Нестьев И. Жизнь Сергея Прокофьева

Подождите немного. Документ загружается.

Иной мир звучаний рождает пейзажно-лирическая вторая часть (Ada-

gio). В этом пленительном ноктюрне также выражен национальный коло-

рит — в характере тем, в мягкой диатонике (элементы фригийского лада

и натурального минора). Начальная тема виолончели оплетена едва слыш-

ными узорами. Ритм сопровождения превращен в прихотливый орнамент,

словно имитирующий наигрыш кавказского смычкового инструмента

«Это была своеобразная хитрость — превратить мотив лезгинки в сопрово-

ждающую фиоритуру»,—вспоминал автор. Он считал, что традиционная

обработка плясового танца прозвучала бы как проявление «пассивности,

даже пошлости» И как неожиданно, словно контрастная балетная сцена,

воспринимается средний эпизод второй части — грациозный приплясываю-

щий напев, родственный начальной мелодии Adagio. Благодаря иной мет-

роритмике и звенящей тембровой окраске — с гибким сочетанием pizzicato

и агсо — образ резко изменен: задумчиво нежная песня сменилась изящ-

ным танцем-серенадой.

В быстром финале (рондо-соната с двумя побочными темами и мед-

ленным эпизодом вместо разработки) доминирует жизнерадостная тема

синкопированного горского танца; это — популярная в Кабарде танцеваль-

ная мелодия, использованная также Н. Я. Мясковским в 23-й симфонии

(побочная партия первой части). Хотя тема Эта давала повод для тради-

ционной празднично-плясовой разрядки, автор предпочел усложнить

структуру финала новыми драматическими коллизиями. Уже первая из

побочных тем (es-moll) своим скорбным характером и возбужденной

ритмикой напоминает взволнованные реплики из прокофьевских опер.

Зато вторая из побочных тем звучит совсем по-иному — в духе остроумной

частушки-скерцо. Наконец, медленный раздел финала, открывающийся

драматической каденцией виолончели, построен на взволнованной пе-

сенной теме, снова, как в Adagio, сопровождаемой капризными фиори-

турами.

Квартет отличается исключительной тембровой оригинальностью.

Партии струнных тонко имитируют звучания народных инструментов Кав-

каза; таковы уже упоминавшиеся орнаментальные пассажи или стучащие

приемы pizzicato и col legno, подражающие тембрам ударных. Здесь ком-

позитор выступает как новатор, обогащающий ресурсы струнного квартета.

Об этом писал Б. В. Асафьев, отметивший в квартете Прокофьева блеск

квартетной инструментовки, силу и свежесть экспрессии и новизну ритми-

ческого развития®.

' Здесь использован напев кабардинского танца «Исламей», разработанный

также в третьей части 23-й симфонии Мясковского. Возможно, что это —вариант

мелодии, звучавшей когда-то в «Исламее» Балакирева.

2 Из беседы с автором этих строк.

® «Очерки советского музыкального творчества», М., 1947, стр. 13.

461:

Резкость, воинственность, жесткие тона, присущие музыке квартета,

например, в разработке первой части, конечно же, не случайны: автор вос-

принимал романтику Кавказа в свете тревожных переживаний первого

военного лета.

Поздней осенью 1941 года обстановка на фронтах резко ухудшилась.

Враг подступал к воротам Кавказа. Группа эвакуированных артистов и

музыкантов вынунедена была перебазироваться на юг, в столицу Грузии

(23 ноября 1941 года). Древний Тбилиси восхитил Сергея Сергеевича сво-

им южным очарованием. С интересом осматривал он новую набережную

Куры и Ботанический сад на холме, вблизи старого кладбища.

Несмотря на трудности военного времени, музыкальная жизнь сто-

лицы Грузии не только не оскудела, но стала даже богаче, чем до войны.

В концертах выступали К. Н. Игумнов, В. И. Качалов, А. В. Гаук,

С. Е. Фейнберг, А. Л. Доливо. Прокофьев часто посещал филармонию,

грузинские театры; особенно увлек его спектакль «Отелло» в театре драмы

имени Руставели. Он с успехом дирижировал своим авторским симфониче-

ским концертом и дал несколько клавирабендов в Тбилиси, Баку и Ереване

(где его тепло принимал старый друг К. С. Сараджев). Это были последние

открытые выступления Прокофьева-пианиста: в последующие годы бо-

лезнь навсегда прервала его концертную деятельность.

Условия жизни в Тбилиси были нелегкими: «Надо сознаться, живем

туговато — так здесь все дорого,— писал в Москву Н. Мясковский.— Кроме

того, стоит небывало холодная зима... Но все же, хотя и трудно, но живем,

а многие и работают»

Материальные невзгоды в известной мере скрашивались теплой ат-

мосферой товарищества и трогательной взаимопомощи, сложившейся в

московской колонии музыкантов. Здесь находились также Мясковский,

Ламм, Нечаев — с семьями. Часто собирались в дружеском кругу, за чаш-

кой чая, много музицировали, обсуждали положение на фронтах и новости

искусства. Новые фрагменты «Войны и мира», рождавшиеся в Тбилиси,

систематически проигрывались то у Мясковских, то у Ламмов, то в скром-

ной комнатке Прокофьевых. Автор с жадностью ловил каждое здравое

предложение, каждую критическую мысль. Кое-что в новой опере казалось

«невыигрышным», «неоперным»; такие опасения высказывали даже самые

искренние доброжелатели автора, например, неизменно преданный

Н. Я. Мясковский: «Очень много поработал С. С. Прокофьев,— сюиту

«1941 год» (мне не очень нравящуюся), 2-й квартет на кабардинские и

балкарские темы (превосходный по музыке), и, наконец, уже 8 картин

(из И) оперы «Война и мир»,—сообщал Николай Яковлевич в письме

1 Письмо к В. Держановскому от 21 февраля 1942 г.

462:

от 21 февраля 1942 года. Музыку оперы он оценивал сдержанно: «Послед-

няя местами замечательна, но в его обычной манере: певцы преимущест-

венно «высказываются» на фоне чудесной музыки оркестра. Но музыка

везде первоклассная, местами очень сильная». В другом письме из Тбилиси

тот же Мясковский рассказывал: «Прокофьев кончил «Войну и мир». Хотя

музыка исключительная, но опера, вероятно, не выйдет: опять все то же —

сцена, сцена и сцена (словно это драма), словечки и т. д., а пения почти

нет. Кроме того, много лишних эпизодов. Но есть потрясающие сцены: у

старухи тетки (отчаяние Наташи Ростовой), смерть князя Андрея, конец

сцены в Москве (пожары, расстрелы, похороны)...»

Страхи по поводу того, что опера «не выйдет» оказались преувеличен-

ными; тем не менее некоторые критические соображения Мясковского

были обоснованы, о чем свидетельствовала дальнейшая упорная работа

автора по усовершенствованию драматургии и музыки «Войны и мира».

На первых домашних показах оперы в Тбилиси бывали Ю. Шапорин,

Л. Книппер, Ан. Александров, певцы Анатолий Доливо, Нина Дорлиак.

Сергей Сергеевич знакомил с любимым своим творением и В. Качалова,

В. Массалитинову, И. Грабаря. Артисты восторгались сценой бала у Элен,

картиной горящей Москвы. Говорили о важности привлечения синтетиче-

ских актеров-вокалистов, способных не только хорошо петь, но и в совер-

шенстве владеть сценическим искусством.

Сергей Сергеевич внимательно следил за успехами своих коллег, в

частности Д. Д. Шостаковича, чья Седьмая симфония, посвященная героям

Ленинграда, вызвала громадный общественный резонанс. В дни премьеры

симфонии в Куйбышеве и Москве он вместе со всей «музыкальной коло-

нией» старательно «ловил» ее по тбилисскому радио.

За семь месяцев пребывания в Грузии Сергей Сергеевич полностью

завершил первую редакцию оперы. «Я только кончил сочинять «Войну и

мир» — вышла предлиннющая опера,— писал он 5 апреля.— Оркестровать

можно будет параллельно с «Иваном Грозным» В Тбилиси были сочи-

нены последние пять картин, в том числе эпические сцены народно-массо-

вого характера и потрясающий своей психологической выразительностью

эпизод смерти Андрея. Работая над народно-хоровыми сценами, авторы ча-

сами просиживали в читальном зале Тбилисской библиотеки, изучая вос-

поминания о войне 1812 года, сборники старых солдатских песен, исследо-

вания Е. Тарле и записки Дениса Давыдова. В сборнике «Изгнание Напо-

леона из Москвы» были найдены стихи для некоторых народных и солдат-

ских хоров.

К середине апреля клавир «Войны и мира» был отослан с оказией в

Москву, в Ко>гитет по делам искусств. Вскоре состоялось первое проигры-

Цит. по воспоминаниям Б. Вольского, МДВ, стр. 532.

463:

вание музыки в стенах Комитета (в отсутствии автора). Всю оперу испол-

нили в четыре руки G. Рихтер и А. Ведерников. Музыканты, приглашен-

ные на прослушивание, были глубоко захвачены монументальным творе-

нием Прокофьева. Среди поклонников новой оперы оказался и Д. Д. Шо-

стакович, поздравивший автора приветственным письмом: «Впечатление у

меня осталось огромное,— писал Шостакович...— Мне кажется, что первые

четыре картины поистине великолепны. Проигрывая их, я задыхался от

восторга и некоторые моменты играл по многу раз...» ' Тогда же дирижер

С. А. Самосуд, возглавлявший коллектив Большого театра, взялся за по-

становку оперы, рассчитывая на некоторые драматургические доработки.

Едва завершив клавир оперы, Сергей Сергеевич уже занят Седьмой

сонатой, задуманной в эскизах еще в конце 1939 года. Сочинение поначалу

давалось нелегко: ряд моментов не удавался, но найдя нужный ход, он с

удивительной быстротой завершил работу. Весь сложный опус был сочи-

нен в течение второй половины апреля (дата окончания — 2 мая).

В Тбилиси рождалась также и музыка к фильму «Лермонтов» (режис-

сер А. Гендельштейн), начатая еще перед войной. За несколько майских

дней были сочинены эффектная сцена бала (два вальса, полонез, галоп) и

стилизованный эпизод воспоминаний из «Фенеллы». К сожалению, сце-

нарий К. Г. Паустовского был признан несвоевременным и «идейно по-

рочным» (конфликт поручика Лермонтова с армейской средой), и фильм

о поэте не вышел на экраны.

Просматривая однажды свежий номер газеты «Литература и искус-

ство», Сергей Сергеевич заинтересовался стихотворением Павла Антоколь-

ского «Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным». Динамичное пове-

ствование о мальчике-партизане, взорвавшем машину с фашистскими офи-

церами, увлекло композитора, и-он решил написать на эти стихи неболь-

шую кантату. Замысел, однако, пришлось временно отложить, так как

предстояла работа с С. М. Эйзенштейном над фильмом «Иван Грозный».

Еще в конце декабря режиссер приглашал своего друга в Алма-Ату,

где размещались киностудии, эвакуированные из Москвы и Ленинграда.

Можно представить себе, с какой заинтересованностью принял Сергей

Сергеевич предложение Эйзенштейна, о котором они уславливались

еще накануне войны. «Грозный» будет сниматься,—писал Эйзенштейн.—

Начну, видимо, с конца зимы... Товарищу композитору предоставлено ве-

ликое раздолье во всех направлениях» «Твое письмо [прибыло] как раз

во время,— отвечал Прокофьев,— дописываю последние такты «Войны и

мира», а следовательно, в ближайшее время имею возможность подпасть

' Из письма от 4 мая 1942 г. Цит. по статье М. Мендельсон. «Советская музыка»,

1961, № 4, стр. 98.

2 Из письма от 23 декабря 1941 г. Цит. по журналу «Советская музыка», 1961,

№ 4, стр. 107.

464:

под твое иго» С нетерпением ждал композитор получения сценария, что-

бы погрузиться в новый для него сюжетный материал. «С нежностью

смотрю вперед на нашу совместную работу»,—добавлял он в том же

письме.

В конце июня 1942 года Сергей Сергеевич с женой, покинув Тбилиси,

отправились в столицу Казахстана — Алма-Ату. «29-го от нас в Алма-Ату

уехали Прокофьевы. Очень жаль, чувствуем себя осиротелыми»,— писал

в Москву Н. Я. Мясковский. Такие же чувства испытывали и уезжавшие:

«Грустно было прощаться с друзьями, с которыми мы так сблизились за

эти девять месяцев» Перед отъездом Сергей Сергеевич показал своим то-

варипцам Седьмую сонату, которую Мясковский в одном из писем назвал

«превосходно дикой»

Путешествие в Алма-Ату через Баку, Каспийское море, Красноводск

и Туркменские степи было длительным и нелегким, но и в пути Сергей

Сергеевич не терял времени, ухитряясь даже в каюте каспийского паро-

хода продолжать оркестровку «Войны и мира».

По дороге были остановки в Баку и Ташкенте. Прокофьевы побывали

в Азербайджанском театре, на спектакле оперы Ниязи «Хосров и Ширин»;

по инициативе режиссера В. Раппопорта композитор исполнил для группы

оперных артистов музыку «Войны и мира». В Ташкенте путешественников

дружески принимал поэт Владимир Луговской, темпераментно читавший

свои стихи, написанные для песенных эпизодов фильма «Иван Грозный».

Так завершился для Сергея Сергеевича первый год войны, связанный

с пребыванием на Кавказе. Урожай этого трудного года был огромен: три

крупных сочинения — опера, квартет и соната, не считая нескольких песен

и сюиты «1941 год». Одна только капитальнейшая опера из одиннадцати

картин потребовала бы от любого другого автора многих лет кропотливого

труда.

Внешне спокойный, всегда исполненный бодрости и оптимизма, ком-

позитор не склонен к выражению отчаяния, страха, горечи. Тем не менее

впечатления первого военного года оставляют глубокий след в его чуткой

;^yшe. С болью узнает он о гибели добрых друзей (А. Афиногенов, павший

зимой 1941 года от взрыва фашистской бомбы, Б. Демчинский, умерший от

голода в дни ленинградской блокады, В. Держановский, скончавшийся в

тяжелых условиях прифронтовой Москвы . Тягостные вести приходили

из осажденного Ленинграда, где оставались многие старые друзья —

Б. В. Асафьев с семьей, Вера Алперс, Элеонора Тонтегоде-Дамская. «Да,

' Из письма к С. М. Эйзенштейну от 29 марта 1942 г.

^ Из цит. воспоминаний М. А. Мендельсон-Прокофьевой.

' Письмо к В. Держановскому от 27 июня 1942 г.

* «Горько оплакиваю старого дорогого друга»,—телеграфировал он в октябре

1942 года в Москву вдове внезапно скончавшегося В. В. Держановского.

30 Жизнь С. Прокофьева 465

вам пришлось вместе со всеми ленинградцами проити через суровые и

геройские дни,— писал он позднее В. В. Алперс,— и я рад, что вам уда-

лось пронести себя через эту эпоху»

Летом и осенью 1942 года шли тяжелые бои на юге п юго-востоке.

Фашистские армии прорвались к Волге и Кавказу. Места, где год назад

Сергей Сергеевич трудился над оперой и квартетом, превратились в арену

кровопролитной битвы.

Уже в первый год войны композитор не раз убеждался в том, сколь

своевременными и нужными оказались его недавно созданные творения.

Они многократно исполнялись в концертах и по радио, возбуждая чувства

гордости за русскую культуру. Это относится прежде всего к замечатель-

ной музыке «Александра Невского», зазвучавшей с новой силой в кино п

концертных залах. Кантату «Александр Невский» с успехом исполнял Го-

сударственный симфонический оркестр Союза ССР во время гастролей по

городам Средней Азии и Казахстана. В апреле 1942 года кантата звучала

в Свердловской филармонии в память о 700-летии битвы па Чудском озере

(в перерывах, перед третьей и пятой частями, читались отрывки из поэмы

К. Симонова «Ледовое побоиш;е»).

В дни обороны Севастополя, зимой и весной 1942 года, фильм «Алек-

сандр Невский» демонстрировался перед матросами и солдатами; защит-

ники города-героя смотрели его в подземных убежищах у переднего края

обороны. «Потрясающее впечатление произвела песня «Вставайте, люди

русские». Усиленная резонансом подземелья, она властно захватывала

душу»,— вспоминает участник Севастопольской эпопеи^.

В эти годы еще более возросла популярность нашего композитора за

рубежом, в странах антигитлеровской коалиции. Совместная борьба укре-

пила культурные связи СССР с народами США и Англии, что сказалось и

в усилившемся интересе к советской музыке. «В настоящее время в Анг-

лии русская музыка популярнее, чем когда бы то ни было»,— сообщал в

письме Союзу советских композиторов главный дирижер английского ра-

дио Адриан Боулт. В Англии и Соединенных Штатах с триумфом шла

кантата «Александр Невский». В Нью-Йорке ее исполнял оркестр Нацио-

нального радио (NBC) под управлением Леопольда Стоковского, при уча-

стии Вестминстерского хора и певицы Дженни Турель. Критика отмечала

созвучность основного настроения кантаты — освободительной борьбе со-

ветского народа. «Это произведение с исключительной драматичностью

напоминает о военном положении России сегодня»,—утверждал критик

«New York Times» Олин Дауне. Вспоминая о разгроме псов-рыцарей дру-

жинами Александра, Дауне с уверенностью писал, что ныне «история по-

' Из письма от 24 мая 1944 г.

2 В. Борисов. Подвиг Севастополя. «Знамя», 1950, № 4, стр. 114.

406:

вторяется» и что «мы находимся в процессе операции, которые положат

конец немецкой мечте о господстве на Востоке».

Виднейшие артисты США и Англии считали для себя высокой честью

познакомить публику с новыми сочинениями советских мастеров. Тоска-

нини, Кусевицкий, Стоковский с исключительным успехом ставили Седь-

мую симфонию Шостаковича. Газеты утверждали, что творчество Про-

кофьева в сезоне 1941/42 года «находится па гребне популярности у испол-

нителей и оркестров»

Позднее, в 1943 году, пианист Владимир Горовиц первым в США сы-

грал прокофьевскую Седьмую сонату, вызвав единодушные восторги ре-

цензентов. «Эта пьеса по-своему так же характерна для потрясаемой вой-

ной России, как и Седьмая симфония Шостаковича,— отмечал критик га-

зеты «Chicago Sun».— В неумолимом ритме финала есть что-то героиче-

ское, внушающее представление о непреклонной воле народа, которому не

суждено испытать поражение».

Как только в Нью-Йорке узнали о завершении «Войны и мира», сразу

же возникла идея постановки патриотической оперы на сцене театра «Ме-

трополитен». Инициатива принадлежала Леопольду Стоковскому. Сергей

Сергеевич, польш;енный его предложением, заботился о своевременной по-

сылке нот и об организации перевода. Однако, он справедливо считал, что

«опера должна пойти сначала у нас, а потом уже в Америке»

Были и другие заказы из США, оставшиеся неосуществленными: аме-

риканское радио просило написать небольшую «оркестровую пьесу минут

па 15», знаменитая певица Лили Попе обращалась с просьбой сочинить

для нее виртуозную колоратурную пьесу... Дальность расстояния и загру-

женность другими работами помешала выполнению этих заказов.

Аудитории многих стран с усилившейся симпатией воспринимали та-

кие произведения Прокофьева, как Классическая симфония, «Скифская

сюита», «Петя и волк», «Поручик Киже», сюиты из «Ромео и Джульетты»,

Шестая соната. Знаменитый балетмейстер Михаил Фокин, оказавшийся в

годы войны в США, поставил на музыку «Поручика Киже» одноактный

балет «Русский солдат», посвященный победам Советской армии (спек-

такль в декорациях М. Добужинского шел на сцене «Метрополитен-Опе-

ра»). Слушая прокофьевскую музыку, простые люди за рубежом выражали

свои симпатии к новой русской культуре, к советскому народу, героически

сражавшемуся с фашизмом.

Думал ли Сергей Сергеевич, что трудная судьба забросит его за три

тысячи километров от Москвы, в далекий азиатский город, бывший каза-

чий форпост в Семиречье, раскинувшийся у подножья Ала-Тау? Столица

' См. «Evening Star» от 25 февраля 1942 г., статья Алисы Эверсмен.

2 Из письма к Г. М. Шнеерсону от 6 июля 1943 г.

467:

Казахстана понравилась ему широкими тенистыми улицами, новизной со-

временных зданий и полудеревенской тишью окраин. «Алма-Ата — прият-

ное место с умеренным климатом и массой зелени,— писал он П. А. Лам-

му.— Жаль только, что далеко московские друзья, с которыми мы так

мило проводили время в Тбилиси»

Год, прожитый в Казахстане, составил очередную третью главу эва-

куационной одиссеи Прокофьева: здесь была оркестрована опера, напи-

сана «Баллада о мальчике», начаты музыка к «Ивану Грозному» и Флей-

товая соната. Небольшая комната в гостинице «Дом Советов» — с взятым

на прокат роялем и сверхскромной меблировкой — стала его рабочим каби-

нетом. «Почти всю комнату занимал рояль и ноты. Ноты были повсюду:

на инструменте, на полу, на стульях, на подоконнике,— рассказывает

Г. С. Уланова.— Прокофьев был деятелен, бодр, полон замыслов»

Бытовые условия в Алма-Ате оказались еш;е более суровыми, чем на

Кавказе, особенно в зимнее время. Иногда выключали электричество и это

больно отражалось на строго рассчитанном трудовом режиме композитора.

Нелегко было и с продовольствием. Бодрили и согревали Прокофьевых по-

стоянные встречи с Сергеем Эйзенштейном, по-братски приветствовавшим

их в казахской столице. Автор «Ивана Грозного» был всецело захвачен

идеей нового фильма. Он познакомил композитора со сценарием и изложил

свой план музыкального оформления. С этой целью Прокофьеву был вру-

чен в середине июля детально разработанный список тем («Темник»), в

котором намечалось содержание необходимых музыкальных фрагментов.

Кроме того, Эйзенштейн — отличный художник — рисовал для композито-

ра карандашные эскизы важнейших кусков фильма, требовавших участия

музыки. Сергей Сергеевич так привык к этим графическим «шпаргалкам»,

что отказывался сочинять, пока не получал очередных эскизов.

Алма-Ата в то время считалась «городом кинематографистов», и Сер-

гей Сергеевич сразу стал одним из основных композиторов Центральной

объединенной киностудии. Пока шла подготовка к съемкам «Ивана Гроз-

ного», он писал музыку к фильмам «Котовский» (режиссер А. Файнцим-

мер), «Тоня» (режиссер А. Роом), работал над оформлением «Лермон-

това». Несколько танцев, сочиненные для «Лермонтова» (Контрданс,

«Мефисто-вальс»), вошли затем в цикл фортепианных транскрипций ор.

96. В музыке к «Котовскому» запоминались остро обличительные характе-

ристики немецких оккупантов — своеобразная аналогия драматическим

сценам «Котко».

Наибольший интерес для Прокофьева представляла, конечно, работа

над «Иваном Грозным». Не дожидаясь начала съемок, он с увлечением со-

' Из письма от 17 июля 1942 г.

2 МДВ, стр. 436.

468:

чинял музыку будущего фильма. Первым — в ноябре 1942 года — был на-

писан хор «Клятва опричников» (для второй серии). За ним последо-

вали — песня «Океан-море» (которую поет нянька маленькому царевичу)

и зловещая колыбельная «Про бобра», предназначенная для мятежной

боярыни Евфросиньи Старицкой. Предполагалось, что эти музыкальные

сцены будут сниматься под заранее записанные фонограммы.

В тесном номере алма-атинской гостиницы завершалась огромная ра-

бота над оркестровкой «Войны и мира», начатая еще во время путешествия

с Кавказа (Баку — Красноводск, каюта парохода). Уже в конце июня, че-

рез месяц после переезда в Казахстан, композитор писал Мясковскому: «Я

соркестровал все, что можно в «Войне и мире», т. е. все картины, кроме

трех народных» А к концу лета в одном из писем говорилось о близком

завершении всей партитуры («Я здесь много строчу всякой музыки и доор-

кестровываю «Войну и мир»

Работа над оркестровкой тормозилась необходимостью ввести в текст

оперы дополнения и изменения, требуемые Комитетом по делам искусств.

Письма от Комитета, полученные в начале июля, обрадовали, но и крайне

озаботили композитора. Он узнал о триумфальном успехе недавних про-

слушиваний и о самой высокой оценке лирических сцен. Но заказчики со-

ветовали усилить линию героико-патриотическую — за счет сокращения

второстепенных бытовых эпизодов. Эти рекомендации, в общем, совпадали

с намерениями автора.

По инициативе С. А. Самосуда постановку «Войны и мира» в Большом

театре предполагалось поручить С. М. Эйзенштейну. Несмотря на заня-

тость «Иваном Грозным», Сергей Михайлович принял это предложение

и начал работать с Прокофьевым над усовершенствованием первой редак-

ции оперы.

Так всемирно известный кинематографист, автор «Броненосца «По-

темкина» и «Невского», включился в работу над оперным шедевром Про-

кофьева. Друзья часами просиживали за фортепиано, и композитор посте-

пенно пропел Эйзенштейну все одиннадцать картин, рассчитывая на его

советы. С присущим ему чутьем драматурга, великий режиссер подсказал

ряд важных идей, касающихся историко-эпических фрагментов (ему при-

надлежала, в частности, идея «зловеще воющего» оркестрового пейзажа,

изображающего метель на Смоленской дороге). Были разговоры и о лири-

ческих сценах: Сергей Михайлович настаивал на включении сцены Ново-

годнего бала с первой встречей Наташи и Андрея®. «Обдумывая поста-

новку, Эйзенштейн стал даже делать зарисовки-эскизы планировки про-

1 Из письма от 29 июня 1942 г.

2 Из письма от 14 сентября 1942 г.

^ Как известно, эта сцена была написана уже позднее, в 1947 году по настоя-

нию С. А. Самосуда.

469:

странственного и цветового решения отдельных эпизодов «Войны и мира»

(в его архиве сохранилось свыше десятка таких набросков)»

Задуманные доработки были сделаны в тесном контакте с Эйзенштей-

ном, предложившим ряд интересных идей. «Военная» часть оперы идет

сейчас с гораздо большим драматическим напряжением,— сообщал Сергей

Сергеевич,— Осталось еще сделать хоровое вступление на тему о двунаде-

сяти языках, которое явится как бы эпиграфом ко всей опере» Это орато-

риальная заставка, исполненная могучего напряжения, была сочинена той

же осенью в качестве вступления к гигантской оперной эпопее; циклопи-

ческая мощь и крайнее драматическое возбуждение роднят ее с оркестро-

вым эпиграфом к Октябрьской кантате 1937 года.

Между тем неуемная фантазия композитора искала выхода в новых и

новых творческих идеях. «Я, кроме фильмов, пишу небольшую драмати-

ческую кантатку и выпросил у Москвы заказ на сонату для флейты и фор-

тепиано»,—писал Прокофьев Мясковскому в начале октября ^ «Как Вы

много насочиняли, ужас! Что это за драматическая кантата? Напишите

подробнее...»,— нетерпеливо вопрошал Мясковский^.

События второго военного лета — вести о громадных потерях на фрон-

тах, о боях на Волге и на Кавказе — огорчали и тревожили всех советских

людей. «Горькое лето 1942 года...—писал Илья Эренбург.—...Страшно

было подумать, что бюргер из Дюссельдорфа прогуливается по Пятигор-

ску, что марбургские бурши дивятся пескам Калмыкии»

«Баллада о ма.пьчике, оставшемся неизвестным»

Переживания той тревожной поры нашли своеобразное отражение в

«Балладе о мальчике, оставшемся неизвестным». «В центре кантаты,—

сообщал композитор,— взволнованная повесть о мальчике, у которого фа-

шисты убили мать, сестру, отняли счастливое детство. Потрясенная душа

мальчика мужает. Во время отступления врагов он взрывает гранатой ав-

томобиль с фашистским командованием. Имя и судьба мальчика остаются

неизвестными, но слава о его храбром поступке облетает тыл и фронт и

зовет вперед». «Мне хотелось,— добавлял Сергей Сергеевич,— чтобы кан-

тата получилась стремительной и драматичной»

«Баллада о мальчике» написана в форме одночастной вокально-сим-

фонической поэмы или лапидарного «музыкального рассказа». Смешанный

' См.: С. Самосуд. Встречи с Прокофьевым. Сб. «Сергей Прокофьев. Статьи

и материалы», стр. 137.

2 Цит. по статье М. А. Мендельсон в «Советской музыке», 1961, № 4, стр. 103.

2 Письмо из Алма-Аты от 2 октября 1942 г.

Из письма от 21 октября 1942 г.

= И. Эренбург. Соч., т. IX, стр. 333.

® Из статьи С. Прокофьева «Мои работы за время войны». БОКС, 1945.

470: