего труда и терпения, с какими немец возделывает зем-

лю», рассчитывает, сколько, когда и чего понадобится; «как же и

земля благодарна…везде увидите тучные, богатые жатвы»

200

. И быт

германского богатого хлебопашца, Vollbauer, вызывает восхищение:

дом в 2-3 этажа, увитый виноградом, окруженный фруктовыми де-

ревьями и цветами, человек 8 наемных работников и столько же

работниц, десяток сильных и веселых рабочих лошадей, 3-4 пары

огромных волов с венками цветов на рогах, когда вечером везут с по-

ля зерно. Лубяновского поразило отношение немцев к животным и

особенно к лошадям: здесь не увидишь жестокости, напротив, за-

водят «общества милосердия» к лошадям и рогатому скоту. В Гер-

мании, по его наблюдениям, интересуются тем новым, что дает

сельскохозяйственная наука, специальные общества составляют под-

робные топографические описания земель в каждом округе, на

заседаниях этих обществ обсуждаются проблемы орошения, удоб-

рения земель, развития скотоводства. В частности, он присутствовал

на конгрессе сельских хозяев, организованном ферейном «луго-садо-

ов-це-ското-пчело-шелко-лесоводства».

Прекрасное состояние сельского хозяйства заметили и другие

путешественники. А. Зилов в Пруссии «не мог достаточно налюбо-

ваться на поля, особенно на пшеницу: это поистине золотая нива».

Хлеба отличные. Множество картофеля, клевера. «Скот загляденье!

Надобно отдать справедливость, что немцы ухаживают за скотиной

как нельзя лучше, особенно лошадей лелеют, как ребят»

201

Лубяновский. С. 48, 49, 52.

200

Там же. С. 4, 7, 22.

201

Зилов. С. 24-25.

В наблюдениях за сельским хозяйством и жизнью крестьян

есть и другой примечательный аспект. Лубяновский, хотя и заметил,

что не во всех германских землях крестьяне одинаково благополуч-

ны, в деревнях есть бедные и многие недоедают, все же подчер-

кивает, что «со времени уничтожения права собственности на людей

выиграли обе стороны, сельское хозяйство быстро пошло вперед»; на

конгрессе в Эрфурте «голос опытного, сведущего крестьянина так же

уважен, как и голос богатого помещика» и хотя «по чинополо-

жению» хлебопашец стоит «на нижней ступени гражданского быта»,

теперь «он и на ландтагах в лице своих выборных сидит вместе с

представителями высших сословий»

202

, дети его, как и все дети в

Германии, учатся в школе.

Интерес и внимание путешественников вызывают обществен-

но-политические порядки в Германии, гражданское равенство сосло-

вий и отсутствие сословных предубеждений, общая спокойная

обстановка, когда представители низших сословий не чувствуют себя

ущемленными и каждый на своем месте ощущает себя свободным и

защищенным. Впрочем, специальной целью анализа общественных

порядков и политической ситуации в Германии наши путешествен-

ники не задавались; больше всего у них впечатлений о бытовой

стороне жизни в Германии и наблюдений относительно характерных

национальных черт немцев.

Все отмечают «внимание к удобствам наружной жизни», кото-

рое делает пребывание в Германии приятным и спокойным. А. Зилов,

вернувшийся в Германию после поездки во Францию, Италию,

Швейцарию, Бельгию, восклицает: «Моя милая, чопорная, разгла-

женная, опрятная Германия!»

203

. Нет, вероятно, русского человека,

который не заметил бы – конечно, по контрасту с Россией, – что в

Германии превосходные дороги. «Можно пересчитать места, где

шоссе еще не устроено, – пишет Лубяновский, – едва ли найдется

городок, от которого шоссе не шло бы ко всем другим городам»

204

, и

все они ухожены, везде вдоль дорог посажены фруктовые деревья.

Все отмечают чистоту и порядок в городах. В Любеке, пишет А.

Зилов, улицы очень узкие, но «никого не давят, ничего не лома-

ют»

205

. Все бытовые удобства, которых не приходится ожидать в

России, наши путешественники связывают с особенностями немец-

кого характера и прежде всего с тем их свойством, которое образно

выразил Лубяновский: немец – «враг как-нибудства». Трудолюбие,

терпение, стремление выполнить свою работу наилучшим образом,

202

Лубяновский. С. 21, 95.

203

Зилов. Ч. II. С. 172.

204

Лубяновский. С. 55.

205

Зилов. Ч.I. С. 17.

аккуратность, умение рассчитать свой труд и свое время – эти каче-

ства немцев отмечают решительно все. Ф.П. Лубяновский подчерки-

вает в особенности просвещенность народа – «там…все и всему

учены: просвещенная нация»

206

. «Отличной опрятностью» немцев,

«математическим устройством домашнего хозяйства», где все рас-

числено, всему свой час, каждый занят своим делом, восхищается

А.Зилов. Он подметил и умение немцев отдыхать и простодушно

веселиться, причем в этом веселье почувствовал оттенок патриар-

хальности и любовь к семейной жизни. В Дрездене А.Зилов отпра-

вился в сад слушать музыку. «Там в тени деревьев за маленькими

столиками сидели семейства, и знакомые; дамы вязали чулки, а

кавалеры с сигарками, за стаканом пива, слушали музыку, которая

разыгрывала хорошие пьесы, и весьма недурно»

207

. Профессор

Симонов наблюдал в Гамбурге на валу у Альтонских ворот отдых

публики в «беседке». Слушая музыку, пьют чай, кофе, пиво, курят

сигары. Иногда танцуют

208

. И даже «низший класс людей» имеет

возможность распоряжаться своим временем. Здесь ни один мужик

не зайдет в питейный дом, «чтобы только выпить чарку да и вон:

совсем нет, он велит подать пива или вина и сядет за стол; к нему

подсядет другой, третий, и вот беседа, и это продолжается, сколько

время позволяет»

209

. Обычай «преблагополучных немцев» «кушать и

запивать», отправляются ли они на гулянье или слушают музыку,

отмечают все путешественники, опираясь при этом на сложившееся с

давних пор и сохраняющее свою силу еще и в ХХ веке представле-

ние о том, что немец немыслим без табака и пива. «У нас на Руси

такое поверье, – пишет Лубяновский, – что Адам Адамыч дня не

проживет без кофе…Спору нет, что истинному немцу без кофе, без

пива, без трубки и без ins Grüne, так же, как истинному русскому без

щей, без гречневой каши, без вина и без

на базар

жизнь не в

жизнь»

210

. Но отметим, что один из давних и наиболее укоренивших-

ся в народной культуре стереотипов в представлениях о немцах –

скупость – в наблюдениях за жизнью немцев у них на родине обора-

чивается представлением о «расчисленности» их действий, умении

рационально вести хозяйство, стремлении к точности и порядку,

приверженности установленным правилам. Так в виде эксплицит-

ных, а чаще – имплицитных сравнений русских и немцев, равно как и

в размышлениях о немецких порядках, в записках русских путеше-

ственников проступает тот третий смысловой пласт, о котором речь

206

Лубяновский. С. 3, 43.

207

Зилов. Ч. I. С. 23, 35.

208

Симонов. С. 5.

209

Зилов. Ч. 1. С. 70.

210

Лубяновский. С. 16.

шла выше – проблема соотношения России и Запада. Все отличное от

России, что видят русские путешественники, не вызывает у них

отталкивания, никто из них не говорит о том, что в России это не-

возможно или же не нужно по причине каких-то ее особенных черт;

напротив, чувствуется, что в своей стране они желали бы видеть

такой же порядок во всем, такое же процветающее хозяйство и,

конечно, – свободный и просвещенный народ.

Теперь обратимся к переписке двух молодых людей, оставив-

ших заметный след в истории русской культуры начала XIX в. – Н.В.

Станкевича (1813-1840) и К.С. Аксакова (1817-1860), чьи впечатле-

ния существенно отличаются от тех, что мы рассматривали до сих

пор. Деятельность обоих, их роль в русской общественной мысли

XIX в. достаточна изучена, и мы ее касаться не будем. Н.В. Станке-

вич и К.С. Аксаков интересуют нас в этом очерке как «путешествен-

ники», оставившие свидетельства о своем пребывании в Германии.

Однако для того, чтобы понять характер их восприятий и оценить их

впечатления, несколько слов об их месте в русской ученой культуре

все-таки нужно сказать. Н.В. Станкевич прожил очень недолгую

жизнь, но занял особое место в истории русской культуры и общест-

венной мысли. Еще в университете вокруг него, поэта, обладавшего

тонким художественным вкусом и философским складом ума, меч-

тателя, исполненного возвышенных стремлений, мягкого, приветли-

вого, простого и откровенного в отношениях человека, собрался

кружок друзей, среди которых он пользовался большим авторитетом.

Этот кружок либерально мыслящих русских интеллигентов 30-х гг.,

продолжал существовать и позже; в 40-х гг. из него выделились

направления западников и славянофилов. А.И. Герцен, сравнивая

Станкевича со своим другом Н.П. Огаревым, писал, что он «тоже

один из

праздных

людей, ничего не совершивших», кроме того, что

увлек своих друзей занятиями немецкой философией, и из этого

круга «вышла целая фаланга ученых, литераторов и профессоров, в

числе которых были Белинский, Бакунин, Грановский»

211

. Привлека-

тельная личность Станкевича наложила свой отпечаток на характер

его кружка. В отличие от кружка Герцена, где в центре внимания

были проблемы истории, политики и общественной жизни, здесь

царили философские, литературные, эстетические интересы, обсуж-

дались проблемы личного совершенствования; на первом плане

стояли немецкая философия и немецкая литература. «Им не нрави-

лось наше почти исключительно политическое направление, – писал

А.И. Герцен, – нам не нравилось их почти умозрительное. Они нас

считали фрондерами и французами, мы их – сентименталистами и

211

Герцен А.И. Сочинения в 9-ти томах. Т.5. С. 14.

немцами»

212

. Настоящими кумирами были для молодых людей из

кружка Станкевича Гёте и Шиллер (впрочем, даже Герцен, в зрелые

годы крайне отрицательно относившийся к немцам и ко всему не-

мецкому, писал о своей молодости, что тогда не читать «Фауста»

было все равно, что ходить неодетым); предметом общего увлечения

был Т.А. Гофман. Именно под влиянием членов кружка Станкевича –

Грановского в 30-х гг. в России широко распространилось сильней-

шее увлечение немецкой культурой.

Здесь уместно, впрочем, вспомнить, что немаловажную роль

сыграла в этом опубликованная в 1813 г. в Англии книга Жермены

де Сталь «О Германии». Книга мадам де Сталь была с большим ин-

тересом воспринята в России. Одним из первых ее русских чита-

телей был в 1814 г. в Париже Николай Тургенев. Переводы отрывков

из этого сочинения неоднократно публиковали русские журналы в

1814-1816 гг.

213

. В ту пору под влиянием социальных, политических

и культурных трансформаций, связанных прежде всего с Великой

французской революцией и наполеоновскими войнами, «Век Просве-

щения», говоря образно, приходил к концу, и в Европе сходило на

нет всеобщее почти преклонение перед французской мыслью и

французской культурой. Цель мадам де Сталь состояла в том, чтобы,

познакомив французов с немецкой культурой, попытаться преодо-

леть во Франции недоверие и недоброжелательность по отношению

к Германии и немцам. Основываясь на распространенной в XVIII и

XIX вв. идее о национальном типе, согласно которой каждая нация

рассматривалась как личность с присущими ей определенными свой-

ствами, мадам де Сталь попыталась нарисовать образ немцев, сопо-

ставляя их прежде всего с французами и противопоставляя одних

другим, и выступила против распространенного не только во Фран-

ции, но и в других странах Европы, пренебрежительного отно-шения

к немецкой культуре. Не только немецкая философия и не-мецкая

литература, явившаяся, как утверждала де Сталь, родиной романтиз-

ма, но и вообще Германия, была представлена ею как стра-на возвы-

шенных чувств и благородных идей. В январском номере журнала

«Вестник Европы» была помещена заметка о книге мадам де Сталь:

«Сочинение имеет великую цену по многим тонким и глубокомыс-

ленным замечаниям о таком народе, которого нравы и литература

достойны быть известны, который особливо в нынешнее время

обращает на себя взоры света, внимательного к великой роли, играе-

212

Там же.

213

О восприятии книги Ж. де Сталь в России см.: Заборов П.Р. Жер-

мена де Сталь и русская литература первой трети XIX века // Ранние роман-

тические веяния. Л., 1972; Мilchina V. Germaine de Staëls «De l’Allemagne» in

Russland // Deutsche und Deutschland aus russischer Sicht. Reihe B. Bd. 3.

мой им на театре европейской политики»

214

. В России книга Жерме-

ны де Сталь многими воспринималась как некий морально-

психологический трактат, в котором утверждались возвышенные

нравственные идеалы

215

, нам же важно обратить внимание на то, что

противопоставление французам немцев и немецкой культуры пало

здесь на благодатную почву, ибо хотя в обществе образованных

людей и в середине XIX столетия считалось неприличным незнание

французского языка, после европейских событий конца XVIII и нача-

ла XIX в. господствовавшее на протяжении десятилетий увлечение

всем французским стало подвергаться сомнению и критике.

Осенью 1837 г. Н.В. Станкевич отправился для лечения в Гер-

манию, в Карлсбад, намереваясь затем провести зиму в Берлине

вместе с Т.Н. Грановским и Я.М. Неверовым. В многочисленных и

подробных письмах к родным он сообщал свои впечатления и де-

лился размышлениями об увиденном. Еще в самом начале своего

«путешествия», в октябре 1837 г. он писал Я.М. Неверову: «…У меня

родилась какая-то болезненная привязанность к Германии – я пред-

ставляю себе, как ворочусь домой, как она мне будет сниться, и мне

хочется плакать в таком случае… Я много надеялся на Германию, в

ней ожидал я – и еще ожидаю – душевного возрождения; кроме того,

мечты детства, старые рыцарские романы, новые фантастические

повести – все это сделало для нас Германию привлекательною»

216

По-видимому, родственники Станкевича, к которым он обращался в

своих письмах, были даже несколько обеспокоены постоянными

выражениями этой «болезненной привязанности». Во всяком случае,

в январе 1838 г. в письме к отцу, матери и дяде он счел нужным

уверить их, что любовь к отечеству в нем тверда и неизменна.

Станкевич побывал и в Италии, но эта страна вовсе не вызвала

у него таких радостных чувств, как Германия, где он искал и нашел

тот мир, который рисовал себе задолго до своего путешествия, читая

«старые рыцарские романы» и «новые фантастические повести». В

свои университетские годы Станкевич буквально погрузился в мир

немецкой поэзии (его кумирами были Гёте и Шиллер), а позже,

увлекшись Шеллингом, Фихте и Гегелем, стал поклонником и пропо-

214

Вестник Европы. 1814. Ч. LXXIII. № 2. С. 143-144.

215

Например, А.П. Керн, с восторгом читавшая в 1820 г. «восхи-

тительную» книгу «О Германии» и делавшая из нее обширные выписки,

касавшиеся вопросов философии, нравственности, соотношения любви и

искусства и пр., записывала в своем дневнике, что находит утешение в

рассуждениях автора о любви, о супружестве, ищет в этом сочинении под-

держки в своих семейных страданиях. См.: Керн А.П. Воспоминания, днев-

ники, переписка. М., 1989.

216

Переписка Николая Владимировича Станкевича 1830-1840. М.,

1914. С. 383-384 (далее – Станкевич).

ведником немецкой философии. И в Германии Станкевич, похоже,

больше времени, нежели лечению (хотя он пил минеральные воды в

Карлсбаде и Эмсе), уделял знакомству с нею.

В Берлине вместе с Т.Н. Грановским Станкевич посещал уни-

верситет, брал уроки логики у адъюнкта университета Вердера, нео-

быкновенно полюбившего Станкевича и говорившего, что у этого

русского душа немецкая, прошел курс истории у Л. Ранке, курс

философии права у проф. Ганса

217

. Он прослушал также курс сель-

ского хозяйства и изучал прусские законы, касавшиеся сельского

хозяйства, чтобы «судить, в какой степени здешние земледельческие

средства помещика могут быть приложены в нашем быту»

218

; об-

щался с профессорами философии, с немецкими писателями; в

Веймаре повидал «вдову Гётева сына» и беседовал с ней о новой

немецкой литературе, о музыке, о немецких певцах. Особенно инте-

ресуясь театром, Станкевич часто посещал драматические спектак-

ли, высоко оценивал немецких актеров, замечал, что в России срав-

ниться с ними мог бы только Щепкин; подчеркивал разницу в отно-

шении к театру в Германии и в России, где простонародье все еще

считает театр «диавольскою потехою». Конечно, как и многие другие

русские путешественники, поклонился могилам Гёте и Шиллера,

осмотрел дом Гёте и подивился богатству и разнообразию занятий

его великого хозяина.

Не случайно по возвращении домой Станкевич начал развивать

одну из главных своих идей относительно связей между поэзией и

философией. В 1840 г. в набросках к статье «Об отношении филосо-

фии к искусству» он рассуждает о том, что со времени Канта «при-

шли они в ближайшую связь…Шиллер, воспитанный в его школе, и

Гёте, уже знакомый с его системой, но еще более посвященный в нее

Шиллером, бросили новый яркий свет на мир искусства… Уже не

праздные мечты, – серьезные, вечные интересы духа облекались в

поэтические формы»

219

Так открылась Станкевичу та Германия высокого духа, о кото-

рой он, по собственному признанию, грезил в юности. Но, как и все

другие путешественники, Станкевич с интересом наблюдал и за

повседневной жизнью немцев и в особенности интересовался бытом

городских жителей, ремесленников, «мещан», как он их называл. В

Карлсбаде он познакомился и подолгу беседовал с часовым мастером

Гофманом и с неким органистом и фортепьянным мастером из Егера.

«Эти мещане мне очень поучительны», – писал он, подчеркивая во

217

Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография,

написанная П.В. Анненковым. М., 1857. С. 177 (далее – Анненков).

218

Станкевич. С. 82.

219

Анненков. С. 366.

многих письмах, что ремесленники здесь нисколько не стыдятся

своего звания и не мечтают о дворянстве, но живут независимо,

наслаждаются мирной семейной жизнью, посещают свое общество

стрелков, устраивают свои праздники, по воскресеньям многие из

них в церкви участвуют в оркестре

220

. Что же дарует им спокойную

удовлетворенность своим местом в жизни, уверенность в себе и

ощущение равноправия со всеми остальными согражданами? Несо-

мненно, полагает Станкевич, дело тут в просвещенности народа.

«Моя собственная штубенмедхен идет с книгою в церковь, в пух

разряженная, так что боишься, как бы она не обиделась, что я не

подал ей руки…Как хотите, а через эту облагороженность рождается

довольство своим состоянием; булочник не хлопочет вывести сына в

дворяне, седельный мастер гордится своею работой…жизнь в семей-

стве доставляет полное удовольствие; жена ремесленника не стыдит-

ся сама сходить на базар, потому что она не чиновница; ремесленник

не пропивает последние копейки, потому что у него дома есть друго-

го рода удовольствие: ему приятно провести часть досуга с женою,

которая всегда почти грамотная женщина»

221

. Досуг немцев привле-

кал особое внимание Станкевича. В Берлине он бродил по рождест-

венскому базару, наблюдая, как все, от придворных до кухарок,

закупают подарки к празднику, в Тиргартене «любовался мальчиш-

ками, которые катаются на коньках» и студентами, устраивающими

на льду санный поезд, одеваясь в вывороченные шубы или облекаясь

в дамские наряды; посетил маскарад, читал «забавные издания»,

содержавшие сценки из жизни ремесленников, их рассуждения о

политике, написанные с грубоватым юмором на «берлинском наре-

чии» – «Berliner Witze», «Buntes Berlin»; «Berlin, wie er isst und

trinkt». Впрочем в юморе немцев Станкевич не находил истинного

остроумия. Немцы не мастера веселиться, замечает он, «мне не

удалось видеть ни одной умной маски, ни слушать что-нибудь

острое»

222

. Заметим, что «чужой» юмор – один из наиболее трудно

воспринимаемых моментов в диалоге культур.

Побывав в Дрездене, он не только подробно и с большим чув-

ством изложил свое впечатление от «Сикстинской Мадонны» Рафа-

эля, но и со вкусом описал предрождественские развлечения просто-

народья: «Каждая улочка обставлена столиками, лавочками, буточ-

ками, где продают шапки, дули, орехи, платки, мыло, книги, словом,

всякую всячину; народ толкает вас под бока, странствующие музы-

канты стоят в кружку и рыпят на трубах какой-то марш, а заез-жий

220

Станкевич. С. 542.

221

Там же. С. 20.

222

Анненков. С. 33.

штукарь угощает под вечер публику среди улицы волшебным фона-

рем»

223

Членом кружка Н.В. Станкевича был будущий славянофил

К.С. Аксаков, сын известного писателя С.Т. Аксакова. Аксаков был

филологом, автором работ о русской грамматике, но в молодые годы

все его духовные интересы были сосредоточены в области немецкой

культуры. Поклонник Гофмана, страстный и верный почитатель

Шиллера, он также переводил на русский язык Гёте.

Аксаков отправился за границу вскоре после окончания Мос-

ковского университета, в 1838 г., почти в то же самое время, что и

Станкевич, и провел на Западе 5 месяцев, главным образом в Гер-

мании. Нежный сын, он вел регулярную переписку с отцом, матерью

и другими родственниками. По всей вероятности, несмотря на те

чувства, которые он, член кружка Станкевича, питал к немецкой

культуре, встречи с Германией Аксаков ожидал с некоторой опаской

– будут ли соответствовать его представлениям реальные впечатле-

ния германской действительности.

Первые его письма из Германии сдержанны и содержат кри-

тику в адрес немцев, которых ему привелось встретить в начале

путешествия. Аксакову не совсем уютно было в Пруссии. Берлин

показался ему некрасивым, холодным, и он вспомнил Москву, «кото-

рая так вольно раскинулась по полям и холмам»

224

. На пути в Ке-

нигсберг он видел немецких крестьян. «Должно сказать правду, –

пишет он домой, – что во всех деревнях, где мы ни проезжали, видно

довольство и опрятность, избы чисто покрыты соломой. Народ неду-

рен собой, только на лице написано, что немец»

225

. В дилижансе он

разговорился с соседом-немцем и услышал весьма неприятные речи.

«Россия слишком велика, начал опять молодой человек, ударяя

особенно на слове

слишком…Нет, все могущество слишком велико

(Die ganze Macht ist zu gross)…Слишком, слишком! Россия страшное

государство (furchtbares Reich) – такого еще не было»

226

К этому же первому периоду пребывания Аксакова в Германии

относятся его размышления о сравнительных качествах немцев и

русских. Пруссаки народ образованный и бодрый, но нет в них ума и

силы, которые чувствуются в русском народе. Если сравнить езду на

лошадях в Германии и России, выясняется, что немец если и быстро

едет, все у него «так регулярно, так правильно, как по масштабу», ни

разу лошади не помчатся как стрела; «ни разу не прикрикнет как

223

Станкевич. С. 542.

224

Письма К.С. Аксакова из-за границы в 1838 году // Космополис.

1898. Т. 9. №3. С. 281.

225

Там же. № 2. С. 194.

226

Там же. № 3. С.275.